Барри Хьюарт - История Камня

Утром я проснулся точно зная, что случилось что-то странное. Мне показалось, что ночью с моих плеч свалилась огромная тяжесть, и хотя еще должно случиться что-то очень важное, на этот раз предсказания будут хорошими. Как если бы мгновенный гнев Мастера Ли и убийство был необходимым очищением, хотя я и не мог представить себе почему. Сам Мастер Ли мигал и стонал под тяжестью утреннего света, как обычно, и я поставил ему горячий компресс из настойки корней имбиря. Скорее всего он не почувствовал эффект очищения, потому что его лоб горел, как у больного.

В тот день утро выдалось туманное, шел мелкий дождь. В час козла Мастер Ли прыгнул на ноги, надел плащ и длиннополую шляпу, для защиты от дождя, и отправился в лавку Одноглазого Вонга — плохой знак, потому что он очень хорошо знал, что знаменитый букет вина Вонга происходит от раздавленных тараканов. И я проводил его до лавки и сел с ним за один стол, в полной уверенности, что к старому мудрецу приближается что-то очень важное.

Мастер Ли сидел, выглядя как шесть дзиней[5] Огненного Снадобья, готового взорваться, и это абсолютно все, что я точно знаю о странном деле, которое Мастер Ли назвал Ши тоу чи. Я не понимаю ничего из того, что последовало дальше, и могу только описать события, свидетелем которых был. Охотно допускаю, что пропустил какие-то подробности, которые могли бы сказать о том, что произошло на самом деле, что важно, а что нет.

Начни с начала, сказал Мастер Ли. Иди к середине, продолжай, дойди до конца и остановись. Это то, что я собираюсь сделать, и, возможно, добрый читатель потом напишет и объяснит мне все это.

Одноглазый Вонг и его любимая жена, Толстуха Фу, трудились изо всех сил, чтобы завоевать славу самого плохого винного магазина во всем Китае. На зависть всей империи дурная слава приводила к ним все новых и новых клиентов, и обычно в магазине находились самые разные люди: Бонзы и Тао-Ши обменивались грязными историями о взломщиках и головорезах; выдающиеся артисты и поэты флиртовали с хорошенькими мальчиками и девочками, а высокие правительственные чиновники играли в карты с сутенерами.

Видел я и знаменитых ученых, вернее их высокие лакированные шляпы, потому что они, стоя на коленях, играли в кости с грабителями могил. Вдоль одной из стен шел ряд занавешенных кабинок для аристократов, и время от времени наманикюренная рука отодвигала в сторону занавес из бус, чтобы полюбоваться жизнью низших слоев общества. Такие посетители всегда могли выкинуть что-нибудь неожиданное, и Одноглазый Вонг постоянно обходил магазин, держа в правой руке наполненный песком мешочек, а Толстуха Фу свистела, посылая ему послания.

Она знала всех важных гостей, и опасных, тоже. Когда Мастер Ли вошел, она просвистела немного нот из популярной песенки, героем которой он был:

Огонь заморозит и рак засвистит

Когда Мастер Ли убивать прекратит.

Как я уже говорил, я сидел и ждал, когда Мастер Ли взорвется, и, одновременно, когда исполнится мое предчувствие, и тут занавес одной из кабинок для аристократов отдернулся, и я понял, что это оно! Девушка, вышедшая наружу, была самой красивой из всех людей, которые я видел за всю свою жизнь. Конечно это была принцесса, и она пошла прямо к нашему столу. На ней был желтое пальто из какого-то экзотического материала и жилет, отороченный серебряным беличьим мехом. Ее длинное платье было сделана из бесценного сорта шелка, Белого Льда, который терял всю свою красоту после десяти минут под прямыми лучами солнца. Голубая шляпка, отороченная совершенными жемчужинами, голубые туфли, отделанные золотом. Не производя ни звука красавица плыла к нам как восхитительное облако.

Потом она подошла поближе, и поглядела на меня прекрасными и совершенно сумасшедшими глазами. Я подпрыгнул на месте и сел слева от Мастера Ли, чтобы не мешать его правой руке с ножом, но она на обратила на нас никакого внимания и проплыла мимо, окруженная ароматом дорогих духов. Но Мастер Ли успел заметить, что в ее безумных глазах вспыхивают крошечные огоньки, а зрачки чудовищно расширены.

— Шаровая Молния, — заметил он.

Мастер Ли имел в виду вызывающие галлюцинации грибы, настолько опасные, что власти даже запретили их продавать. Толстуха Фу, придя к тем же выводам, засвистела "Красные Ножи" и Одноглазый Вонг быстро пошел к красотке. Тем временем принцесса подошла к столу, за которым сидел раздувшийся от важности чиновник, выставивший напоказ свою шляпу со всеми девятью пуговицами своего ранга, и что-то вещал восхищенным мелким сошкам. Девушка улыбнулась, мое сердце замерло, я был не в силах вздохнуть. Нежная рука с узкими пальцами скользнула под платье. Мешочек Вонга ударил ее по затылку как раз в тот момент, когда острие кинжала уткнулось в шею мандарина. Она вздохнула, и с грацией падающего листа опустилась на грязный пол, а один из ученых оторвался от игры и недовольно взглянул на нее.

— Опять. Выставь ее наружу, Вонг, — сказал он.

— Один из тех дней, которые я с удовольствием пропустил бы, — мрачно сказал Одноглазый Вонг.

Чиновник уставился на прекрасное тело, понял, кто она такая и мгновенно позеленел. — Будда защити меня! — проныл он и с такой скоростью выскочил наружу, что оставил на столе свой кошелек. Мелкие сошки немедленно схватили его и поделили между собой. Вонг поднял принцессу и перенес к задней двери. Пара слуг в ливрее осторожно подняли ее, посадили в серебряные носилки и унесли.

— Слишком много для предчувствия, — пробормотал я самому себе.

Мастер Ли побагровел. — В какой век мы живем! — воскликнул он, тяжело дыша носом. — Бык, эта изысканная девушка не кто иная, как Госпожа Хоу, одна из трех лучших поэтов империи. В любую цивилизованную эпоху ее бы славили, любили и возносили до небес, но только не в наше время — время Нео-Конфуцианцев.[6]

И он с такой силой ударил по столу, что кувшинчик с вином подпрыгнул в воздух, но я успел схватить его раньше, чем содержимое могло пролиться на одежду Мастера Ли и прожечь в ней дыры.

— Обман, Бык! — яростно воскликнул он. — Мы живем в стране, павшей настолько низко, что наиболее ценимые формы искусства — обман и подделка. Нео-Кофуцианцы не могут позволить себе признаться, что у женщины может быть талант, а именно они приказывают Императорским Цензорам, от которых зависит, выйдет книга в свет или нет. Они милостиво согласились опубликовать поэмы госпожи, но к ее изумлению она увидела, что там, где полагается быть имени автора, стоит "Приписывается Ян Вань-ли".[7] И это действительно очень умно. Из фразы следует, что кто-то подделывается под классический мужской стиль, и они, официально классифицировав гениальный труд как подделку, на самом деле отобрали у Госпожи Хоу ее собственную личность. В результате она медленно убивает себя Шаровой Молнией, и очень быстро режет глотки Нео-Конфуцианцам, но их просто слишком много. И в конце концов они победят. Постепенно она убедится, что на самом деле вообще не существует, а ее поэмы стоят не больше прохудившегося чайника; они запретят ей выходить из дома и глава Нео-Конфуцианцев учтиво объявит все ее поэмы собственными.