Инна Кублицкая - Год Грифона

Около громады Инвауто-та-Ваунхо мальчишки застали странное, необычное для этого места оживление. Мрачные люди, большей частью монахи, искали что-то под обрывом, в широкой полосе, откуда с отливом ушло море.

— Что случилось? — спросил Ролнек монаха, который выглядел не очень пугливым.

— Монахиня сошла с ума и бросилась со стены. Теперь тело ищем. Но кажется, море утащило с собой…

Ролнек повел свою команду дальше. Мальчишки были сыты и поэтому равнодушно смотрели на дары отступившего моря, разве что иногда нагибались за горьковатыми ярко-зелеными лопушками водорослей; эти водоросли считались лакомством из-за своеобразного вкуса.

— А может, эта женщина вовсе не сошла с ума, — заявил вдруг рыжий Смирол, который по годам был немного старше Ролнека, но выглядел не так солидно из-за тонкого, даже хлипкого сложения. Многие удивлядись, как он, такой слабый, ухитрился дожить до самого совершеннолетия, но Смирол компенсировал недостаток силы ловкостью, умением изворачи ваться, в конце-концов — каким-то непостижимым нюхом на опасность.

Ролнек спросил его, куда в таком случае делась женщина.

— Может, в монастыре где-то прячется, — отозвался Рыжий. — А скорее всего — сбежала. Я бы тоже в монастыре долго не высидел.

— Да как же она сбежала? — спросил Ролнек.

— Ну что, я еще тебя учить буду? — удивился его непонятливости Рыжий. — По веревке спустилась.

— А ее сообщница отвязала веревку и спрятала?

— Она могла и сама веревку отвязать, — объявил Рыжий.

По мнению Ролнека, Смирол увлекся беспочвенными выдумками.

— Представляю, как эта баба спускается вниз, — презрительно сказал Ролнек.

Смирол не слушал, он уже приглядывался к стенам, прикидывая, где могла спуститься беглянка. Ребята шли за ним. Младший, Таву-аро, внимательно глядел по сторонам. Двое других тоже увлеклись поисками, а Ролнек брел за ними, посмеиваясь.

Таву-аро первым заметил камень, который недавно двигали. Смирол, как коршун, кинулся туда, тщательно осмотрел и, вскричав: «Ну, что я говорил?», откатил камень в сторону. Аккуратно сложенная веревка лежала там.

— Что скажешь? — спросил он Ролнека.

Тот прикидывал высоту стены.

— Похоже, ты прав, — согласился Ролнек.

— Похоже!.. — фыркнул Рыжий.

Ролнек сказал:

— Давайте поищем!

— Вопрос, — проговорил один из мальчишек.

— Какой?

— Должны ли эти, — мальчишка махнул в сторону полосы отлива, — знать, что она жива?

— А зачем? — возразил Ролнек. — Какое нам до них дело? Пусть ищут утопленницу. Рыжий, веревку забери с собой.

Мальчишки разбежались в поисках следов. Ролнек придержал Смирола:

— Не спеши, пусть младшие потренируются.

Смирол пожал плечами; он и так был доволен, что его выдумка оказалась правдой.

— Пусть ищут, — сказал он весело. — Только боюсь, не так уж легко и найдут. У девки были хорошие учителя.

— Да, — согласился Ролнек. — Этот трюк с веревкой — из хокарэмского арсенала.

Смиролу не понравилась ирония Ролнека.

— А как мало следов? — добавил Рыжий, — ведь она шла ночью.

Они неторопливо следовали за убежавшими вперед малышами. Следов и вправду было мало, мальчики то и дело разбредались, разыскивая очередной след, найдя же, подзывали к себе короткими возгласами, который несведущий человек мог принять за крики какой-нибудь птицы.

Но беглянка тоже имела кое-какой опыт, и негромкие голоса разбудили ее. Она прислушалась. Хокарэмы? Что-то невероятное. Хокарэмам нечего делать на Святом острове. Под страхом смерти им запрещается посешать Ваунхо без разрешения канцелярии Высочайшего Союза. А у этих, похоже, есть разрешение, раз они в открытую занимаются охотой на людей.

Хокарэмы приближались. «Они ищут меня,»- догадалась девушка. Она осторожно выбралась из хижины, прислушалась, определяя, где нажодятся хокарэмы. Когда-то ее учили ходить бесшумно, не оставляя за собой следов, и она, хоть окружающий ее кустарник казался совершенно чужим, побежала по редколесью, путая след. Первым движением было — бежать в сторону, противоположную той, откуда шли хокарэмы, но она быстро опомнилась и скользнула влево, туда, где в отдалении шумело море. У нее было время; пока она еще могла бежать, пока хокарэмы были еще слишком далеко; их полуптичти голоса только-только всплеснулись перекличкой, показавшей, что они обнаружили избушку, в которой она ночевала.

Трое мальчишек, которые шли по следу, девушку не заметили, но двое, которые шли сзади, цепко подмечали то, что упустили младшие. С холма они углядели среди темно-зеленого можжевельника белый лоскут и неторопливо свернули туда, оставив деловито рыскающих по перелеску малышей по правую руку.

Девушка оглянулась и замерла. С высокого пригорка, заслоняя солнце, прямо к ней спускались двое, и подчеркнутая подтянутость их фигур не позволяла сомневаться в том, кто это.

Беглянка метнулась в сторону, хотя поняла, что уже поздно. Не оставалось ни единого шанса на удачу, однако смотреть, как неспешно приближаются к ней враги, не нашлось сил. Она пустилась бежать, но далеко убежать не успела: нога вдруг провалилась в нору и чьи-то острые зубы впились в щиколотку.

Когда не везет — не везет во всем. Девушка с усилием вытащила ногу, на которой висел намертво вцепившийся серый боратхо. Боратхо — зверь хищный, но интересуется обычно лесными пичугами, не унижаясь до разбоев в курятниках. Нрав у него мирный, однако при сильном испуге, кусая, боратно сжимает зубы и разжать их уже не может.

Беглянка опустилась на одно колено, взялась за сведенные челюсти зверя, но отцепить его не смогла.

Юноши подошли к ней. Ролнек присел рядом, просунул между челюстями зверька свой нож и, действуя им, как рычагом, освободил ногу девушки.

Брошенный на землю боратхо с явственным звуком вздохнул, нервно зевнул, показывая длинные клыки, и бочком, бочком, пока на него никто не обращает внимания, сбежал, метя за собой пушистым хвостом с черным кончиком.

Ролнек разглядывал рану. Она не была опасной, но зубы боратхо были грязными, и эта грязь, безусловно, могла попасть глубоко в рану. А может оказаться и еще серьезнее: Ролнек слышал о случаях, когда после вот таких укусов люди заболевали бешенством или, упаси боже, чумой. Правда, боратхо не выглядел больным.

Ролнек из ладанки присыпал рану еле видным слоем порошка лисьего корня и, оторвав полоску от подола монашеского одеяния девушки, забинтовал ногу.

— Больно? — спросил он, подняв глаза на побледневшее лицо беглянки.

Она не ответила.

— Таву-аро, — сказал Ролнек, — беги-ка домой, разводи огонь и готовь обед.