В Дикой земле (СИ) - Крымов Илья Олегович

— Нет…

Иди. Иди ко мне, волшебник. Я покажу тебе. Я покажу.

— Нет!

Тогда я сам приду к тебе. Я уже здесь. Я везде.

Костяное дно задрожало быстро и сильно, пучась, будто под ним передвигалось нечто большое и неумолимое. Серый маг отшатнулся, когда над болотом вознеслось длинное извивающееся щупальце, покрытое пульсировавшими присосками, из которых то и дело появлялись влажные когти. За первым появилось второе, третье, вскоре их стало много, целый букет огромных, склизких, серых, испещрённых жадными присосками щупалец, на студенистой плоти которых расцветали ещё и маленькие красные глазки.

— Это ты… опять.

Вечность позади меня и вечность впереди меня. Я свидетель. Я слуга. Я глашатай. Я полководец.

— Оставь меня в покое! — закричал Тобиус.

Ты слышишь меня, волшебник. Твоя душа слышит меня. Тысячи других не слышат, но ты слышишь. Древняя кровь. Благородная кровь. Два великих древа, объединённые воедино…

— Я знаю, кто ты!

Ты лишь думаешь, что знаешь, хотя не знаешь ничего. Но я знаю кто ты. Я знаю. Я вижу.

Щупальца изогнулись, потянулись к магу, пульсируя присосками, пристально разглядывая его сферами, полными крови.

Оглянись вокруг, волшебник. Всё это может стать твоим. Вся их сила, все знания. Безграничное могущество. Ты уже здесь, просто протяни…

— Изыди, мерзость! Мне ничего не надо от тебя!

И щупальца отпряли, издав тихий шелестящий смех. Невообразимо отвратительным образом они стали переплетаться, пока не образовали нечто, отдалённо походившее на длань.

Я блуждаю по лесам, обращаясь и к тем, и к этим, но они не слышат меня. Владыка Всего оградил их от моего голоса, проклятый Враг, изгнавший истинных Господ, похититель, Узурпатор… Как отчаянна и непроглядна моя тоска по них, моих Господ… Но ты услышал меня! Это был знак, хотя я сомневался. А потом ты убил одеревенелого старика, и я понял, что у тебя великое будущее, волшебник! Вместе со мной. Вместе с ними.

— Именем Джассара, повелеваю: изыди!

Склизкая пятерня содрогнулась и потеряла целостность, щупальца мелко завибрировали и закорчились, словно демонические отродья от звуков слова Божьего, но последовавший вопль, донёсшийся откуда-то снизу, из-под костей, причинил такую мучительную боль, что Тобиус забился в конвульсиях, едва не утопая под слоем слизи. Каждая частичка его существа вибрировала болью на грани умопомешательства.

Никогда не произноси этого имени, волшебник! Иначе разделишь мою боль.

Слова Шепчущего начали достигать сознания, лишь когда муки немного утихли. Маг еле мог мыслить, всё восприятие тонуло в болевом тумане, но вот над ним распростёрлась вновь колыхавшаяся серая длань.

Смотри. Смотри волшебник. Славное знамение в небесах.

По мановению осклизлых пальцев туманы расступились над болотом и стала видна бездонная чернота. Там, куда стремился перст указующий по черноте скакала кавалькада ужасных всадников, верхом на костяных конях и чудовищах, сопровождаемая сворой жутких гончих. Раздавались голоса рогов, громкое гиканье, холодивший душу смех, и невзирая на расстояние, во главе кавалькады можно было разглядеть короля в некогда прекрасных латах.

Король Дикого Гона обнажил чёрный меч и пронзил им небеса, по которым скакал его конь. Он мчал вперёд, оставляя за собой рваную рану, сквозь кою проливалась краснота. Кавалькада исчезла, но огромный красный шрам кометы остался, растянувшись от края до края небес.

Они возвращаются. Глупцы думают, что могут остановить их. Глупцы думают, что могут подготовиться к их появлению. Глупцы лелеют надежду. Скоро глупцы узнают, что ошибались. И когда Господа вернутся, ты будешь приветствовать их. Ты, волшебник, тот, кто открыл им дорогу. Возрадуйся!

Щупальца потянулись к нему вновь, длинные, извивающиеся, живые гнилой, затхлой, мёртвой жизнью, что влачится ужасными тварями на дне морских глубин.

Возрадуйся! Протяни руку и стань их избранным, любимым рабом! Могуществом своим ты покоришь все троны мира и славою своей затмишь память об Узурпаторе! Весь мир будет твоим! Ну же, протяни руку, волшебник!

Тобиуса забила крупная дрожь, он попятился от руки, из чьих щупалец полезли когти, от руки, которая кровоточила всеми глазами.

— Никогда! Джассар мне свидетель! Никогда!

Шепчущий застонал и ударил наотмашь ослепляющей болью. Тобиус выстоял, не позволил костям вывернуться из суставов, не позволил вытечь глазам, а позвоночнику — вырваться из спины. Он сковал себя волей и заставил двигаться, идти, бежать прочь. Куда угодно, лишь бы подальше от щупалец.

Беги, иди, ползи, делай, что хочешь, но от меня тебе никуда не убраться! Я всегда рядом, волшебник! Я всегда и везде!

Вдруг что-то хрустнуло внизу и Тобиус упал.

Запах сырой земли… благоухание сырой земли ворвалось в ноздри. Серый маг вонзил в неё пальцы, сжал что было сил и преисполнился великим счастьем. И даже боль в правой ноге, сильнейшая боль, словно конечность попала в медвежий капкан, не омрачала его радости от пробуждения.

Приподнявшись, Тобиус посмотрел на ногу и увидел чёрный мячик, с прижатыми кошачьими ушами, который так крепко вцепился в ногу, что сломал голень.

— Лаухальганда, какого ахога[5]?

Но маленький друг не подал виду, что что-то слышит, хватка его могучих челюстей не ослабла. Тогда серый маг попытался оглядеться, наткнувшись взглядом на голую влажную землю вокруг. И на обелиск, торчавший посреди лесной плеши невдалеке. Обелиск из тёмного камня, искусно выточенный неизвестным мастером в виде переплетения щупалец, застывших в противоестественной им неподвижности.

Память о сне уже почти полностью истаяла, как бывало это почти всегда по пробуждении, однако ужас и омерзение не ушли, они свернулись холодным коконом прямо под сердцем и пульсировали там. Обелиск беззвучно взывал к волшебнику, приглашал ближе, на расстояние вытянутой руки, чтобы пальцы соприкоснулись с древним камнем, на котором не смогло угнездиться за прошедшую вечность ни единое пятнышко мха, ни единый лишайник, словно всё живое сторонилось его.

Серый маг издал сдавленный возглас и изо рта его хлынул огонь. Живая стихия устремилась во все стороны, опаляя землю, и набросилась на обелиск, но не смогла прикоснуться к нему. Даже когда всё вокруг пылало, камень был невредим и хранил свою глубокую, влажную, затхлую прохладу.

Тобиус сплюнул последние огненные язычки, подхватил своё тело мыслесилой и понёсся прочь, не разбирая дороги, ударяясь о деревья до треска рёбер и гула в черепе. Его полуслепой побег окончился лишь когда отголоски шёпота затихли. Серый маг смог сбросить себя в корни одного из деревьев-гигантов и сжался там, закрыв лицо руками. Ужас не отступал, ужас ел его поедом и на борьбу были брошены все силы.

Медленно он стал очищаться, избавляться от яда в астральном теле. Волшебник заключил себя в тиски воли и исторг вредоносные эманации вовне, чтобы опять начать дышать. Годы ментальных практик научили Тобиуса справляться со всем тем, что открывалось разуму владетеля Дара в этом многослойном мире. Без них он не пережил бы обучение и не оседлал бы ветра магии, без них он сошёл бы с ума.

Заставив руки прекратить предательскую дрожь, он наконец обратил внимание на то, что сломанная нога всё ещё пребывала в столь плачевном виде, а челюсти продолжали сжимать её капканом. Боль горячими волнами накатывала на мозг в унисон с пульсом, помогая сбросить последние путы ужаса.

— Ты не возражаешь?

Чёрный мячик издал звук, шевеля при этом ушами.

— Тебя и обычно-то понять нелегко, а сейчас я вообще не уловил смысла. А-ну выплюнь!

Лаухальганда отцепился.

— Фр-р-р-ря-я-я-я! Фр! Фр-р-р! Фр-я-я-я!!!

— Тише, тише пожалуйста! Да, я в полном сознании, я всё понимаю. Но что вообще произошло?