Хроники Раскола (СИ) - Сказкина Алена

Мой первый коготь[6] Кейнот, отличавшийся разнузданным, легким нравом, от случая к случаю заглядывал на торжество пофлиртовать с молоденькими женщинами. С меня же хватило рассказов и анекдотов про Исхарда, кузена Юнаэтры и наследника одного из верховных семейств Иньлэрт, заглянувшего «на огонек» и едва сбежавшего от толпы решительных барышень, настроенных привлечь внимание перспективного жениха. Я не испытывал ни малейшего желания оказаться на месте будущего деверя.

О связи с Вьюной я тоже не собирался до одобрения отца объявлять официально. Поэтому на провокационный вопрос Аркеры ограничился нейтральным.

— Я пока не собираюсь жениться.

Присоединившийся к разговору Синоа сменил неудобную тему.

— Почему вы приехали один? Разве у вас нет когтей?

— Есть. Но я путешествую без них.

Лоасин неодобрительно нахмурился, промолчал.

— Но почему? — не унимался любопытный мальчишка.

— Когти существуют для защиты эссы. Разве мне что-то грозит в Северном Пределе?

По правде говоря, даже отправляясь в опасные места, я предпочитал не брать сопровождение. Во-первых, одиночке легче оставаться незаметным, чем целому отряду. Во-вторых, не хотел напрасно рисковать жизнями воинов клана. В-третьих и последнее, не видел смысла: я без ложной скромности хорошо владел оружием, защитить себя мог и самостоятельно, не нуждаясь в когорте нянек и опекунов. Впрочем, мои телохранители были со мной категорически не согласны и регулярно пытались увязаться следом, иногда даже тайком, отступая только перед прямым приказом.

— А я могу стать вашим когтем? — перебил брата Синар.

— Подрасти сначала. Раскрой крылья, — отозвался я. — Там посмотрим.

Я усмехнулся, видя, как азартно загорелись глаза мальчишки. Валгос, второй коготь, непременно упрекнул бы меня за то, что даю птенцу ложную надежду. Зато у Синара теперь появилась цель, ради которой он будет стремиться стать лучше. Пусть эта цель практически недостижима: получить право называться когтем эссы, его опорой и защитником — честь, которой удостаиваются единицы, лучшие воины клана, умелые маги. С другой стороны, кто знает, что вырастет из взъерошенного мальчугана лет эдак через сто?

— Дурень. В простейших плетениях путаешься, а туда же — когтем эссы стать захотел, — небрежно бросил парень, чье имя я так и не сумел вспомнить.

Он единственный из птенцов не расслабился на привале, продолжая зорко следить за окрестностями. Похвальная, хоть и лишняя предосторожность: сомневаюсь, что юноша заметит тигра раньше, чем я, или Лоасин, или связанная с хищником заклинанием Аркера.

— А ты, ты…— Синар возмущенно покраснел, вскочил. — Ты вообще думаешь: «Сейчас тигр как выпрыгнет, и я его сам убью! Тогда отец меня похвалит! И дядя, и эсса!» Что? Не так?

На лице юноши заходили гневные желваки, доказывая, что слова мальчишки неожиданно попали в больную точку. Еще недавно я сам отчаянно жаждал добиться признания собственного отца… пока не осознал, что это невозможно.

Рано или поздно птенцу предстоит уразуметь: семья не главная и тем более не единственная нить, что связывает каждого из нас с этим миром. Авторитет родителя уступит по важности могуществу единого клана, к которому все мы принадлежим. И тогда долг перед Пределом, приказ Альтэссы станут для него весомее отцовской воли.

Но Синар, похоже, все-таки переступил некую границу допустимого.

Я не успел вмешаться. Лоасин отвесил подзатыльники обоим задирам, вынудив сникнуть.

— Прошу прощения, эсса.

— За искренность не следует извиняться, — миролюбиво улыбнулся я.

— И все же они забылись, — парировал Лоасин. — Члены моей семьи должны помнить, с кем разговаривают.

А это уже туча в мои небеса. Вел себя дружелюбно, непринужденно, не выдерживал положенную дистанцию между Повелителем, стоящим во главе клана, и птенцом из захолустья. Моя манера общения не раз вызвала недовольное брюзжание у драконов старой закалки.

Я вызывающе взглянул в глаза Лоасину. Пусть отдаляются и задирают нос чванливые моралисты вроде эссы Сараска. Я же предпочитал знать, чем живут и на что надеются драконы, за которых несу ответственность. Предпочитал видеть в воинах товарищей и друзей, а не безликих солдат, готовых умереть по моему приказу. Верил, мне подчиняются не только потому, что я был избран волей Древних, но и по собственному желанию.

Глава рода Ольгранд отвернулся, неразборчиво буркнув нечто похожее на «воля ваша».

— А мне жалко тигра, — неожиданно нарушила тишину Асольг. — Он совершенно один среди гор и зимы. А мы, охотники, идем по его следу.

— Еще одна дурня, — поворчал под нос безымянный птенец.

— Нет! — Асольг покраснела, промямлила. — Я понимаю, что тигр — хищник, и он опасен, и может напасть на яранги и малышей, и все прочее. Но разве это не печально, не страшно — абсолютное отчаянное одиночество, когда весь мир против тебя, и не на что рассчитывать, не от кого ждать помощи?

Одиночество, говоришь? Безнадежность. Идущая по следу погоня. Осознание, что бежать некуда. Я всегда играл роль охотника, и тем не менее понимал, о чем лепетала девочка.

— Сигнал!

Аркера указала на снежную птаху, планирующую над деревьями. Вестник опустился на плечо Лоасина, что-то беззвучно прощебетал и рассыпался мелкой порошей.

— Они потеряли след, — озвучил для всех полученное сообщение глава рода Ольгранд.

Я поднялся, отгоняя неприятные воспоминания. Дела не ждали. Пора было заканчивать с болтовней.

— Далеко еще, Аркера?

***

На лежку отряд наткнулся часа через два, когда короткий зимний день повернул на исход. Тигр мирно дремал у темного провала пещеры аршинах в семи под козырьком, на котором затаились я и Лоасин. Восхитительный могучий зверь, видевший немало зим. Настоящий воин. Матерый, умный и опытный, переживший не одну охоту — белую с черными полосками шкуру, сливающуюся со снегом, портили застарелые шрамы. Из-под полуприкрытых век горела янтарная радужка. Стоящие торчком уши чутко подрагивали, лапы втягивали-выпускали когти.

Аркера, находившаяся вместе с близнецами на соседнем уступе саженях в десяти, умело приладила тетиву, знаками показала, что готова стрелять.

Я отрицательно качнул головой, с немым вопросом оглянулся на Лоасина. Глава семейства Ольгранд одобрительно кивнул. Я отложил лук, осторожно беззвучно вытянул из ножен кинжал.

Встал и рыбкой нырнул вниз.

В последний момент тигра что-то вспугнуло.

Хищник утек в сторону, уходя из-под удара, не позволив дотянутся до горла. Кинжал в моей руке вспорол зверю плечо, обезобразив шкуру.

Я перекатился, гася инерцию падения. Вскочил. Тигр, оскалив пасть и едва заметно припадая на левую раненную лапу, мчался на меня.

Увернулся, пропустив полосатую смерть мимо. Попробовал свободной рукой вцепиться в холку. Безрезультатно. В ладони остался клок вырванной шерсти.

Не выдержав, выстрелила Аркера. Наконечник звякнул о камень, срикошетил. Придется чуть позже объяснить девочке, что невежливо вмешиваться в чужой поединок.

Тигр отскочил от скалы, по-кошачьи извернулся, прыгнул.

Зажав кинжал в зубы, я бросился ему навстречу. Клыки щелкнули в дюйме от запястья. Пальцы вцепились в усы, я перекинул ногу и оседлал зверя. Обхватил мощную шею руками, а живот — лодыжками, не давая себя сбросить.

Кошак не пришел от моей идеи в восторг, свалился на спину и чувствительно приложил меня о ближайший валун. Шатаясь, встал. Его повело вбок, к крутому поросшему чахлым кустарником склону. Скатиться вниз на пару было бы очень неприятно.

Я изловчился, стукнул локтем по открытой ране. Удар вышел смазанным, неловким. Но тигр взревел, необъезженной двухлеткой скакнул в сторону от обрыва. Вновь опрокинулся, взбивая лапами снежную пургу.

Я наконец-то сумел перехватить кинжал. Ударил в основание черепа, пробивая шейные позвонки. Сместил лезвие, перерезая артерию.

Туша подо мной пару раз конвульсивно дернулась и обмякла.

Я медленно поднялся, смотря на поверженного врага. На светло-сером взъерошенном снегу россыпью рябиновых ягод алели застывающие пятна.