Сергей Михайлов - Трещина

Еле заметным движением вождь приказал дикарям отпустить пленника. Как только железные тиски перестали сжимать хилое тело Мухина, наш герой сразу же перешел к действиям. Он подскочил к рыжему, заговорщически подмигнул и разжал кулак – на ладони лежали спички.

– Хочешь, я отдам их тебе? – торопливо зашептал Мухин. -Знаешь, что это такое? Да откуда тебе знать, обезьяна рыжая! Это спички! На, возьми! Только штаны отдай, Христом Богом тебя молю!

Вождь вопросительно посмотрел на коробок, но взять его не решился.

– А-а, боишься! – не унимался Мухин. – Не знаешь, с чем это едят! Хорошо, сейчас покажу, рыжая ты образина… Сейчас!

С этими словами Мухин вынул одну спичку и чиркнул ею о коробок. Спичка загорелась.

– Вот! – торжествующе воскликнул Мухин, поднимая спичку над головой. – Вот! Огонь! Видите? Это огонь! И это я отдам вам, если вы отдадите мне штаны. Идет?

Теперь Мухин обращался ко всему племени, понимая, что произвел должный эффект.

– О-о-о! – промычал вождь, что должно было означать на языке дикарей крайнюю степень удивления.

– Да не окай ты, Фантомас лохматый! Давай лучше меняться: я тебе спички, а ты мне штаны… И плащ в придачу. Идет?

Но рыжий более не слушал Мухина: магический коробок, который делал огонь, полностью завладел его сознанием. Он протянул было руку за спичками, но Мухин быстро спрятал их за спину.

– Э-э, нет, так не пойдет! Сначала штаны.

Рыжий дал знак, и его нукеры мигом освободили нашего несчастного героя от его драгоценной ноши. Потирая ушибленное плечо, Мухин процедил сквозь зубы:

– Ну ладно, рыжий, я тебе это припомню…

А рыжий тем временем решил повторить опыт со спичками. Он долго ковырял коробок своими толстыми неуклюжими пальцами, пытаясь его открыть, а когда наконец открыл, то никак не мог понять, как из его содержимого добыть огонь.

Пока внимание дикарей было привлечено необычным предметом, Мухин незаметно пробрался к своей одежде и начал судорожно натягивать на себя бесценные брюки. Но не успел он застегнуть последнюю пуговицу, как вождь, заметив хитрый маневр пленника, взмахнул рукой, и два здоровенных дикаря вмиг выдернули Мухина из вышеупомянутого предмета мужского туалета.

– У-у-у! – в исступлении выл Мухин, брыкаясь и лягаясь. -Обезьяны безмозглые!

Вождь, поняв, наконец, назначение брюк, с интересом повертел их в руках и не без труда натянул на себя. Брюки угрожающе затрещали по швам, не в силах вместить в себя толстые узловатые ноги вождя.

– Осторожнее, идиот! – заорал Мухин. – Порвешь!

Гул восхищения пронесся по толпе голоногих дикарей. Вождь, польщенный вниманием своих подданных, поднял коробок со спичками над головой и испустил торжествующий вопль. Еще бы! Он стал обладателем таких ценностей, которые ни одному порядочному дикарю даже не снились.

Но вот вождь как-то неудачно повернулся, и пуговицы с треском посыпались на истоптанную сотнями босых ног землю. Брюки, расползшиеся по швам и лишенные пуговиц, свалились с ног вождя, представив взорам дикарей достаточно неприглядную картину. Вождь сразу помрачнел и глухо зарычал. Его взгляд, брошенный на Мухина из-под густых насупленных бровей, не предвещал ничего хорошего. Такого позора местный властитель простить пленнику не мог.

Мухин понял это, и сердце его сжалось от страха. Бежать! Бежать куда глаза глядят! Другого выхода не было… Подумав хоть немного, Мухин бы понял, что бежать некуда, а если бы даже и было куда, то все равно его догонят, но рассудок нашего героя был всецело во власти ужаса перед грядущей расправой, поэтому требовать от него разумного решения в этой ситуации было бы просто нелепо. Тем не менее именно это решение спасло ему жизнь.

– Ки-и-ия! – завизжал Мухин, подражая где-то слышанному боевому кличу каратистов, и бросился в самую гущу толпы. Дикари, стоявшие ближе всех, машинально отскочили в сторону, давая дорогу свихнувшемуся пленнику; те, что стояли в гуще толпы, последовали их примеру, открывая тем самым путь к бегству.

– Бей рыжих! – орал Мухин, приводя в трепет и недоумение своих далеких предков.

Во все времена безумие почиталось у дикарей как нечто священное. Люди, лишенные рассудка, внушали им чувство благоговейного трепета и животного ужаса. Неписаные законы требовали от дикарей всех эпох и континентов всячески оберегать жизнь безумных, не говоря уж, – не дай Бог! – о посягательстве на нее, а также содействовать им в их "священных" деяниях. Именно такого человека увидели дикари в несущемся на них с вытаращенными глазами, одуревшем от страха пленнике.

И именно поэтому ему беспрепятственно дали бежать. И лишь когда Мухин был уже за пределами первобытного стойбища, вождь яростно заревел, призывая своих подданных вернуть беглеца. Дюжина рыжих атлетов ринулась в погоню.

Организм, отравленный алкоголем, не выдерживал этой бешеной гонки, но желание выжить придавало силы бедному Мухину, и он несся по холмам, гонимый страхом и вновь вспыхнувшей надеждой на избавление от этого первобытного кошмара. Едкий пот заливал глаза, воздух с хрипом вырывался из прокуренных легких, ноги подкашивались от чрезмерного напряжения, но он бежал, одержимый единственной мыслью: уйти от преследователей. Он бежал наугад, не разбирая дороги, поминутно падая и чертыхаясь. Расстояние между ним и погоней неумолимо сокращалось. Мухин задыхался, понимая, что только чудо может спасти его. И чудо произошло.

Когда силы, казалось, окончательно покинули его хилое тело, справа, на холме, показался автобус. Мухин круто повернул вправо.

– А-а-а!.. – заорал он срывающимся голосом. – Я здесь!..

Автобус мчался вниз с холма навстречу беглецу. Краем глаза Мухин заметил, что преследователи в нерешительности сбавили шаг, но погони не прекратили.

"Спасен! Спасен! – ликовал в душе Мухин, различая уже силуэт водителя в кабине автобуса. – Спасен!"

Близость помощи воодушевила нашего героя, придала ему силы и уверенности в себе. Но опасность все же была еще слишком велика. Несмотря на нерешительность преследователей, расстояние между ними и Мухиным продолжало сокращаться.

– Скорее! – задыхаясь, хрипел Мухин. – Я больше не могу…

Он вытянул руки навстречу автобусу, как бы пытаясь ускорить момент встречи со своими избавителями, но тут…

…но тут Мухин натолкнулся на невидимую преграду. Чей-то голос возмущенно произнес:

– Вы что, гражданин, рехнулись, что ли? Да отпустите же в конце концов мой нос!

Лепешкина похоронили в тот же вечер на берегу безымянной реки, метрах в трехстах от лагеря. Борис притащил откуда-то огромный валун, которым решено было увенчать могилу бедного бухгалтера. В молчании стояли люди у погребенных останков своего товарища, на печальные лица их, обращенные к заходящему солнцу, легла тень то ли надвигающейся ночи, то ли возможных опасностей, которые теперь, после смерти одного из них, стали более реальными. Люди, наконец, почувствовали, что все это слишком серьезно и жизнь их оценивается иными мерками, нежели в двадцатом столетии.