Андрей Левицкий - Кланы Пустоши

Крючок стрелял с обеих рук. Первые пули ушли в воздух, а потом он попал в переднее колесо. Сендер швырнуло в сторону, Туран навалился на руль и почти сумел вывернуть, но машину занесло, развернуло поперек бетонного полотна — окутавшись черным дымом, она перевернулась.

— Ты мне по душе, шакаленок! — объявил Макота, расхаживая перед стоящим на коленях Тураном. Запястья его примотали к лодыжкам, пленник выгнулся назад, едва удерживая равновесие. Тело покрывали синяки, во рту не хватало зуба. Вывихнутую руку Крючок вправил, но плечо до сих пор ныло. Сильно болели ребра после удара о руль сендера.

— Но, слышь, злюсь я на тебя сильно, — добавил Макота. — Все ж таки мне тебя пришить надо. Хотя еще лучше — завести подальше в пустыню и связанного оставить, чтоб людоеды нашли да сожрали или катраны обглодали до косточек.

Было позднее утро, Мост остался позади. В низине между слоистыми холмами машины стали кругом. Телегу, которую недавно тащил Туран, прицепили к одному из самоходов, рядом с Крючком сидел кучерявый темнокожий человек.

— Но тут от еще чиво, — продолжал атаман, — в Корабле я тебя продать смогу. За раба для боев много получить можно, ежели у него болячки какой нет и руки-ноги целы. Хотя староват ты уже, там щенков покупают, чтоб обучать их с детства. Ну так я тебя на «бегающее мясо» отдам, хоть че-то выручу. Неохота мне деньги терять, и так я их скока потерял… Но и убить тебя ох как хочется! Так че мне делать, скажи?

Наклонившись, он заглянул Турану в лицо. Пленник молчал, и Макота лениво, с оттяжкой двинул его в челюсть. Повалившись на бок, Джай замер у ног атамана, неподвижно глядя перед собой.

— Молчишь, шакаленок? Че ты молчишь? Ты у нас гордый или глупый? А я вот че сделаю! — Макота полез в кошель и достал большой серебряный пятак, отчеканенный подольским монетным двором. На одной стороне выбит профиль московского Владыки, на второй — цифра пять и крест с распятым мутафагом из породы хамелеонов.

Атаман огляделся — стоящие вокруг бандиты ждали, что будет дальше. Он поднял монету над головой и громко сказал:

— Вот она все решит! Так и знайте: атаман Макота свое слово держит. Владыкой кверху упадет — шлепну шакаленка. Не буду каннибалам отдавать или катранам, прям здесь пристрелю, — он достал пистолет и приставил к голове Турана. — А ежели крест выпадет — довезу до Корабля и там продам. Но не в бойцы. Вдруг выживет? Или сбежит? Не-е, я все равно его смерть хочу увидеть, пусть даже деньги на том потеряю.

— К игрищам ведь приедем, хозяин, — подал голос Морз, оседлавший мотоциклетку. Ему повезло: дробь лишь счесала кожу с темени, теперь рану прикрывала повязка.

— Верно, — согласился Макота. — Значит, продам его на «бегающее мясо». Всем вам места на арене куплю, будем смотреть, как бойцовые мутафаги его терзают. Все слышали? Ты слышал, шакаленок? Владыка или крест? Крест — поживешь чуток, Владыка — умрешь на месте.

Он подбросил монету, она взлетела, вращаясь, сверкая гранями в лучах солнца. И упала в пыль перед лицом лежащего пленника. Туран скосил глаза, поглядел…

Макота выругался — и нажал на спуск.

Пуля ударила в центр пятака, подбросила его в воздух.

— Везучий, шакаленок! — атаман зашагал прочь. — Значит, поживешь еще. Ну, че пялитесь, уроды? В путь! Крючок, Така — заберите падаль к себе на телегу. В клетку его! Едем!