Ксения Татьмянина - Связующие нити (СИ)

Не очень я любила это. Не критики боялась, не похвалы стеснялась, мне, по сути, не важно было, что кто скажет. Только показывать было нечего, — я большей частью тренировалась над орнаментами и неформальными композициями, а натюрморты, пейзажи и жанровые произведения оставила в прошлом.

— Да… есть одна работа. Если вы так хотите увидеть, то, пожалуйста.

Пару недель назад я отошла от правил и поддалась одному желанию нарисовать портрет. И название придумалось раньше, чем я сделала первый штрих: «Портрет идеального мужчины».

Это была пастель, пятьдесят на семьдесят, под матовым антибликовым стеклом.

Глаза с внимательным прищуром. Глубокая тень от переносицы и узкого с горбинкой носа падала на правую половину его лица. Широкие и выступающие скулы, впалые щёки, отчетливая линия губ. Черты его лица хоть и были резковаты и худы, он этим был по — своему красив.

— Это одна из последних работ.

— А кто это?

— Это… — я заулыбалась, — один незнакомец, который однажды одолжил девушке зонтик.

— Вам?

— Мне. Вопросы ещё есть? Тогда в следующий раз ровно к восьми я вас жду с ответом на сегодняшнюю задачу. Подумайте.

— До свиданья.

В мастерской я осталась одна. Отставила портрет к дальней стенке, встала напротив него и долго смотрела. Как хорошо же я помнила его черты… до мелочей. И до мелочей помнила тот день, когда мы встретились.

Проверив окна, снова переобувшись из туфель в сапоги, накинув пальто и шарф, я бросила последний взгляд на своего Тристана и подумала: а если б тогда всё пошло не так…

Была середина лета. Июль.

Небо выцвело от зноя, а в городе на улицах застаивалась пыль и смог. Дождей не было три недели, а температура была около тридцати.

Среди этой горячей поры, я и мои подруги, уставшие от духоты и мечтающие выбраться поближе к воде, решили поздним субботним утром, часов в одиннадцать, собраться на одной общей для всех остановке и на загородном маршруте добраться до прибрежной пустующей дачи. В тот год я ещё жила с родителями за городом возле холмов, и ехать от дома до места встречи было около часа. Я была одета по — летнему — в льняной сарафан, босоножки, и с собой я взяла только сумку через плечо, куда вполне вместилось необходимое — кошелёк, зубная щётка, майка вместо ночнушки и, конечно, купальник. За час пути на город налетели тучи, хлынул ливень стеной, и из маршрутного такси я выпрыгнула сразу под крышу остановки, спрятавшись в самый дальний угол убежища, чтобы брызги от машин не долетали до меня.

Подруги маячили на другой стороне, а, заметив, закричали что‑то и засмеялись. Как мне было жалко свои босоножки, когда я смотрела на потоки воды. Даже если я перебегу на ту сторону очень быстро, я успею вымокнуть насквозь. А ливень рвал небо по швам, не выдерживая собственного напора, и хлестал вместе с ветрами как морской шторм. Через пять минут девчонки призывно замахали мне руками, увидев, что на дальнем перекрестке замаячило синее пятнышко спецмаршрута. Упустить нельзя, — он ходил раз в два часа строго по расписанию.

Что было делать? У меня была мысль разуться и бежать босиком, спрятав обувь во всё ту же сумку, но сейчас на это не оставалось времени. Я выглядывала на дорогу, пропуская транспорт, готовая бежать при первой возможности, как вдруг какой‑то долговязый тип в сером костюме нажал на кнопочку автоматического зонта, распахнул передо мной чёрный купол и сказал:

— Держи, скорей!

Я схватилась за ручку, думая, что этот услужливый мужчина тоже торопится на автобус, и сейчас мы побежим под одним зонтом. Но в следующее мгновение он подхватил меня на руки и стал переходить дорогу. Я так опешила, что не смогла возмутиться, только с изумлением смотрела на незнакомца и едва удерживала зонт. Он на меня не смотрел совсем, он был сосредоточен на дороге, и прямо по глубоким лужам срезал путь от пешеходного перехода к уже остановившемуся на той стороне автобусу.

— Скорей!

Одна из подружек уже последней заскакивала в салон, когда мужчина поставил меня на подножку, выпрямился, и наконец‑то посмотрел мне в глаза. Я выставила вперёд руку, он перехватил из неё зонт, и двери тут же сомкнулись с резким дребезжащим рывком. Рядом захохотали девчонки:

— Обалдеть! Вот выкрутилась, — до нитки сухая.

Этот поступок со стороны постороннего человека нашёл среди моих подруг восхищение. Мы устроились на четырёх местах посередине, водитель уже объявлял следующую остановку, а меня вдруг резануло нечто невосполнимое. Улица заворачивала направо, автобус переждал короткий светофор, и я ощутила поворот своей судьбы. Этот взрыв мыслей, несущихся со скоростью света в моей голове, с диссонансными перестуками испуганного сердца наслал на меня оцепенение: «Сейчас я уеду. И он уедет или уйдёт. Каждую секунду сейчас мы отдаляемся друг от друга… что‑то не так. Не то что‑то. Очень глупо. Бежать назад? Даже если вернусь, даже если он ещё никуда не ушёл, что я скажу? Это будет неудобно. А если его там уже нет, то тем более».

Но каждый метр дороги до предела натягивал во мне предчувствие ошибки. И каждый шаг времени тоже. До этой точки и до этой минуты есть шанс что‑то исправить, а после уже не будет. Я и незнакомец разойдёмся во времени и пространстве, чтобы никогда и нигде больше не встретиться…

Я пыталась сама себя утихомирить, думая: «Да что я, в самом деле… с чего я взяла, что он для меня или я для него имеем хоть малейшее значение? Тоже мне, судьбоносная встреча… Забудь, и расслабься. Всё равно уже уехала».

Предавшись воспоминаниям, я снова, как и утром, шла через парк обратной дорогой. Прохожих прибавилось, у каждого встречного было хорошее настроение, и я тоже волей — неволей полуулыбалась от солнца и от подхваченных чувств, пережитых в прошлом.

Для того и существовало реставрационное агентство, чтобы возвращать утраченные возможности. И шла бы я сейчас не по этим подтаявшим мартовским аллеям, а по узким улочкам и ноги бы меня несли к дверям «Сожженного моста», где тихий голос спросил бы: вы потеряли человека? А я бы с навернувшимися слезами и горечью закричала: да! да! да! Это было летом, пять лет назад!

— Осторожно, двери закрываются…

«Не могу! Нет! Вернись! Вернись! А то поздно будет… и никогда, понимаешь, никогда этого дня будет не возвратить! Вернись!»

— Стойте! — я сорвалась с места, кинулась к дверям, открытой ладонью стала вбивать кнопку «остановка по требованию». — Стойте! Остановите автобус!

Пассажиры заволновались, но транспорт встал, выпустил меня, и я побежала. Чем ближе я была к тому месту, тем больше меня отпускало отчаянье, что я совершила непоправимую ошибку, оставшись в автобусе. Пусть это будет самая невероятная глупость в моей жизни, пусть мне будет очень стыдно за свою наивность, но я бежала обратно. Ноги в размокшей обуви скользили, ткань сарафана прилипла, волосы, превратившись в мокрые хлыстики, и прилипли к щекам.