Елена Саринова - Тайна деторождения: практика и теория

— Агата, есть такой древний «ритуал породнения».

— То есть? — склонила я набок голову.

— То есть, совершенно… безопасный, но важный, Варвара, кхе. Настоящий.

— И в чем он выражается?

— Клятва, кхе-кхе, и обрядовое распитие священного напитка, — скосившись на дочь, таинственно изрекла Стэнка.

— Ага-а…

— Агата?

— Варвара, а если мы с тобой… породнимся, ты тогда…

— Да-а, — кивнуло дитё, вытирая с подбородка ручьи. — Тогда, да. Раз маму Батюшка забирает к себе на небо, и она там будет служить «ангелом», то я стану жить с тобой, а не тут одна.

— Уф-ф… Хорошо… Стэнка, готовь все для вашего «священного обряда».

Через пятнадцать минут мы со второй его участницей уже торчали за столом друг напротив друга. Разделенные глиняной плошкой с темной жидкостью, сильно отдающей хмелем, и двумя горящими свечами. Травница, возвышаясь сбоку, вещала:

— Глядя друг другу в очи, повторяйте: «Облац — нем. Сунце — да».

— Это ведь береднянский.

— Да, Агата. Повторяйте за мной обе разом: «Облац — нем. Сунце — да».

— Облац — нем. Сунце — да, — старательно огласили мы вместе с Варварой.

— Худо — нем. Добро — да, — кивнув, продолжила травница. Мы вновь за ней повторили. — Код нас радост заувек… Страху — нем. Вера — да… Зайдно ми с тобий навек…[3] Добро. Это повторять не надо. А теперь — каждая по глотку священного напитка… Агата?

— Я поняла, — и через пару секунд едва не скривилась от щедро сдобренного алкоголем разнотравья… Да сколько их тут? Не меньше десятка. А то и… И дальше мир для меня поплыл…

Однако вначале озарился множеством радуг прямо внутри избушки. И я вообще, спиртное переношу хорошо, но, здесь видно, все дело именно в травах. Вот Варварин детский организм среагировал не в пример моему, адекватно. И дитё просто вынесли спящей на руках. Сначала собственная мать, поцеловав на прощанье в разрумянившееся лицо, потом, всю дорогу до глухой повозки, охранник. Меня же, прощающуюся со Стэнкой у порога, подхватил под локоть Глеб:

— Здравствуйте, Стэнка.

— Доброго дня и вам, — громко выдохнула та. — Агата?

— Да-а?

— Ты прости меня за такое, но я не знала, как еще ее…

— Да все нормально. Главное, ребенок теперь… Хотя, она «не ребенок». Стэнка, все будет хорошо. И, насчет «Батюшки»… Святой отец обещал… о-о, а вот, кажется и он.

— Где? — заозирались по сторонам от избушки и некромант и травница.

Я же ткнула пальцем в явно различимый сейчас столп света справа:

— Да вот. А, впрочем: всему свое время, — и обхватила Стэнку руками…

Уже в повозке, Глеб, дернув меня за рукав, буркнул:

— А, ну-ка, дорогая, дыхни.

— Х-ху!

— У-у-у…

— Что сие значит?

Мужчина почесал за ухом:

— Вы чем занимались?

— Стихи читали и пили.

— Угу…

— Глеб, — качнула я его плечом. — Ты чего?

— Сома.

— Что?

— Пили вы сому. Священный напиток, сильнейший галлюциноген, применяемый древними жрецами даже не нашего мира. Рецепт его считается давно утерянным.

— Ну, видно, не всеми «считается», раз ты эту сому узнал.

— Агата, во что ты опять ввязалась?

— Я? — сфокусировала я взгляд на переливающихся всей цветовой гаммой, мужских глазах. — Да ни во что, Глеб. Просто, мы с Варей теперь — родственники. Со всеми вытекающими отсюда поселед… пос-сл…

— Последствиями, — вздохнув, покачал Глеб головой…

После цыпленка с сыром и горячего чая со сдобными ватрушками из бакалеи организмы наши напрочь отказались реагировать на покрепчавший столичный мороз. Поэтому к катку, залитому в двух кварталах на Вольной площади, мы шли не спеша. Глазея по сторонам и тыкая пальцами в разноцветные витрины и прохожих. Точнее, Варвара все это проделывала за нас. Мы с Ником лишь головами вертели и иногда открывали рты. Она, вообще — большой молодец. И я, честно сказать, зря боялась, что наш «не ребенок» в новом магическом мире замкнется от страха перед его габаритами. Да где там! Дитё поглощало этот новый мир со скоростью оголодавшего после спячки дракона, выплевывая лишь иногда, в виде костей, «явно лишнюю информацию». Жаль только, что к таковой относился почти весь первый гимназический курс. За исключением естествознания, к которому у Вари был явный талант, да еще арифметики. Эту «проблемную» сторону жизни взял на себя Ник, регулярно таскающийся в Варину гимназию на беседы с дамами-педагогами. Хотя, я думаю, явись туда я, у нее «проблем» бы не убавилось точно. А вот молодой приятный мужчина, иногда при полной прокуратской экипировке… Н-да… Я, кстати, жутко ревнива. Но тут ревновать — себе дороже. Так что, помалкиваю. Ник же относится к Варвариным «неудам» философски, считая их явлением временным: «У нее материнская наследственность. Вот и фильтрует на „нужное“ и „ненужное“ в жизни». И отчасти, он прав, потому как свечение ее явно то подтверждает, переливаясь золотисто-бурыми волнами мага земли. Будущая аптекарша. А, может и парфюмер. А, может и…

— Ой, Агата, смотри! Вон там за стеклом цветок в горшке с красными листьями! Называется «Царица молочаев», пуансеттия. Мне учительница по естеству отросток обещала дать от своего. Я, когда вырасту, садовницей стану, чтоб такие же самой, ну, или зельеотравительницей. Я еще не решила.

— Ага-а.

— А что? Мы с Ником, когда в музее были, про одну прочитали, Генриетту Пегую. Краси-вая. И умная.

— Варь, она ж кончила плохо? Значит, не такая и умная. А вообще, мы уже пришли. О-оп! — Ник, обхватив потенциальную «прокуратскую клиентку», потащил ее через мостовую. — Агата, а ты чего у витрины застыла? — обернулся уже на ходу.

— Иду, — тряхнув головой, опомнилась я. — Ник!

— Что, любимая?

— Это, в какие же вы сомнительные музеи с Варей ходите? — нагнала я их уже с другой уличной стороны. — В следующий раз все вместе пойдем.

— Да с удовольствием.

— В… вернисаж или театр.

— О-о-о, — огласились разом оба моих спутника. Потом один из них, подправив косички, добавил уже с земли:

— Только, чтоб там танцы были. Мы тебе сейчас свой покажем, который без тебя тут выучили. Каварел Ник, где мои коньки?

— Сейчас достану из сумки, дама Варвара, — важно оповестил тот. — Агата, а потом мы ей тоже покажем наш с тобой старый танец. Ты его помнишь?.. Агата, ты чего?

А «чего» я?..

— По-мню… И обязательно покажем. Где мои коньки, «каварел Ник»? — поправила я концы длинного полосатого шарфа.

Каток на Вольной площади ничуть не отличался от множества других, расцвеченных сейчас точно такими же высокими фонарями по всему Куполграду. И здесь точно так же, как и на остальных слышна была музыка. Правда, в данном месте — в лице сидящего на складном стульчике в центре у фонтана пожилого аккордеониста. Мужчина в задорной шапке с помпоном, играл с большим воодушевленьем, помогая себе отстукиванием ритма ногой. И ведь не маг, а замерзнуть не боится. Хотя торчащая из нагрудного кармана куртки фляжка… Варвара, едва обвязав вокруг ботинок коньковые шнурки, направилась именно к нему. И действительно, уверенно держится… Мужчина, сжав ладошку, кивнул и сунув в противоположный карман монету, важно прокашлялся: