Юрий Гладченко - Джагарнак. Часть 1

Немного меньше хатрана понадобилось нашим героям, чтобы дойти до таинственных скал. За это время вечер успел превратиться в ночь, но свет многочисленных звёзд и поднимающейся Элиары позволял путешественникам довольно уверенно ориентироваться.

Вот они — Тантрабальские скалы.

Тёмное пятно на фоне последних отблесков заката. Не менее сотни огромных и острых, как зубы дракона, камней выстроились в почти правильный круг. Вероятно, одного или двух «зубов» всё же не хватает, потому что с востока в скальном кольце есть узкий проход.

Ветер стихает и Дигран вновь берется за весла. Тревожную тишину, повисшую над морем, нарушает только чуть слышный плеск волн, разбивающихся о камни. А вот плеска вёсел не слышно: они обернуты ветошью, к тому же Дигран опускает их с величайшей осторожностью. Что касается Тариэля, то Ланмар убедительно попросил его помолчать ещё половину хатрана назад.

Люди молчат.

Судёнышко осторожно преодолевает узкий проход и оказывается, словно в пасти чудовища, посреди Тантрабальских скал. Здесь совершенно темно, как будто камни поглощают свет мириад звезд, всё ярче разгорающихся на черном бархате небес. Как Тариэлю удается ориентироваться в незнакомом месте — совершенно непонятно, но он уверенно перекладывает руль, и, вскоре днище уже скребет по песку. Дигран убирает весла и осторожно переваливается за борт в густую, настороженно молчащую темноту. Раздаётся легкий плеск воды и жалобный вздох песка под его ногами. Ланмар выбирается на берег гораздо дольше, неуверенно проверяя пространство перед собой левой рукой. Тариэль, как призрак, скользит абсолютно бесшумно. В словах никто не нуждается. Все дружно принимаются за дело и вот суденышко уже вытащено подальше от воды, прочь от надвигающегося прилива. Песок при этом ужасающе скрипит. Ланмар и Тариэль слишком громко дышат.

Звуки в тиши кажутся невыносимыми…

Но скалы молчат.

Тем временем Элиара поднимается выше и выше. Её бледные лучи проникают в сердце Тантрабальских скал — и всё вокруг преображается, словно по волшебству.

Кажется, что вершины скал в западной части кольца вдруг начинают светиться таинственным внутренним светом. В начале свечение тусклое и зловещее, затем, по мере подъема Элиары, оно все усиливается и усиливается. Впечатление такое, что скалы словно вырастают из тьмы: огромные, островерхие, сияющие, как начищенное столовое серебро, испещрённые кое-где причудливыми виньетками теней. А посреди сверкающего великолепия застыла лагуна: безмятежно-мрачная, матово поблёскивающая, как зеркало из обсидиана.

Тьма отступает под лучами Элиары, сползает с камней рваными клочьями, но никуда не уходит, а лишь собирается в центре лагуны, будто готовясь дать решительный бой свету.

Скалы молчат.

И люди — молчат.

Кстати, ни людей, ни их суденышка не видно. Они скрылись в густой тени, отбрасываемой одной из скал. Только следы на песке могут выдать их присутствие внимательному наблюдателю. Но и это поправимо: начинается прилив.

Все выше и выше взбирается по небосклону Элиара. Она обгоняет одно созвездие за другим и затмевает их своим сиянием.

А скалы молчат.

Ожидание затягивается, и тишина становится непереносимой, едва заметно гудящей, словно струна, готовая оборваться от напряжения.

Люди молчат.

Внезапно тишину нарушает легкий, почти на пороге восприятия звук.

Показалось?

Звук повторяется.

Снова и снова.

Громче и громче.

Удивительные, невозможные переливы. Это похоже на звон весеннего ручейка, весело бегущего меж ледяных берегов. Это похоже на голос флейты, ведущей грустную мелодию, заставляющую сжиматься сердце.

Но звучит и другой голос.

Звонко и резко, в чарующем ритме, раздаются удары стали о сталь. Ручеек и флейта почти перекрывают их, но тот, кто держал в руке меч, всё равно услышит их, распознает эти звуки среди общего течения…

…началось.

Они падают прямо с небес, возникают из пустоты, рождаются из бездны. Они — иммельдримы…

Их полупрозрачные, мерцающие призрачным светом крылышки трепещут над серебряными скалами и обсидиановой водой. Иммельдримы кружат, порхают, замирают на лету, взвиваются в небо, падают и не могут упасть. За их танцем невозможно уследить. Они словно смеются над теми, кто смотрит на них из тьмы.

Ты видел иммельдримов? Видел? И как они выглядят? Ха! Да тебе, наверное, показалось! Благоразумные люди ночью спят, а не шастают там, где пляшут спутники смерти.

Иммельдримы…

Сколько легенд сложено о них, сколько песен спето… Но не только они будут танцевать этой ночью среди Тантрабальских скал.

Но кто же еще придёт танцевать?..

Иммельдримы опускаются к самой воде и образуют разорванный круг, повторяя рисунок скал.

Хоровод мятущихся призраков…

Вершины и взмахи, тени и просверки…

Мерцание света — мерцание тьмы.

Иммельдримы стряхивают со своих крылышек на поверхность лагуны светящуюся пыльцу.

…и вода начинает светиться! А, может быть, это уже не вода? Разве может эта холодная и тяжелая жидкость стать похожей на легкий туман, словно подсвеченный утренним солнцем? И этот туман редеет с каждым ударом сердца, уходит с каждым взмахом призрачных крылышек. Уходит в глубину. Туда, где царит непроглядный холод и безраздельно властвует мрак. Он уходит, отступает, открывая взору нечто огромное, стремительное и прекрасное.

Джарджана!

Легенда и ужас Хадорианского моря.

Четверть лайгана неистовой стали, стали скользящей бесшумно и плавно — вот что такое джарджана.

И люди, застывшие во тьме, как в мошки в янтаре, молчат.

И скалы благоговейно молчат.

Лишь призраки пляшут над сталью во мгле…

Свивает тугие кольца джарджана. Вода прозрачна и тиха, словно акварельная зарисовка, написанная рукою мастера. Скользят иммельдримы, плетя узор танца — бесконечный, словно рисунок созвездий. Звёзды рождаются и тают как снежинки на антрацитово-чёрном ночном небосводе… Исчезают на фоне серебряных скал… Рождаются вновь, мерцают и гаснут, сливаясь в призрачный узор.

Капли росы на забытом клинке — джарджана и иммельдримы.

Сталь и свет — как слова и музыка. Сталь и свет — части прекрасного, грозного мира.

Что есть этот мир? Движение? Музыка? Красота? Неотвратимость смерти?

А если весь мир — только танец?

Но разве тебе, человек, в этом танце есть место?

Что нужно тебе в сердце ночи среди Тантрабальских скал?