Львиное логово (СИ) - Чайка Дмитрий

Двумя месяцами ранее. Поместье Пророка. Сузы. Вторая сатрапия Персидского царства.

Великий жрец Аткаль-ан-Мардук стоял на коленях, опустив глаза. Он не ожидал ничего хорошего, а его изощренный ум не дал ему ни одной дельной мысли, хотя времени подумать было более, чем достаточно. Две недели с лишним он трясся в мешке, притороченном к верблюду. Их отряд сначала ушел на юг, в халдейское княжество Бит-Якин, а потом тайными тропами его переправили к берегу Тигра. Там его уже развязали, и даже стали нормально кормить. Ну как нормально, почти насильно, увидев, как он похудел. Жрец не сразу догадался, что это делалось не по доброте душевной, а потому что его тоже на вес продали, как мешок ячменя. И так плохо стало Аткаль-ан-Мардуку, потому что понял он, кто может его по весу купить. И этот кто-то был последним человеком на свете, к кому он хотел бы попасть. Но, к сожалению, его никто и не спрашивал. Только кормили, как свинью на убой. Перед окончательным расчетом к нему подошел тот же негодяй, что ему ту пленную персиянку привез и ласково так сказал:

— А ведь я тебе предлагал контракт на ее охрану. Денег пожалел? Забыл, что я ничего просто так не говорю? Теперь расплачиваться за свою жадность будешь.

— Я же заплатил тебе немыслимые деньги, — сказал Аткаль-ан-Мардук, глядя на Господина ночного города исподлобья. — Как ты мог предать меня?

— Я тебя не предавал. Я всего лишь исполнил один контракт и заключил другой. Я слышал, что персидский Пророк — мастер заключать сделки. И если хочешь умереть менее мучительно, рекомендую подумать, что ты можешь ему предложить. Я говорил с ним, он изрядно зол на тебя.

— Сколько он платит тебе? Скажи, я заплачу втрое. — с надеждой сказал великий жрец.

— Ты так ничего и не понял, — с сожалением сказал Господин. — Я заключил контракт, и нарушать его не собираюсь. Это страшные люди, жрец, абсолютно безжалостные и беспредельно могущественные. Я ведь уже понял, как они ведут дела. Если им что-то нужно, для них не важны деньги. Вот ты, например. Не каждая провинция дает столько, сколько за тебя обещано. Если я обману этих людей, то мне придется спрятаться от них на дне моря… И зачем мне это? Вавилон скоро падет, Ассирия, я думаю, тоже. Тут все будет по-другому, так для чего мне ссориться с новыми повелителями мира? Разве я похож на дурака?

— Ассирия падет? — растерянно спросил жрец. — Откуда ты знаешь?

— Потому что у меня есть голова, жрец. Еще раз даю бесплатный совет. Подумай, что ты скажешь Пророку, иначе участь твоя будет поистине ужасна.

— Я знаю, — убитым голосом сказал жрец. — Он передал мне письмо, где по дням и часам описал то, что со мной будет. Я прожил долгую жизнь, но такого еще не встречал. Он настоящий зверь из преисподней, ручной демон богини Эрешкигаль.

— У нас остался последний вопрос, жрец, — ласково сказал Господин. — Тебя скоро будут взвешивать. Вот вода. Если ты выпьешь меньше, чем полведра и посмеешь помочиться после этого, я велю выколоть тебе глаза. На твой вес это не повлияет. Ты понял, жирная сволочь?

Жрец изумленно поднял глаза и понял, что тот не шутит. Пришлось пить.

И вот теперь Аткаль-ан-Мардук стоял на коленях перед светловолосым человеком в белоснежной хламиде и прекрасной женщиной в длинном шелковом платье, ценой в немаленькое поместье. На ее шее было ожерелье, которое стоило еще столько же. Великий жрец не мог понять, кто эта надменная красавица, а когда понял, то ощутил, как какая-то струна в груди лопнула, лишив его дыхания. Потому что только сейчас до него дошло, почему у столь могущественного человека была одна жена. Да потому, что она была достойна своего супруга, и была не девкой для постельных утех, а верным другом, с которым Пророк шел по жизни рука об руку. Жаль, что это он узнал только перед неминуемой смертью.

Ясмин коснулась пояса, там что-то щелкнуло, и в ее руках оказались два тускло сверкнувших коротких лезвия.

— Муж мой, я так давно об этом мечтала, — промолвила она. — Все то время, что сидела в вонючей камере и ждала, когда придут отрезать мои пальцы.

— Любовь моя, — миролюбиво сказал Пророк, — для этого есть палач, а ты испачкаешь новое платье. А оно, между прочим, дорогое, и очень тебе идет.

— Да, — задумчиво сказала Ясмин, — я как-то не подумала. Платья, и правда, жалко. Я, пожалуй, пойду переоденусь.

— Великая госпожа, пощадите, — взмолился жрец, рыдая. — Вы так прекрасны и добры, не делайте этого!

— Ты чего это раскис, жрец? — удивилась Ясмин. — Ты ведешь себя недостойно мужчины. Ты сделал ошибку, пришла пора за нее платить. Или ты думаешь, что можешь вот так вот просто поплакать, попросить о пощаде, и это все решит? Ты и правда такой дурак, или считаешь дураками нас?

— Пойдем, любовь моя, — сказал Пророк. — Скоро придет палач, и займется им. Ты можешь в любое время посещать этот подвал. У нашего гостя на ближайшие три-четыре недели будет очень напряженный график, и у него будет возможность обдумать все свои ошибки, не только эту.

— Я предлагаю сделку, — выдохнул Аткаль-ан Мардук.

— Что??? — изумленно повернулся в его сторону уже уходивший Пророк. — Что ты сейчас сказал?

— Я предлагаю сделку, Величайший, — с упрямой надеждой сказал жрец.

— Говори, — сказал удивленный донельзя Пророк. — Но очень хорошо подумай перед этим. Второго шанса я тебе не дам.

— Ваш бог будет главным в Вавилоне, а великий Мардук уступит ему свое место.

— Продолжай… — сказал заинтригованный Пророк.

— Я сделаю так, что храм Эсагила станет храмом Священного огня, а жители Вавилона примут это без бунта и возмущения.

— Как ты это сделаешь? — задал вопрос Макс.

— Это мое дело, Величайший. Но для этого вашей армии нужно подойти к стенам Вавилона. — Аткаль-ан-Мардук почувствовал надежду.

— Дорогой, он просто тянет время, — заявила Ясмин.

— Звезда моя, я не исключаю этого, но предложение, действительно, интересное. И какова твоя цена, жрец? — спросил Пророк.

— Жизнь, — почти прошептал Аткаль-ан-Мардук.

— Даже речи быть не может, — отрезал Макс, а его прекрасная жена согласно кивнула головой.

— Вот еще, — фыркнула она, — да нам покоя не будет, пока ты живой. Кто же такого врага в живых оставляет, глупый? Это исключено.

— Легкая смерть, — снизил цену жрец, опустив плечи.

— Мы договорились, — сказал Пророк, и вышел из камеры. Глухо щелкнул толстый запор, а Аткаль-ан-Мардук напряг весь свой недюжинный ум, чтобы придумать, а как же выполнить свою часть сделки. У него была полная уверенность, что пеня при невыполнении этого контракта будет такова, что лучше прямо сейчас разбить себе голову об стену.

Вавилон, месяц Симану, год 691 до Р.Х.

Господин шел по улицам великого города, который должен был передать из рук ассирийского царя в руки царя персидского. Невероятно трудное дело, в котором он участвовал, наполняло гордыней душу человека, родившегося в нищем предместье. Он честно признался себе, что даже неслыханная награда меркнет перед этим острым ощущением причастности к великому. Ведь он, кем брезговали те люди, которыми он сейчас будет играть, как куклами, совершает деяние, которое повернет ход истории. Да он бы сам приплатил за такое. Деньги как таковые, что бы ни говорил Пророк, его не интересовали. Он носил простую одежду и жил вполне скромно. Но тот запах страха, что он ощущал от находящихся рядом людей, пьянил его сильнее вина, к которому он, впрочем, тоже был совершенно равнодушен. Власть и возможность тешить свою гордыню, вот что его интересовало! А деньги — это всего лишь инструмент на пути к настоящей цели. Рядом, как когда-то, снова шел верный пес Сукайя, который был теперь чужим верным псом. Он ведь сам учил его много лет, натаскивая на кровь и подлости, как натаскивают охотничьего пса. Великий Пророк дал им детальный план, что именно и когда они должны сделать, и Господин был под впечатлением. Он даже не подозревал, что один из правителей соседней страны так хорошо разбирается в вавилонских делах и знает всех более-менее значимых людей города. Сам план учитывал сильные и слабые стороны людей, их личную неприязнь, или, наоборот, дружеские отношения. Пророк знал, кто и кому должен деньги, и кто и кому нанес оскорбление, будучи пьян. Количество деталей и подробностей, что изложил ему Великий, было настолько поразительно, что надолго погрузило Господина в задумчивость.