Александр Зорич - Раш-Раш

– Вкусно! – сказала она.

В тот же миг аромат специй растаял без следа. Ни лаврового листа, ни имбиря, ни перца. Сырой запах камня и душный запах птичьего помета вновь вошли в силу.

– Спасибо, дяденька Бат! – сказала девочка и вернулась на прежнее место. – Но только жжется немного внутри, как будто кишки чешутся.

– Раш-раш-раш, – отозвался юноша.

– На здоровье, – Бат утер нос рукой и заглянул в котелок. – Постой, а за что спасибо-то? Ты же ничего не съела!

– Я вообще мало кушаю, – сказала Еля тоном отменно полакомившегося дитяти и это успокоило Бата. «Может, ей и впрямь пол-ложки – самое то?!» Как вдруг Бату кое-что вспомнилось: – Погоди, как это ты меня только что назвала?

– Дядей Батом. А что? – зеленые глаза девочки округлились. – Разве не так?

– Так… Да только… Разве я тебе говорил, как меня зовут?

– Говорили!

– Что-то не припомню!

– Ну… тогда не говорили, – быстро сдалась девочка.

– Откуда же ты знаешь, как меня зовут?

– А мне Гррссы сказал.

– Так он же немой?

– А-а, ну да, немой, – задумчиво глянув на юношу, согласилась Еля. – Тогда мне ваши люди сказали. Охотники.

– Ты что же, видела их? Где ты их видела, скажи-ка?

Несложные вопросы Бата загнали Елю в тупик. Она согнулась, уперла локти в колени и уныло оттянула кулаками щеки.

– Не помнишь, где видела? – не отставал Бат.

– Не помню, – буркнула Еля.

– Ну вот… А имя – помнишь… Нехорошо получается. Разве родители… ну, или кто там тебя воспитывает, разве они не говорили тебе, что врать нехорошо?

– Говорили.

– Тогда сказала бы правду. На мне же не написано, что меня Батом зовут!

– Вообще-то написано. Для тех, кто умеет читать, – девчонка озорно улыбнулась.

– И на каком это месте написано? Может, на этом, – Бат привстал и треснул себя по тесно обтянутому кожаными штанами заду. – Или на этом? – хлопнул по лбу.

– Раш-раш-раш!

– На том месте, где у вас мысли.

– На голове, что ли?

– Нет, в голове.

– Ого! Да тут передо мной знатная ведьма Елеанирда Косматая собственной персоной! И она умеет читать что у людей в голове! – сказал Бат глумливо.

– Ничего тут такого нету. Мои друзья читают в голове, как вы в ваших книгах.

– Что за друзья такие? Ведьмацкого, что ли, роду?

– Мои друзья – они духи, – серьезно ответила девочка.

У Бата похолодели кончики пальцев и отяжелел язык. Очень уж не любил он слово «духи». И вдвойне не любил ситуаций, в которых его обыкновенно произносят. Где какое несчастье – всегда духи виноваты. Удавился мужик – дух-самогубец им овладел, бабу свою зарезал – овладел дух ревности. Дом сгорел – духа воздуха не умилостивили. Уд не стоит – не нужно было ссать под священным деревом, духа прогневал. Духи-духи-духи. «Зато когда что-то путное случается, про духов и не вспоминает никто, мол, тут их влияния нету. Это как тот песняр говорил про войну, что города сдают солдаты, а берут – ихние воеводы…»

– Негоже детям с духами знаться, – осуждающе заметил Бат.

– Раш-раш-раш.

Срок ложиться еще не подошел, да и сна не было ни в одном глазу.

Стоило Бату заикнуться об отдыхе, как Раш-Раш с Елей поглядели на него укоризненно – мол, погоди, погоди!

– Чаю, что ли, сделать? – предложил Бат.

Гости воодушевленно закивали.

– Тогда, Елюшка, ступай на воздух, помой котелок, набери чистого снегу.

Та лучезарно заулыбалась, скинула шубку и в одном шерстяном платье с высоким горлом, свежем, чистом, словно бы вчера сшитом, шустро бросилась к лазу.

– А ты, Раш-Раш, дровишек наломай, а то вышли все… В общем, потрудитесь-ка теперь сами, покуда дядя Бат передохнет. Это будет по справедливости. Ведь я тут среди вас самый старший. И вы должны оказывать мне почтение, почти как царю, – пояснил Бат.

Каково же было его удивление, когда Раш-Раш вместо того, чтобы отправиться доламывать лежанку из горбыля, приблизился к нему, присел на корточки и… растянулся у его босых нечистых ног в земном поклоне.

Красиво сложенное тело юноши прижалось к холодному полу пещеры и застыло, лучась самым первосортным почтением. Словно был Раш-Раш опытным царедворцем, магистром льстивых наук. Наступи ему на голову – он и бровью не поведет, сочтет за честь.

Бат опешил, даже язык прикусил.

На какой-то миг он вдруг почувствовал себя, да-да, тем самым ирверским тираном Батом Иогалой, который, сказывают, восходил на трон по семи ступеням, на каждой из которых лежал плененный вражеский военачальник. Вот так, прямо по военачальникам, и восходил.

Молча созерцал Бат гибкую спину юноши, с крыловидными выступами лопаток, скользил вдоль хребта по жемчужной коже, отливавшей шелковой голубизной, кое-где обросшей белесыми, тающими волосками. Ласково ворошил взглядом серебристые, с серым оттенком, кудри. И любовался бы он так, скользя и оскальзываясь, быть может, еще долго, если бы взгляд его не угодил в овраг свежей рубленой раны с розовыми расходящимися краями. Рана шла наискось от печени до самых ягодиц и была длиной в Батову ладонь. Рана, казалось, кричала о себе во весь голос.

– Да у тебя там хрен знает что, на спине! – ужаснулся Бат. Раш-Раш поднял свою узкую, длинную голову с аккуратными, заостренными ушами и жалостливо посмотрел на него. Мол, сам знаю. И страдаю.

– Чего же ты молчишь? Да вставай ты, дурак!

Раш-Раш ловко собрался, присел на корточки. Бату вдруг стало физически больно: не за себя – за него. Эту рану он словно примерил на свою спину.

– Да что ты улыбаешься, как вроде все в порядке?

Раш-Раш прикусил нижнюю губу и застенчиво насупился.

– Вот дурак так дурак, – приговаривал Бат с отеческой укоризной в голосе. – И сидит как ни в чем не бывало! Да так же и сканать можно запросто! Ты знаешь, сколько таких хороших, как ты… – лицо Бата покраснело, на лбу бисером выступил пот. Он разделал немало туш, но к виду человеческих ран так и не смог до конца притерпеться.

– Вот! – Еля вползла в пещеру с полным котелком снега. Встала. Отряхнулась. – Чаю хочу!

– Да подожди ты! – отмахнулся Бат. – Ты рану у Раш-Раша видела?

– Не-а.

– Вот и не встревай. Раш-Раш твой, если масла сейчас ему кипящего в рану не залить, заболеть может. А потом даже умереть!

– Умереть? – задумчиво повторила Еля.

– Давай сюда котелок!

То ли жаркая еда подействовала на него возбудительно, то ли самочинно распоясалось воображение, но Бат явственно увидел Раш-Раша, вялого и желтого, с сухой, как старый пергамен, кожей, мятущегося в последней горячке, невнятно мычащего. Перед смертью он, конечно, придет в себя и будет смотреть на них с Елей глупо и радостно, как котенок, которого несут топить…