Варвара Мадоши - Драконье Солнце

Говорят, что герцог Хендриксон провидец. Он знает, куда нанести решающий удар. И говорят, что он никогда не делает ошибок. А еще говорят, что у него хвост и копыта, а лунными ночами они с женой летают на ведьмин шабаш.

По мне так пусть хоть залетаются.

В любом случае, нужен ум, гораздо искушеннее моего, чтобы понять, как спасти Адвент. Мне это не по силам. Главное, продолжать делать вид, что я по горло занят спасением города. И побольше времени проводить ночами на крыше бургомистерского особняка. На самом деле наблюдения за звездами не так уж и нужны сведущему в математике, ибо пути небесных светил неизменны из года в год. Однако заполуночные бдения с тетрадью, пером и походной чернильницей наперевес выглядят впечатляюще для невежд.

— Я увидел все, что хотел, — сумрачно сказал я. — Мне пора вернуться к себе и приступить к расчетам.

Когда мы с бургомистром начали спускаться со стены, олифант пропел в третий раз.

Ее вели по ступеням вверх, туда, где свет. Лестница была сухой и серой, края ступенек выщерблены.

Неудобная юбка мешала идти. Они с тем же успехом могли связать девушку по рукам и ногам, превратить в этакий клубок из веревочек. Впрочем, блио[6] в полтора раза длиннее ее роста вполне хватило.

А у стражника, который идет слева с обнаженным мечом, на подбородке бородавка. А у второго, справа, капуста в бороде запуталась. Во дворе холодно. Зябкая сырость моментально прохватила сквозь тонкую ткань. Девушка выпрямилась, слабо надеясь, что это выглядит как гордый жест, а не судорога. Бубен, привешенный к поясу, глухо загудел, три бубенца звякнули.

Бубен шамана не должен петь вне ритуала. Прости, друг. Потерпи, ладно?

Она подняла голову. Ну конечно. Туман. Все еще утренний туман. Неба до сих пор не видно.

Внутри волком выла тоска по небу.

Потом она отвела глаза — и увидела.

Он медленно спускался по лестнице со стены. Медленно, потому что впереди шел бургомистр, который тщательно выверял каждый свой шаг. Ступени, что ведут с башни, обгрызены временем не менее тех, из темницы во двор. Он — мальчик-астролог. Паренек лет пятнадцати, среднего роста (по общепризнанным меркам, для нее он был лишь чуть менее великанистый, чем все прочие великаны), полноватый. Светло-русые волосы, загорелое лицо.

А еще он улыбался.

Ну не идиот ли?

Хладнокровие девушки вызывало уважение. Она шла по двору, в сопровождении трех конвоиров (двое по бокам, один позади) путаясь в слишком длинном сиреневом блио явно с чужого плеча. Рукава, тоже чересчур длинные, без прорезей, связаны за спиной, стягивая руки. Ее голова была на восточный манер замотана платком, так, что оставались видны только глаза и пряди черной челки. Прокаженная?… Нет, ее бы давно выставили из города, армия там, не армия. Прокаженная из высокопоставленной семьи?… Нет, даже и так — тогда бы ее прятали взаперти, и, подавно, не выводили бы среди бела дня.

Она была небольшого роста, очень худенькая — совсем молодая, наверное. Может быть даже, моя ровесница.

Кто вы, сударыня? Куда вас ведут?

Ступеньки под ногами кончились. Мы стояли на небольшом мощеном пространстве между стеной и арсеналом. Бегуны, которые расположились было отдыхать на сваленных у стены бочках, подскочили и выразили готовность немедленно подхватить на плечи паланкины — как только мы с бургомистром в них усядемся. Так же точно встрепенулась и стража сопровождения.

Я, впрочем, не торопился.

Здесь пахло камнем, лошадиным навозом и свежей травой, пробившейся между каменных плит. На деревню похоже. В моей комнате в личном особняке бургомистра — в хорошо охраняемом личном особняке бургомистра — пахнет только книжной пылью.

Девушку в сиреневом провели к дальнему концу двора сторожевой башни, где она села на лавочку у стены и застыла с гордо выпрямленной спиной. Стражники замерли по краям. Девушка сидела, глядя перед собой.

— Кто это? — спросил я у бургомистра.

— Магистр Гаев, при всем уважении, вас это не касается, — буркнул тот. — Это наши внутренние дела.

— Она пленница? Ее держат в подвале сторожевой башни? Зачем тогда ее выводят на прогулку?

— Это больная. Сумасшедшая. У нее бывают приступы, если не дать ей немного подышать. И на вашем месте, уважаемый магистр, я бы не совал нос не в свое дело.

Значит, приступы. Значит, сумасшедшая пленница. Место заключения странное. Лицо замотано — еще страннее… Ох, господин бургомистр Фернан, что-то я вам не верю. И с чего бы это?

Наверное, потому, что на поясе девушки висит длинный бубен. Танцовщицы тоже любят бубны и тамбурины, равно как и звонкие медные цимбалы, но почему же девочка не кажется мне похожей на танцовщицу?… Может быть, потому, что бубны танцовщиц, как правило, ярко раскрашены, круглые, и бубенцов на них немерено. Этот бубен узкий, похожий на долбленую тыкву, и бубенцов у него всего три.

Шаманы запрещены — так же, как и ведьмы. Но они существуют — так же, как и ведьмы. И так же скрываются. Если эта пленница так открыто носит бубен — значит, считает, что ей терять уже нечего. Но зачем она здесь?… Вероятно, бургомистр пытается использоваться ее для тех же целей, что и меня. А она не соглашается. Кто знает, может, ее и пытают. Астрологов до некоторой степени защищает их статус, шаманы статуса не имеют.

Почему я не могу помочь Адвенту и прекратить войну — понятно. Почему отказывается эта девушка?… Тоже не может? Сил не хватает? Или убийство живых существ убьет и ее?… Слышал я, что некоторые шаманы имеют подобные ограничения.

Я смотрел на ее сложенные на коленях, крепко сцепленные руки в черных кожаных перчатках, и вспоминал свою мать. Ее сожгли на костре как ведьму.

Вы знаете, что я ношу в своей котомке?… О, весь мир! Хотите, я вам его подарю?… Совсем недорого, может быть, за пару медяков, может быть, за полсеребряного или четверть золотого…

Смотрите, это желтая баночка. Если поглядеть сквозь нее на солнце, в ней вспыхнут алые искры, яркие, как солнце в полдень. Здесь — эликсир правды. Одна капля заставит раскаяться даже закоренелого злодея, заставит его заплакать совестливыми слезами и поверить вам тайну своего самого страшного преступления. Что?… Скучно слушать?… А вы, простите, кто?… Ах, городской палач?… Ну, извините…

А вот этот пузырек — темно-фиолетовый. В нем клубится чернильная тьма. Знаете, что там?… Это эликсир молодости. Он так темен, потому что многие молодые люди отдали за него жизнь. Алхимик, который смешал его, хотел таким образом добиться любви прекрасной и богатой девушки. Добился или нет — история умалчивает, но, в любом случае, очаровательные леди, старался он зря. Если бы он взял немного снадобья из этого, розового пузырька, любая красавица была бы его… правда, всего лишь на одну ночь, но иногда и ночь стоит жизни… или тысячи жизней, как можно убедиться на примере тысячи легенд.