Дуглас Брайан - Красавица в зеркалах

Собравшиеся, как завороженные, смотрели то на зеркало, то на самого Кернива. Многих поражал контраст между гордым лицом Кернива «во плоти» и вороватым выражением, которое это лицо вдруг обретало в отражении в колдовском зеркале.

И в этот самый миг на краю луга послышался громкий стук копыт, и пронзительный женский голос закричал:

– Это он!

Когда Конан и Цинфелин очутились в заколдованной башне, на винтовой лестнице, их окружила тьма. Киммериец хорошо видел в темноте и уверенно поднимался все выше и выше, а Цинфелин последовал за ним, ориентируясь по звуку шагов своего спутника, и старался не отставать. Призрачные воины остались внизу – они сражались с призрачными моряками.

– Сюда! – крикнул Конан. Он увидел наверху полоску света и устремился к ней.

Киммериец не сомневался в том, что пленница содержится в помещении, где должно быть достаточно светло. Ведь если она будет находиться в полной темноте, то ее отражение останется неразличимым для Цинфелина и будет попросту бесполезно.

Он увидел тяжелую дверь из массивного дерева, окованную железном. Дверь эта закрывалась на простой засов – не было даже замка.

А зачем здесь, в этой башне, какие-то замки? Никто посторонний не мог бы проникнуть сюда.

Конан радостно вскрикнул и устремился к двери. Цинфелин, задыхаясь и хватаясь за раненый бок, побежал за своим товарищем.

– Мы нашли ее! – вскрикнул юный граф.

Внезапно Конан остановился. Цинфелин налетел на него и едва не упал.

– Что с тобой? – спросил юноша. – Мы преодолели столько препятствий, и вдруг перед самой целью ты замираешь… Можно подумать, это ты взволнован предстоящей встречей, а не я…

– Здесь что-то не так, – прошептал Конан. – Я это чувствую. Какая-то ловушка.

– Брось! – возмутился граф. – Какая здесь может быть ловушка? Да будь у меня такая башня, в которую никто чужой не в состоянии войти, не стал бы я устраивать ловушки…

– Нет, подожди. Обидно погибнуть на пороге…

Конан оказался прав. Только сообразительность и стремительность варвара, да еще его привычка доверять своим диким инстинктам спасла ему жизнь. Откуда-то сверху на плечи Конана спрыгнуло огромное лохматое существо. Оно выпустило когти и вцепилось в руки Конана, а зубастой пастью нависло над его шеей.

– Кром! – взревел киммериец. – Цинфелин, сними с меня эту гадину!

Юный граф взмахнул мечом, стараясь нанести удар так, чтобы не повредить своему товарищу. Но это оказалось не так-то просто: Конан вместе с наседающей на пего тварью все время вертелся и метался из стороны в сторону. Наконец киммериец с силой ударился о стену, и чудовище выпустило его из своей хватки. Оно упало на пол и откатилось в угол, но затем тотчас же вскочило на ноги, распрямившись, как пружина.

Цинфелин с ужасом увидел человекоподобную тварь с огромными круглыми глазами желтого цвета. Существо было покрыто бурой шерстью, его длинные руки свисали ниже колен. Негромко ворча, оно двинулось к киммерийцу. К ужасу Цинфелина, Конан рассмеялся и, отбросив меч, шагнул навстречу монстру.

Юный граф отошел в сторону. Он совершенно перестал понимать смысл происходящего. Только что, буквально па его глазах, киммериец окончательно расстался с «оболочкой» цивилизации и превратился в настоящего дикаря, совершенно под стать тому монстру, который оказался его противником.

Но как такое возможно? Ведь Конан только что держался как умный человек, хорошо разбирающийся в тонкостях человеческих взаимоотношений и даже как будто не чуждый придворных условностей. И вот перед потрясенным Цинфелином – два диких существа, готовых схлестнуться в битве не на жизнь, а на смерть.

Из горла киммерийца вырвалось рычание. Шерсть на загривке монстра поднялась дыбом. Конан чуть присел и бросился на лохматую тварь. Они вцепились друг другу в глотки и покатились по полу. Они бились молча, как два хищника за добычу.

Несколько раз Цинфелину хотелось вмешаться и покончить с лохматой тварью одним ударом. Ему казалось – вот самый удачный момент, чтобы вонзить меч в косматую спину между лопатками. Но мгновение – и там, где извивался и норовил загрызть соперника монстр, оказывался киммериец.

Конан вывернулся из железной хватки монстра и отбежал к стене. Двигаясь боком и подпрыгивая, монстр приблизился к киммерийцу и протянул длинные лапы, норовя снова ухватить противника.

Конан присел, и удар когтистых пальцев пришелся у киммерийца над головой.

Метнувшись вперед, Конан ударил врага головой в живот. Тот согнулся пополам, и тут Цинфелин наконец изловчился и вонзил кинжал, который сжимал в левой руке, чудищу в основание шеи.

Получеловек захрипел. Конан оттолкнул его от себя и швырнул на пол. Истекая кровью, монстр забился на холодных камнях. Конан перевел взгляд на Цинфелина, и молодой человек с удивлением понял, что киммериец улыбается.

Поначалу лицо варвара было искажено дикой ухмылкой, но чем дольше Цинфелин смотрел на своего товарища, тем более человеческой становилась его улыбка.

Наконец Конан тяжело перевел дыхание.

– Долго же ты решался сделать это, Цинфелин!

– Мне показалось, ты хочешь расправиться с ним сам и голыми руками, – возразил Цинфелин, поглядывая на Конана с легкой опаской.

Киммериец расхохотался и подобрал свой меч.

– Честный бой – это прекрасно, Цинфелин, но не в том случае, когда из-за нашего благородства страдает беззащитный человек. Ты еще не забыл о том, кто находится за этой дверью?

Цинфелин побледнел.

– Не слишком ли ты быстро меняешь настроение? Я не успеваю за тобой!

– Я всего лишь хотел убедиться в том, что эту дверь действительно никто не охраняет, – возразил киммериец. – И теперь, когда это действительно так, – он глянул на косматое тело, скорчившееся в луже крови на полу, – нам остается лишь отодвинуть засов.

Цинфелин, не веря, протянул руку к задвижке. Она отодвинулась со скрежетом, дверь медленно отворилась, и молодой человек очутился в комнате, которую так часто видел, находясь в горячечном бреду у себя в спальне, в замке, за день пути отсюда.

Свет попадал в комнату из узкого окна, прорезанного над потолком. Юная девушка с темно-каштановыми волосами – в видениях они казались немного другого оттенка, – стояла возле стены и расширенными глазами смотрела на вошедших. Она показалась Цинфелину тысячекратно прекрасней того явления, что не давало ему покоя столько времени. И тем страшнее выглядели тяжелая ржавая цепь и обручи, что охватывали ее шею, запястья и щиколотки.

Цинфелин бросился к ней и схватил ее за руку. Она закрыла глаза и прижалась к стене.