Джон Макдональд - Искатель. 1992. Выпуск №2

Алексей отвернулся от Греты. В этот миг — и он почувствовал, что миг вот-вот кончится — он мог узнать мысли любого из людей на балу. Но почему-то выбрал Лизхен Горденауэр… И удивился: она читала про себя стихи: «О черная гора, затмившая весь свет! Пора, пора, пора творцу вернуть билет…»

И чувство торжества, только что переполнявшее Алексея, вдруг съежилось, усохло, померкло. Он утратил способность читать чужие мысли и закрыл глаза.

Алексей открыл глаза. Он сидел на своей раскладушке, комнату заливал жаркий августовский свет, было тихо, и на часах — почти полдень.

Ему захотелось поговорить… Не просто, не с кем-нибудь, а только с Александром. Он прошел на кухню, но ни там, ни в коридоре людей не было. Вернулся к себе, снова сел на раскладушку… Вообразил Александра, посадил его на подоконник распахнутого окна…

— В чем дело, как сказала бы Грета фон Биркенау? — спросил воображенный Александр.

— Это я хочу узнать, в чем дело и что происходит? — ответил Алексей.

— Ты ведь хотел переменить жизнь?

— Да, но… Я ничего не понимаю.

— А что тут понимать? Просто новая жизнь, — небрежно сказал Александр.

— Так не бывает…

— Как знаешь, как знаешь, — отмахнулся воображенный собеседник.

— Кто придумал эти сказки? О Змии, о Золушке?

— Они были всегда.

— У «Золушки» другой конец…

— Почему же? Она вышла за принца, а потом стала королевой… Другой вопрос — стоило ли это делать…

Я помню, что у братьев Гримм другой конец сказки. Да, Золушка вышла за принца, но там есть еще строки, они поразили меня я детстве… Слушай, я, наверное не точно процитирую, но смысл такой. Когда пришло время свадьбы, явились и сестры Золушки, хотели подольститься к ней, разделить ее счастье. И когда свадебный поезд отправился в церковь, старшая сестра сидела по правую руку от невесты, а младшая — по левую; и вот прилетели Золушкины голуби и выклевали каждой по глазу. А потом, когда возвращались из церкви, сидела старшая по левую руку, а младшая — по правую, и выклевали голуби каждой из них по глазу … Вот и все, зло наказано, и сказка кончилась. А я, когда был ребенком, вообразил, как это случалось… Представь: крики, стоны девушек, кровь льется на светлые платья, глаза, вытекшие из черных провалов глазниц, размазаны по лицам, перемешаны с кровью, бьются, хлопают крыльями окровавленные голуби, вся свадьба в крови, а между двух искалеченных, ослепленных, орущих девушек — спокойная, счастливая Золушка в подвенечном наряде… Какая страшная свадьбе…

— Что ты хочешь этим сказать?

— Не знаю… Я не хочу такой справедливости. Скажи, иа самом деле Анну и Марию не ослепили?

— Нет. Они здоровы, живы. И Змий жив. Они — всегда.

— А я? Скажи, Александр, а я?!

Собеседник растаял, остался пустой подоконник, а за ним — недвижные кроны деревьев, раскаленные крыши, августовский свет…

Мой дядя Отис — самый упрямый человек в Вермонте. А те, кто знает вермонтцев, поймут, что это означает — дядя Отис самый упрямый человек в мире. И я не погрешу против истины, если скажу — в своем упрямстве дядя Отис опаснее водородной бомбы.

Наверное, сразу в это поверить трудно. Еще бы. Поэтому я расскажу в чем заключалась опасность, исходящая от дяди Отиса, опасность не только для человечества, но и для Солнечной системы. И, вполне возможно, для всей Вселенной.

Фамилия у него была Моркс, как и у меня, Отис Моркс. Жил он в Вермонте, и какое-то время мы не виделись. Но однажды я получил срочную телеграмму от тетушки Эдит, его сестры. В ней сообщалось: «ОТИСА УДАРИЛО МОЛНИЕЙ ТЧК СИТУАЦИЯ СЕРЬЕЗНАЯ ЗПТ ПРИЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО».

Я приехал первым же поездом. Не то чтобы я волновался за дядю Отиса, но в нескольких словах телеграммы чувствовался невысказанный подтекст, заставивший меня поспешить.

Во второй половине дня я сошел с поезда в Хиллпорте, штат Вермонт. За рулем единственного в городке такси сидел Джад Перкинс, исполняющий также обязанности констебля. Усевшись рядом с ним, я обратил внимание на висевший у него на поясе револьвер.

Заметил я и толпу зевак, собравшихся на другом конце привокзальной площади. Проследил за их взглядами и понял, что смотрят они на пустой гранитный пьедестал, на котором ранее высилась большая бронзовая статуя местного политика по фамилии Оджилби. Дядя Отис презирал этого Оджилби.

И в своем упрямстве не мог поверить, что кто-то воздвигнет ему памятник. Поэтому отказывался признать, что таковой имеется на городской площади. Но статуя высилась-таки на гранитном пьедестале, а теперь вот исчезла.

Старенький мотор чихнул, завелся, и машина тронулась с места. Я спросил Перкинса, куда подевалась статуя. Прежде чем ответить, он искоса глянул на меня.

— Украли. Вчера, около пяти часов пополудни. У всех на глазах. Да, сэр. только что она стояла на месте — и вдруг пропала. Не успели мы и глазом моргнуть. Мы были в магазине Симпкинса. Я, сам Симпкинс, твои дядя Отис и тетя Эдит и еще несколько человек. Кто-то сказал, что городские власти должны почистить статую Оджилби, голуби гадили на нее уже несколько лет. А твой дядя Отис выпятил подбородок повернулся к блюстителю чистоты.

«Какую статую? — полюбопытствовал он и его брови воинственно встопорщились. — В этом городе никто не ставил статую такой болтливой никчемности, как Оджилби».

Я-то, конечно, знал, что спорить бесполезно, он не поверит в существование статуи, даже если споткнется о нее и сломает ногу. Никогда не встречал большего упрямца, чем Отис Моркс. Если ему что не нравится, значит, это не существует. Но я все же повернулся, чтобы посмотреть на нее. А она пропала. Минуту назад стояла себе на пьедестале, а теперь вот пропала. И украли ее при всем честном народе.

Джад Перкинс повернул голову и сплюнул в открытое окно.

— Если хочешь, я скажу тебе, кто это сделал. Агенты «пятой колонны», вот кто (происходило все это в годы второй мировой войны). Они взяли Оджилби, потому что статуя бронзовая. Немцам и японцам нужны медь и бронза, чтобы делать снаряды. Поэтому они крадут статуи и переправляют их за океан на подводных лодках. Но уж в следующий раз, появись они здесь, я их не упущу. Теперь я постоянно настороже и держу наготове револьвер.

Я поневоле глянул на расстегнутую кобуру. Подпрыгивая на колдобинах, мы ехали к ферме дяди Отиса, а Джад Перкинс продолжал рассказывать мне местные новости. В том числе и о том, как дядю Отиса ударило молнией, подтвердив мое предположение, что причиной тому послужило дядюшкино упрямство.