Красная Шапочка выходит на охоту (СИ) - Лакомка Ната

— Я хочу жить, доктор, — простонал вафельщик, кряхтя и тяжело отдуваясь, пока Бужере пытался остановить кровотечение. — Вы обещаете, что я буду жить?

— Ваша рана не смертельна, — успокоил он его. — Мадемуазель Медхен проявил исключительную меткость. Даже не перебила вам кости.

— Это хорошо, — выдохнул вафельщик, и сразу перестал причитать и бояться, к моему огромному неудовольствию. — Я столько раз видел смерть… — откровенничал вафельщик. — И на дороге с ярмарки, и в дюнах, и на Марсовом поле… Мои руки в крови, но я хочу жить. Вы понимаете, доктор?

— Понимаю, понимаю, — ответил он мягко. — Обещаю, вы будете жить. А пока не волнуйтесь и помолчите, мне надо обработать рану. — А вы, — он обратился к нам с Лагаром, — будьте добры, обеспечьте этого несчастного водой. Он потерял много крови, ему необходимо обильное питье.

Мы с графом стояли у дверей камеры, и в это время вафельщик поднял голову, посмотрел на нас и ухмыльнулся.

Всё ясно. Как только убедился, что его жизни ничего не угрожает — сразу потерял страх. Надо было ещё потянуть с доктором. Граф нашел мою руку и незаметно пожал. То ли предупредил, что надо сохранять выдержку, то ли снова начал ухаживать. Я освободилась и спрятала руки за спину. Сейчас было не время ни для предупреждений, ни для ухаживаний.

— Принесите воды, — попросила я графа.

Он вышел и вскоре вернулся, поставив на пол перед доктором кувшин с водой и кружку.

— Кружка могла быть почище, — заметил Бужере и дал вафельщику напиться. — Пейте как можно больше, — велел он раненому. — Чем больше пьёте, тем быстрее поправитесь. А теперь приподнимитесь немного, мне надо завязать бинты.

Наконец, перевязка была закончена, Бужере вытер руки, собрал бинты и корпию, и позвал:

— На два слова, мадемуазель.

Мы вышли из камеры, остановившись на пороге. Я не хотела терять вафельщика из виду, и мне было совсем неинтересно, что такое собирается сообщить мне Бужере. Наверняка, заведет вечную песню либералов об уважении прав убийц и прочего сброда.

И я не ошиблась.

— Вы обошлись с этим человеком жестоко, — упрекнул меня доктор. — Кости не раздроблены, но повреждены сухожилия. Вряд ли он когда-нибудь будет нормально ходить.

— Ходить ему и не потребуется, — ответила я громко, чтобы вафельщик услышал. — Его повесят, и ноги ему больше не понадобятся.

Бужере вздрогнул, изумленно подняв брови.

— Разве юные девушки могут произносить подобные жестокие слова? — произнес он укоризненно.

Из-за косяка выглянул граф Лагар, взглянул на нас и сразу скрылся, и это разозлило меня ещё больше, чем болтовня о милосердии.

— Оставьте свои поучения для нежных фиалок, — огрызнулась я. — А теперь потрудитесь уйти, месье Бужере. Вы сделали свою работу, мне надо закончить свою. Допросить убийцу.

— Я прошу проявить человечность… — взволнованно сказал доктор. — Послушайте меня, мадемуазель…

Он надоел и мешал, и я позвала гвардейцев.

— Уведите господина доктора, — приказала я, и опешившего Бужере подхватили под мышки двое дюжих молодцов.

— Вы не посмеете, я — врач… — слабо запротестовал он, только его уже волокли к выходу.

— И не впускайте без особого распоряжения! — крикнула я вслед гвардейцам.

Гулко бухнула тяжелая дверь в конце коридора, и я вернулась в камеру. Граф Лагар совсем приуныл. И хотя он не упрекал меня, как Бужере, я чувствовала, что он недоволен допросом. Если недоволен — зачем стоит здесь? Шёл бы следом за своим товарищем — Франко де Невалем. Вот он поступил мудро — предоставил мне заниматься расследованием и не сворачивал кровь ни мне, ни себе.

Вафельщику заметно полегчало, потому что он перестал стонать и скулить и очень удобно устроился у стены, склонив голову на грудь. Сейчас ещё уснёт, как у себя дома на перине.

— Итак, — громко сказала я, останавливаясь перед ним, — хочу знать о Марсовом поле. Расскажешь всё и сразу — обойдемся без пыток.

Но убийца молчал, словно воды в рот набрал.

— Ну? — прикрикнула я на него и снова пнула по ране.

Вместо ответа вафельщик завалился на бок, уронив руки и стукнувшись головой о каменный пол.

— Что с ним? — спросил Лагар, и мы уже вместе склонились над убийцей.

Граф приложил пальцы к шее вафельщика, медленно выпрямился и сказал:

— А он не дышит.

Я бросилась вон так быстро, как только могла. Доктор Бужере не успел далеко уйти и остановился, когда услышал, что я его зову.

Мы вернулись в камеру бегом, и доктор совсем запыхался.

— Что случилось? — резко спросил он, ощупывая вафельщика, проверяя пульс и оттягивая веки.

— Не знаю, — сказала я. — Правда, не знаю. Я пнула его — и он повалился.

— Он мертв, — сказал граф Лагар. — Вряд ли поможет кто-то, кроме Всевышнего.

— Вы убили его, — Бужере оставил тело и посмотрел на меня обвиняющее. — Никакого суда — как это в духе Шаперонов! У него отказало сердце. Наверное, из-за болевого шока.

— Какой неженка! — не сдержалась я.

Смерть вафельщика была некстати. Совсем некстати! Что он там болтал про Марсово поле?..

— Чёрт! — я стукнула кулаком об ладонь. — Не мог сдохнуть немного попозже!

Лагар задумчиво портер подбородок, глядя на труп, а Бужере сказал, покачав головой:

— Для юной девушки у вас вовсе не нежное сердце.

— Да, вы правы, — бросила я раздраженно. — Моему сердцу может позавидовать сам Дуамутеф.

— Кто? — удивленно переспросил Бужере.

— Неважно, — отмахнулась я. — Идите уже, если бесполезны.

— С вашего позволения, — обиженно сказал доктор, забирая чемоданчик. — Но имейте в виду, я напишу подробный доклад на имя судьи. И не скрою ничего, чему стал свидетелем. Здесь, — он пальцем обвёл камеру.

— Пишите, пишите, — разрешила я.

Когда тело унесли, мы с графом задержались в камере.

— Последняя ниточка порвалась, — сказала я. — Теперь всё сначала.

— Но убийца пойман и наказан, — утешил меня Лагар. — Кто знает, что решил бы судья — а так небеса проявили высшую справедливость.

— На самом деле, небеса загадали нам ещё одну загадку, посложнее первой.

— Вы о чем, Медхен?

— А вы не поняли? — я посмотрела ему в глаза. — Вы же видели карту и даты. Вы и Франко. Видели — и ничего не поняли?

— Что я должен был понять? — он нахмурился.

— Анна-Ми была права. Только жертвы могут указать на убийцу. Я нанесла на карту все места, где были обнаружены трупы, проставила даты, и увидела нечто странное. У нас есть убийства мужчин (реже — женщин) после ярмарок на большой дороге, убийства женщин и детей (реже — мужчин) на дороге в дюнах, и девушек на Марсовом поле.

— А что тут странного? Мы это и так знали — и места, и время убийств.

— Странно то, — пояснила я, только вздыхая от его недогадливости, — что на Марсовом поле никогда не убивали мужчин и детей. После ярмарки никогда не убивали детей и женщин из числа случайных прохожих. Жертвами после ярмарки были те, кто нёс с собой приличную денежную сумму, и чаще всего погибали мужчины, которые перед этим хорошенько напивались. А в дюнах убили всего трех мужчин. Кроме того, только в дюнах было совершено сто семнадцать нападений, но убито — сорок три человека. Многим удалось убежать, а то и отбиться от зверя, как удалось месье Бужере. На Марсовом поле не выжил никто, как и на ярмарочной дороге.

— Вы намекаете… — начал Лагар, но я его перебила.

— Покойная мадам Анастейша рассказала мне много чего, в том числе и семейную историю вашего рода. И произнесла одну интересную фразу. Важны причины. Понимаете, Рауль? Причины. Почему кто-то убивает? Вафельщику нужны были деньги, и он подстерегал своих жертв после ярмарки, прокусывал им шеи и грабил. Но жертвы в дюнах растерзаны в клочья и частично съедены. А на Марсовом поле убивали девиц, выгрызая им внутренности. Только внутренности убийце не нужны. Ему нужны сердца. Горячие девичьи сердца, как в легенде про первого Лагара. Что получается? Три группы убийств, три разные цели — похитить деньги, утолить голод, принести в жертву деву.