Барри Хьюарт - История Камня

Мастер Ли поднял руку. — Быть может этого не потребуется, — сказал он. — Предположим я соглашусь вам помочь, возьму на себя все издержки, отдадите ли вы мне взамен фрагмент манускрипта?

— Согласен! — поспешно крикнул монах.

При одной мысли о том, что Мастер Ли берет на себя объяснение всех загадок, маленький настоятель сбросил с себя по меньшей мере двадцать лет жизни. Все было решено за несколько минут. Настоятель решил немедленно вернуться в монастырь, а Мастер Ли пообещал, что отправится в Долину Скорби завтра. У настоятеля из носа шла кровь — последствие ударов подбородком о пол — но лицо светилось от радости; он подпрыгнул и понесся к выходу, чтобы быстрее принести своим монахам радостные новости. Мастер Ли следил за ним, как добрый дедушка за внуком.

— Бык, что ты думаешь об этом? — спросил он.

Он имел в виду фрагмент и хорошо знал, что я не могу думать ничего. Я умею читать, но только самые простые иероглифы, а здесь была скоропись ученого, и очень древняя. Вместо ответа я пожал плечами.

— Это подделка, — счастливо сказал Мастер Ли. Его глаза с благоговением смотрели на клочок пергамента. — Это символ тысячелетия, символ нашего времени. Это настолько великая подделка, что вокруг нее надо построить храм с прихожанами, послушниками, гонгами и благовониями, и молиться монаху, убитому именно таким художественным образом, и никаким другим. Слава льду! — воскликнул Мастер Ли. — Если мы найдем в левом легком Брата Косоглазого навоз яка, а в правом вулканический пепел, и если обстриженные косички новых монахинь будут обернуты вокруг его кишок, а на печени будут вырезаны Семь Святотатств Цао Цао,[9] это будет знак: мы на правильном пути. Мой мальчик, нам предстоит самая восхитительная аутопсия[10] в истории.

Я не был уверен, что любая аутопсия может быть восхитительной, но мне было все равно. В глазах мастера Ли зажегся знакомый огонь, и я почувствовал себя как старая боевая лошадь, которую опять позвали на поле боя. Я с трудом удержался от того, чтобы тихонько заржать и ударить о пол всеми четырьмя копытами.

Дождь почти прекратился и небо быстро прояснялось. Вторая половина дня обещала восхитительное зрелище, с высокими облаками над садящимся солнцем, и я полной грудью вдохнул свежий воздух, освобождаясь от зловонного запаха дешевого вина Вонга. От дождя улицы стали скользкими, и я пошел обратно в Мушиный Переулок, посадив мудреца к себе на спину, как делал всегда, когда идти было тяжело. Мастер Ли засунул свои маленькие ноги в карманы моей одежды, и весил не больше ребенка.

Улицы были почти пусты. И это меня более чем устраивало, потому что мы находились в части города, которая называлась Мост на Небеса и все закоулки которой обычно были переполнены плохо одетыми господами с украшенными шрамами лицами, беседовавших друг с другом на молчаливом языке Тайных Обществ: пальцы дрожали в рукавах их одежды. Кроме того Мост на Небеса был местом публичных казней, и говорили, что во время третьей стражи здесь можно увидеть ряды призраков, сидевших как на насесте на Стене Слез, находившейся сразу за эшафотами. (Обезглавливание не улучшало их характер. Если, услышав плач ребенка или жалобы несчастной женщины, участливые прохожие рисковали войти в тень, больше их никто не видел.) Мост на Небеса заставлял меня нервничать, и я очень обрадовался тому, что мы повстречали только одного человека, бонзу, который, подчиняясь долгу, громко колотил по своей деревянной рыбе,[11] хотя как раз сегодня милостыню обычно не собирали.

— Двойной час козла! — ревел он. — Правитель отменил свой пир, но каменные колокольчики все еще играют в Храме Конфуция! Западный Мост перекрыт, те, кто попытается проехать, будут наказаны! С востока приближается новый ураган, но западный горизонт чист!

Я оглянулся. — Он сумасшедший. Восток чист, все облака на западе.

Мастер Ли сильно сжал мои ребра и указал на восток. Оттуда приближался патруль Городской Стражи. Мастер Ли показал наверх, и я увидел несколько господ в лохмотьях, сидевших на крыше Денежной Биржи Менга. Бродяги махнули рукой бонзе и исчезли из вида, скрывшись за западной частью конька крыши.

— Мост на Небеса, — вздохнул я.

Когда мы проходили мимо бонзы, Мастер Ли бросил на него взгляд. — Алиби Ах Санг, из Чао-чи'инг, — задумчиво сказал он. — Пурпурные Цветы, что-то они затеяли…

Он замолчал, а потом внезапно хихикнул.

— Бык, чем пахнет воздух? — спросил он.

— Мокрой землей, сосновыми иголками, жирными поросятами, ослиным навозом, и еще ароматами из Дома Радости Мамаши Хо.

— Нет. Воздух пахнет судьбой, — счастливо сказал Мастер Ли. — Судьбой, которая приближается к нам изящной походкой груженого слона. Ты помнишь, о чем я говорил у Вонга прежде, чем нас прервали?

— Об обмане и подделке, достопочтенный господин, и еще что-то о падающей цивилизации, которую сдует ветер.

— А еще последней ночью мне пришлось убить парня и обыскать его тело, и выяснилось, что его пальцы имели дело с совершенно особыми металлами и кислотами, а в кармане у него трубочка с Дьявольским Зонтом. Потом кто-то подмешал немного Шаровой Молнии в питье Госпожи Хоу и эта очаровательная девушка едва не перерезала горло мандарина, из ниоткуда появился монах с королевой всех подделок, а теперь несколько бандитов из Чао-чи'инг взламывают Денежную Биржу Менга. Каждый по отдельности и все вместе — это судьба, — сказал Мастер Ли, уверенно и загадочно. — Давай-ка сделаем крюк.

Пекин большой город, но далеко не такой красивый как, скажем, Чанъань,[12] Лоян или Гуанчоу, но Парк Огненных Лошадей по настоящему великолепен, особенно после дождя, когда воздух наполнен запахом сосен, тополей, ив и робиний. Мастер Ли приказал мне идти к Глазу Спокойствия, это не самое мое любимое место. Маленькое круглое озеро в углу, облюбованное старыми грешниками, которые в последний момент решили раскаяться — место не слишком располагающее к разговору. По какой-то причине все эти чудаковатые старикашки считают, что дряхлость и святость — это одно и то же. Все их разговоры состоят из «гу-гу-гу», слюна течет из беззубых ртов, время от времени они с показной скромностью бросают взгляды на Небеса. Я думаю, что они пытаются доказать, насколько они безгрешны. И к тому же они все следуют примеру святого Чиан Тай Куна и сидят на скамейках с удочками в руках, тщательно поддерживая крючки на высоте трех чи над уровнем воды. (Чиан Тай Кун любил рыбачить, но отказывался забирать жизнь, и обычно говорил, что если рыба хочет выпрыгнуть и закончить жизнь самоубийством, это ее личное дело.) Продавцы бойко торговали червями. Старые негодяи покупали полные корзины и кидали взгляд на небо, когда напоказ освобождали их. Откровенно говоря у меня всегда мурашки бежали по коже, когда я оказывался здесь.