Валентин Егоров - Море и берег

       Поэтому, когда я заметил одинокую фигуру человека, стоящую на баке биремы и смотрящую в океан, и узнал в ней корабельного доктора, то у меня сразу же мелькнула мысль, а не попытаться ли мне сейчас переговорить по душам с этим интересным человеком. Недолго думая, я направился к доктору. На подходе по его напряженной спине можно было бы догадаться о том, что он услышал мои шаги и сейчас решал вопрос, стоит ли или не стоит ему со мной разговаривать. В тот момент доктора аж прямо-таки согнуло под тяжестью мыслей, бродивших в его голове. Услышав, что я остановился, доктор вдруг выпрямился, видимо, он принял какое-то решение и развернулся ко мне лицом.

       С некоторой задержкой он протянул мне свою руку для рукопожатия.

       В момент нашего рукопожатия я мысленным зондом скользнул в сознание доктора и мгновенно ощутил, насколько его голова была занята мыслями о бремени жизни и о его месте в этой жизни. По всему выходило, что сейчас доктор стоял как бы на распутье, он еще не определился с тем, чем будет заниматься, если ему придется покинуть бирему. Моментом рукопожатия я также воспользовался для того, чтобы влить в доктора некоторую долю уверенности в своем будущем. Чтобы доктор не сомневался в моей искренности, я также внушил ему мысль о том, что наше общение будет происходить посредством нормального человеческого языка, а не на ментальном уровне.

       Неожиданно для меня доктор первым начал наш разговор:

       - Капитан Скар, позвольте поприветствовать вас и поздравить с назначением шкипером такого великолепного судна, как бирема "Весенняя Ласточка". Жаль только, что из-за позавчерашнего побоища сейчас оно находится в таком ужасном состоянии. Но в тоже время я чувствую, что очень скоро многие люди на этом побережье услышат о существовании "Весенней Ласточки

       - Извините, доктор, но мне кажется, что вы несколько преувеличиваете мою значимость, когда произносите такие хорошие слова о бывшем рабе весельщике. Я не думаю и не гонюсь за морской славой, суша мне более по душе... .

       - Поверьте моим словам, капитан Скар, вы весьма примечательная личность. В истории планеты Тринидад такого еще не случалось, чтобы раб весельщик стал бы капитаном и собственником боевого судна. Я много читал об истории развитии цивилизации на нашей планете, ни в одной исторической книге о таком случае ни разу не упоминалось.

       - Спасибо, доктор, за хорошие слова. Но мне хотелось бы поговорить о вашем самочувствии. Что же вас так беспокоит и тревожит? Сейчас вы выглядите человеком, находящемся на жизненном перепутье, но не знающего, какой дорогой пойти дальше. Честно говоря, меня это ваше состояние очень сильно беспокоит. Почему бы вам не присоединиться к нашим членам экипажа, которые сейчас развлекаются на берегу, чтобы на время забыться и освободиться от тяжелых дум. Если вы пожелаете, то я смогу разыскать старпома Борга и попросить его взять вас под свое крыло... .

       - Спасибо, капитан! Я искренне вам благодарен за проявленный ко мне внимание, но не стоит беспокоить по пустякам вашего старпома. Может быть, у вас есть время на то, чтобы выслушать небольшой рассказ о жизни никчемного и никому ненужного человека.

       В этот момент судовой доктор своими глазами прямо-таки впился в мое лицо, словно хотел в нем хотел найти, внимательно ли я его слушаю.

       Этот неожиданный пассаж доктора в самом начале нашего разговора привел меня в некоторое замешательство. Я очень хотел переговорить с этим человеком, который из всех членов экипажа биремы, будучи в единственном числе, проявил искреннее сострадание в свое время выпоротому до полусмерти молодому рабу. Он даже старался ему помочь преодолеть боль и выжить. Именно поэтому в последующие два года рабства корабельный доктор был для меня человеком, которому я считал своим другом. Но столь фаталистическое заявление прямо-таки выбило меня из привычной колеи, поэтому я первым делом отрицательно покачал в ответ ему головой, не соглашаясь с его мнением, и сказал:

       - Извините, доктор, но такого просто не бывает. Наш творец, создавая миры, всегда старался, чтобы каждый человек в этих мирах имел определенное предназначение. Разумеется, можно согласиться в том, что не все люди в течение отведенного им срока жизни счастливы или несчастливы. В любой жизни бывают взлеты и падения, жизнь человека обычно строиться именно из чередования таких взлетов и падений. Расскажите-ка лучше мне свою историю жизни и тогда вместе мы будем судить о том, так ли вы уж очень несчастливы или все же больше на себя наговариваете.

       Доктор задумался, затем снова повернулся лицом в сторону океана и, стоя вполоборота ко мне, принялся рассказывать о своей жизни.

       - Я родился неудачником и всю жизнь мне фатально не везло. Не повезло с рождением, не везло в детстве и в юношестве, не везло с учебой. Не везло мне и тогда, когда повзрослел и начал практиковать хирургом.

       Доктор снова сделал краткую паузу, но тут же продолжил рассказ.

       - На третий день после моего появления на свет божий, погибает моя мама. Роды прошли отлично, она сразу же поднялась на ноги. Мама страшно увлекалась и любила заниматься лошадьми. Вот ей и захотелось меня познакомить со своим любимцем, трехлетним жеребцом. В конюшне этот жеребец по неизвестной причине взбесился, встал на дыбы и сильно ударил копытом ее в грудь. От этого удара мама умерла тут же у бортика стойла своего любимого жеребца. Отец очень любил маму, он прямо-таки потерял разум от этой, по его мнению, бессмысленной смерти мамы. Он посчитал, что жеребец приревновал меня к маме и из-за этого на нее напал и ударил копытом. Таким образом, отец обвинил меня, в то время еще младенца трех дней от роду и его единственного наследника, в смерти своей жены и моей мамы. С этого времени я, как индивидуальность или личность, перестал существовать для своего отца. Он прилагал все усилия, чтобы навсегда избавиться от меня и моего присутствия в его доме. В этих целях мое дальнейшее воспитание было поручено его        дальним родственникам. Я не успел ощутить прелести и радости детства, родительской любви и ласки, как судьба лишила меня матери и отца. Детство прошло под строгим тюремным надзором дальних родственников отца, которые ни на секунду не спускали с меня глаз, не разрешая и шага сделать за порог дома. Помимо библии, мне не разрешалось читать каких-либо других книг. Я никогда и ничему не учился, вообще не имел учителя. Единственное, что мне удалось сделать за этот период жизни, так научиться писать и читать. Я наизусть выучил библию, даже сейчас я могу на память процитировать любую главу этой вечной книги. Но знание библии не сделало меня набожным человеком, готового до последней капли крови отстаивать какой-либо канон или догму этой христианской веры. Другими словами, детство, проведенное без друзей и товарищей, стало похуже и тяжелее каторги на галерах. Когда я немного подрос и достиг юношеского возраста, мне удалось сдать вступительные экзамены в Академию Искусств, расположенную в столице Восточной Импери       и, в городе Сана. Родственники отца запрещали мне не только чтение каких-либо книг, но и обучение каким-либо другим наукам. Единственное что мне не запрещали тогда делать, так это уходить в приусадебный парк, проводить там свободное время. Именно в парке тайком от своих родственников я начал рисовать пейзажи на бересте берез. Мне захотелось стать профессиональным рисовальщиком. Рисовать пейзажи, портреты людей. Я мечтал воссоздать образ моей любимой матери, которую я никогда не видел. Но отец и его родственники категорически воспротивились этому моему желанию. Они посчитали, что наследнику такого знаменитого и древнего рода, не пристало носиться с мольбертом по окрестностям и рисовать лица деревенских простушек. Меня жестко поставили перед выбором, - стать адвокатом или врачом. Я избрал профессию врача и выучился на хирурга, так как, получив эту специальность, я мог покинуть дом своих родственников и отца. После завершения учебы в медицинской академии, я совершенно случайно оказался судовым врачом на биреме "Весенняя Ласточка", где мне, как хирургу, делать было совершенно нечего, оставалось только бокалами глушить ром.