Качели Хроноса (СИ) - Максимовский Глеб

Графская дочь приоткрыла глаза:

— Ну, с тобой точно не соскучишься. Мы знакомы меньше месяца, а я уже за это время трижды оказывалась на грани смерти, и всё время пребываю в какой — то эйфории безумия любви.

Девушка обняла парня тёплыми руками и, застонав, приникла своими влажными губами к устам любимого мужчины.

В это время со стороны шатра к ним прискакали конники во главе с графом. Увидев дочь живой и почти невредимой, Оттон облегчённо вздохнул.

Антон поднялся с земли, бережно придерживая Ангелику за талию. Затем поднял в качестве приветствия правую руку и бодро доложил:

— Ваше Сиятельство, войско неверных разбито. Их предводитель, князь Эрдивил зарублен лично мной, отряд Церингена рассеян, ближайший сподвижник барона убит! Победа за вами, маркграф!

Начал обер — капитан задорно, но по мере того, как он рапортовал, глядя в лицо графа, настроение его становилось всё менее радостным. Не было и тени доброжелательности на властном лице феодала. Скорее наоборот, оно было жёстким и мрачным.

Только сейчас Антон заметил, что за спиной суверена маячат, наряду с солдатами охраны, два монаха — доминиканца. Он их узнал по символу, начертанному на плащах с глубокими капюшонами, — собаке с факелом в пасти. На кожаных поясах монахов висели короткие мечи. Один из них выехал чуть вперёд и сурово произнёс:

— Риттер Арман Барков, у меня есть приказ святого отдела расследований еретической греховности на ваш арест. Сдайте оружие и следуйте за нами.

Смирнов в растерянности переводил взгляд с графа на Ангелику, и обратно. Девушка со слезами бросилась к своему родителю:

— Отец, что всё это значит?!

Маркграф погладил дочь по голове:

— Я сейчас же поеду к епископу и всё узнаю. Пока же я должен способствовать действиям святых отцов.

— Хотя бы в чём меня обвиняют?! — выкрикнул Смирнов, — я не делал ничего еретического!

— Это вы узнаете по итогам расследования, — проговорил монах и протянул руку за его мечом.

Сопротивляться было бесполезно.

Тем временем от реки стали доноситься странные звуки, перемежаемые громкими криками.

Приглядевшись, Антон понял, что это люди Айвенго волокут на двух арканах полуобратившегося барона Церингена, который ещё напоминал собой человека, но всё его тело уже было покрыто густой звериной шерстью. Видимо, он «нарвался» на отряд Айвенго, когда пытался перебраться на другой берег. Сейчас же, этот недоделок — оборотень постоянно пытался, грозно рыча и брызгая слюной, наброситься на, сопровождающих его, солдат. Но те, в свою очередь, пресекали эти попытки, непрестанно покалывая зверя, острыми пиками.

Сам Айвенго, уже без шлема, ехал чуть поодаль и весело поигрывал своим копьём.

— А вот мой подарок тебе, дорогой Арман! — жизнерадостно прокричал английский паладин, но увидев обезоруженного друга и воинственных монахов, невольно осёкся. Перехватив пику поудобнее, он направил острие оружия против церковников и солдат, окруживших его товарища.

— Что здесь, чёрт возьми, происходит?! Кто — нибудь может мне объяснить?!

— Не поминай имя дьявола всуе, брат мой, — один из доминиканцев подъехал к Уилфреду и уверенно отвёл в сторону, направленное на него, древко копья, — твой друг не в плену у врагов, а в руках строгих, но всё — таки, отцов — единоверцев своих. Мы спросим с него о деяниях его, и если ответы нас удовлетворят, отпустим с миром. Тем более, что и ездить — то далеко не надо. Его Сиятельство милостиво разрешило произвести следствие в его замке.

При этих словах граф утвердительно кивнул, а Ангелика заметно повеселела. Айвенго опустил копьё.

Только у Смирнова это известие не вызвало никакого воодушевления. Он вспомнил виденные графские подвалы, которые и через восемьсот лет спустя вызывали трепет. Вспомнил и мысли, которые посетили его при виде тёмных казематов и страшных орудий пыток. Но деваться было некуда, и он вскочил в седло своего коня. Братья — монахи встали по бокам. А солдаты, только, что, несколько минут назад, с преданностью глядевшие в рот командира, тут же превратились в его конвоиров.

Каземат, в который поместили Антона, представлял собой огромный подвал со сводчатыми стенами, разделённый каменными перегородками на отдельные камеры. Проведя пленника по широкому, но низкому коридору, стражники подвели его к грязной темнице. Двери, как таковой, не было. Вместо неё вход в тюремную келью преграждала толстая железная решётка на массивных, покрытых коричневой ржавчиной, петлях. Они визгливо заскрипели, когда солдат, предварительно отперев большой висячий замок, открыл решётчатую воротину. Монах в чёрной рясе, также сопровождающий нового арестанта, сделал приглашающий жест в сторону чёрного проёма.

— Извините, герр благородный рыцарь, ничего, более подходящего вашему статусу, предоставить не могу, произнёс инквизитор глумливо, — но, зато у вас прекрасная соседка, с которой, как мне известно, вы очень дружны. Вместе вам не будет скучно.

— Да, пошёл ты… — ругнулся Антон, и тут же получил увесистый тычок в спину, после которого, не удержавшись на ногах, упал на грязный тюремный пол, от которого противно пахло крысиной мочой и холодной сыростью. Сзади захлопнулась дверь и заскрежетал ключ в замочной скважине, как бы отделяя пленника от той жизни, в которой он был свободен, любим и ни от кого не зависим.

Пол камеры был устлан клочьями старой соломы, поэтому, приземлившись на все четыре точки, молодой человек не получил, сколь — нибудь серьёзных, увечий. Поднявшись с карачек, Смирнов отряхнулся и огляделся вокруг себя. В застенке было сумрачно. Свет поступал только из маленького, тоже зарешеченного оконца, находящегося под самым потолком. В углу темницы кто — то завозился. Послышалось старческое кряхтение:

— Ну, здравствуй, мил человек. А я, ведь, тебя предупреждала — не связывайся одновременно и с грешниками, и с праведниками.

— А, бабушка… И вас опять изловили. На этот — то раз за что?

— Повелась я внучёк на лалы самопальные, которые один молодец мне притаранил. Вместе с каменьями он и псов господних на «хвосте» притащил. Те взяли меня, как дурочку молоденькую. Им теперь ничего и доказывать не надо. Колдовством произвела драгоценный камень. И точка. Запалят костерок — и поминай, как звали.

Антон почувствовал, что краснеет. Ему стало стыдно, что из — за его дерзкого поступка пострадал, пускай греховный, но всё — таки пожилой человек.

— Бабушка, прости меня. Я не ожидал, что всё так получится. Как говорится: благими пожеланиями устлана дорога в ад. Видишь и до меня инквизиторы добрались.

— Что ты меня всё бабушка, да бабушка… — старуха закашлялась, — зови меня тётка Фрея, хорошее колдовское имя. Или ты, может, хочешь, чтобы я превратилась в молодую ведьму любви Амарету. Тогда нам с тобой совсем нескучно будет.

Старая ворожея хрипло рассмеялась.

— Нет, нет! Не надо! — Парня, аж, передёрнуло от омерзения, когда он вспомнил сцену в поместье Гоц — Ульриха.

Старуха прекратила смеяться так же резко, как и начала. Несколько минут оба молчали.

— Как же ты теперь будешь, тётушка Фрея, отсюда выбираться? — осторожно спросил Антон.

— А, так же как и всегда, — беззаботно откликнулась старушенция, — как поведут на допрос, всех одурманю, да сбегу. Правда, теперь придётся искать новое место жительство. Ну, так, глухих мест на земле хватает. Съезжу к матушке Холле — это наша главная ведьма. Та мне место и укажет.

— А можно мне сбежать вместе с тобой? — ещё осторожней «закинул удочку» Смирнов.

— Нет, — категорически ответила колдунья, — во — первых, маловероятно, что нас одновременно поведут на дознание. Во — вторых, я то что? Обыкновенная, рядовая ведьма, коих вокруг пруд пруди. А ты — человек заметный. Тебя тут же начнут искать десятки, а то и сотни, человек по всей стране. Даже если скроешься там, откуда пришёл, то путь обратно тебе «заказан». А тут у тебя любовь. Да и землицу, какую — никакую, тебе обещали. Так, что, послушай опытную женщину — лучше тебе дождаться графа и с ним всё порешать. Граф, в принципе, добрый мужик. Если сможет — поможет. Да и дочку свою любит — не захочет её огорчать.