Андрей Зинчук - ОЧЕНЬ Петербургские сказки

Петровна и Аглая тут же вернули Лизке галстук.

– Нарочно, что ли, смяли? – спросила Лизка, повертев галстук в руках.

Петровна кивнула на рюкзачок Аглаи:

– Аглайка вон, в город собралась, да мечтою за твой галстух зацепилась.

– Аглайка, я с тобой, – тут же пискнула Лизка и дернулась в сторону, но, встретившись с пустым взглядом Петровны, осеклась: – А ты разве не будешь вечером крутить нам кина своего, Аглайка? – исправилась она. Аглая тяжело смолчала.

– Бежишь, значит? – мрачно спросила ее Петровна.

– Почему бегу? – с вызовом ответила Аглая. – Просто уезжаю. Обыкновенно. На поезде. Как все! – После этого ее заявления в лагере вдруг стало еще скучнее.

– Все. Пошла в корпус. Досыпать, – сказала Петровна. – Прощай, Аглайка! – И она в самом деле ушла.

Лизка покрутила в руках галстук и… неожиданно повязала его Аглае на шею, как косынку:

– Вчера под трибунами нашла. Будешь ты теперь тут у нас самой красивой. А мы с Петровной так и продолжим ходить в ватниках! – Говоря это, Лизка достала откуда-то маленькое зеркальце и протянула его на плохо отмытой ладошке Аглае.

– Где нашла? – удивилась Аглая.

– Сама сотворила, пока вы спали. Всю ночь возилась!… – призналась Лизка.

Аглая долго, не отрываясь, разглядывала себя в зеркало.

– Спасибо, – наконец тихо проговорила она. – Да только теперь уже, наверное, все равно!… – Поколебавшись, она вдруг призналась в свою очередь: – Я ведь ночью тоже глаз не сомкнула. Да и у Петровны зачем-то свет горел… – И она с тоской посмотрела куда-то вдаль, за лагерь.

– Тогда, может быть, споем на прощанье, как прежде? – предложила Лизка с каким-то отчаянием.

– Все равно, – пожала плечами Аглая. – Делать-то больше что?…

И вдвоем они вновь запели старую пионерскую песню (других песен они, видимо, не знали, а может, и больше того – не хотели знать). Поначалу тихо, а потом все громче и громче. Причем, несмотря на то, что Лизка старалась изо всех сил, ответа им по-прежнему не было. Не было слышно почему-то даже эха – говорят, такое иногда случается перед дождем. Аглая больше не хотела скрывать своей досады:

– Даже эха нет!

– Может, еще одну? – робко предложила Лизка.

Безо всякой надежды на успех они спели еще одну старую походную пионерскую песню. На шум из барака неожиданно появилась… Петровна, при виде которой встрепенувшаяся было на шум Аглая даже отшатнулась.

– Снова разбудили, неладные! – буркнула Петровна, забыв при этом зевнуть. Но совершенно неожиданно вдруг принялась подпевать Аглае и Лизке. При этом было заметно, что она также старалась изо всех сил. Втроем они пели так громко и пронзительно, как обычно поют на Руси: будто хотели искричать в песне всю невысказанность души. А закончив, прислушались: ответа им не было. (Надо честно признаться: не было надежды даже на то, что на поднятый шум придут узнать о случившемся и из недалекого поселка – всем уже давно было наплевать друг на друга!) Аглая вновь собралась уходить. На этот раз, похоже, навсегда.

– Покажь стрелу, Аглая, – вдруг попросила Лизка тихо.

Аглая поколебалась и достала из рюкзачка стрелу от лука (вполне оперенную, достаточно, надо сказать, волшебную). Протянула ее Лизке.

– Легкая какая!… – сказала Лизка. – Просто невесомая! Да?… спросила она почему-то у Петровны. Петровна тут же сделала каменное лицо и потребовала:

– Ну-ка?… Дай сюда! – Оглядев стрелу со всех сторон, она согласилась: – В самом деле!… – И принялась играть со стрелой, как маленькая, демонстрируя сестрам ее необыкновенные возможности. И при этом случайно – а может, и не совсем случайно? – отпустила ее ускользнуть по воздуху, как по ручью. – А мы-то гадали: откуда она тут взялась? Да сама прилетела. По воздуху. Из сказки! Из нашего волшебного детства!

– Из детства!… – задохнулась вдруг Аглая. – Вот оно что!… – она схватилась обеими руками за грудь, как будто ее что душило: – Ой, метро-метро, безвоздушное пространство! В глазах темно!… – И потянулась за улетевшей стрелой. – Ах!…

– Оставь, Аглайка! – махнула рукой Лизка. – Разве догонишь?… Только что ж нам ее безымянно, как лягушкам каким-то?…

Петровна смотрела на них обеих отчего-то по-прежнему строго. И строго же спросила:

– Надеюсь, не забыли еще, что значит детство?

Аглая и Лизка ответили ей хором, как по команде:

– Нет!!!

– Ну? – вновь строго спросила Петровна.

– Детство – это… – Лизка задумалась и, наконец, вспомнила: – Объесться мороженым!

– Еще! – приказала Петровна.

– Подольше гулять! – вновь вспомнила Лизка.

– Не слушать родителей! Сидеть на заборе! – пришла ей на помощь Аглая.

– Читать под одеялом сказки с фонариком! – подхватила Лизка.

После этих слов Петровна неожиданно широко взмахнула рукой и мир, окружающий лагерь, преобразился: на миг стало так, как это в самом деле бывает с нами только в детстве: зима и лето, день и ночь, солнце и небо, полное ярких звезд, – как гроздь безмолвного ночного фейерверка, вечно падающего на Землю и так ни разу ее не достигшего, – все это сразу, одновременно, изобильно и бессчетно… Легким миражем колыхнувшись над лагерем, видение исчезло, словно отлетело в залив.

– А я в детстве, например, любила собирать марки. Очень любила! – отчего-то вновь, как девушка покраснев, призналась Петровна.

– Какие в твоем детстве были марки? – замахала руками на нее Лизка. – В доисторические времена! Каменные, что ли? С динозаврами? Ты что?

И тут Аглая, опустив глаза и вконец оробев, сказала негромко:

– Да в детстве я бы просто перелезла через этот четверг!

– А я бы, наоборот, подлезла под него! – тут же возразила ей Лизка.

– А я бы разбежалась и проскочила наскрозь! – подхватила Петровна. – Будь он трижды неладен!… А там перебежками на южный берег и привет! В деревню! В глушь! Приучать к волшебным сказкам деревенских детей! Может, их еще не всех испортило телевидение?… – Она не упустила случая передразнить Аглаю: – А ты хотела "обыкновенно", "на поезде", "как все"! Забыла, что ли, кто мы такие? Мы же с вами сила! Хоть и нечистая… На первый взгляд, может, и не очень заметная. Ир… р… рациональная!

– Как число "пи", что ли? – тут же пискнула, как мышь, не удержавшись, Лизка.

– Только разве может жить без этого маленького числа мир? – ни на кого не глядя, спросила Петровна. – Да без него ни одно колесо не поедет! Жизнь сделается квадратной!… Двухмерной! Вы что?!

– Говорят – все лодки станут вдруг плоскодонками, – начала развивать эту новую тему Лизка. – Прыжки будут только в длину, из рыб выживут единственно камбалы, а из женщин – одни манекенщицы… В водке… – Она прыснула. – В водке будут исключительно градусы, но не литры. Зато исчезнут утюги, асфальтовые катки и… альпинисты!