Андрей Дашков - Глаз урагана

И этот воздух пах морем.

Марк повернулся и приблизил к отверстию лицо. Конечно, там была непроницаемая тьма. Не ожидал же он увидеть морской пейзаж? Но ему показалось… нет, он был УВЕРЕН в том, что соленые брызги обдали его лоб и щеки.

Шорох прибоя. Безлюдный пляж, погруженный в темноту безлунной ночи. Что-то, похожее на хлопки крыльев. Скорее всего это ветер треплет ткань брошенных шезлонгов. И где-то там (или уже ТУТ?) бродит мальчик, зовущий отца. Зачем? Кто нуждается в ком? Кто кому хочет и может помочь? Главное, зачем?

А вот зачем.

Струя морского ветра пропала. Кто-то заткнул дыру с ТОЙ стороны. Марку в ладонь ткнулось что-то мягкое. Он некстати вспомнил «Лабиринт кошмаров» и оцепенел.

Но предмет ничем не напоминал голову и, уж во всяком случае, не был окровавленным. Он целиком поместился в его ладони. На ощупь – какая-то кукла, упругая и гибкая, одетая в игрушечное тряпье…

Голос зовущего пропал. Последний вздох донесся из стены, и края отверстия сомкнулись. Тут же раздался скрежет проворачиваемого в замке ключа. Дверь приоткрылась.

Снаружи в комнату проник луч света, но не было тени стоявшего на пороге. Человек не спешил входить, словно ожидал от пленника подвоха. Как будто у того хватило бы сил напасть! Воды он получал ровно столько, чтобы мог самостоятельно передвигаться. Но может быть, тюремщик просто наблюдал за ним сквозь узкую щель…

Марк украдкой посмотрел на то, что лежало у него в ладони. Свет, падавший в комнату, был слишком слабым. Глаза почти сразу же адаптировались к нему.

Марк различил фигурку моряка, которую где-то и когда-то уже видел. Вспомнить бы только – где. Уж не на стенах ли этой самой комнаты? Теперь он почти пожалел, что не поддался искушению и не изучил рисунки как следует, во всех подробностях. Но кто знает, что бы с ним тогда случилось?..

Так был ли моряк? Если да, то что означал его «выход» из стены? «Только то, что ты созрел для психушки, придурок!»

Внезапно он вспомнил. Прежняя, относительно благополучная жизнь лежала, нетронутая, на полке его памяти, и сейчас в сознании возник ясный образ, почти видение, застывшее, будто старая диковина в янтаре, – новогодняя елка, украшенная игрушками. В том числе фигурками сказочных персонажей, которые развесил Ян. Фламинго, колдунья, принцесса, моряк. И кажется, был еще кто-то…

Мгновение Марк колебался – выбросить дурацкую куклу или нет. На первый взгляд от нее не было никакого проку. Кусок резины – и только. Если не считать того, что фигурка была своеобразным сувениром из канувшего в небытие прошлого. Пусть даже это подарок самому себе.

Его пальцы сжались, спрятав моряка в кулаке.

Человек, стоявший снаружи, толкнул дверь, и та открылась полностью. Стало почти светло. Марк увидел знакомую фигуру, казавшуюся неуклюжей, несмотря на прекрасно сидевший дорогой костюм. У него появился кислый привкус во рту. Не страх, но ощущение какой-то почти невероятной подмены. Хотя это было страшно само по себе.

Гоша улыбался, приближаясь маленькими танцующими шажками. В руке он держал что-то, похожее на электробритву. Марк едва не засмеялся, представив себе абсурдную картину: музыкант явился, чтобы побрить его. И затем «сыграть дуэтом»…

– Пойдем, красавец ты мой! – сказал Гоша. – Только веди себя прилично, ладно?

Он показал Марку то, что держал в руке. Не электробритву, конечно, а электрошокер.

Марк неуклюже сполз с кровати, пытаясь справиться с головокружением.

Он разогнулся и с трудом утвердился на ногах. Его шатало от слабости; в голове возник шум, похожий на шорох набегающей волны. Лицо Гоши то расплывалось и превращалось в кривляющуюся луну, то вновь обретало резкость.

– Топай, старичок! – приказал бывший коллега, предпочитая осторожно держаться сзади.

На прощание Марк обвел прояснившимся взглядом стены комнаты. Особенно ТО САМОЕ место над кроватью. Там действительно был рисунок – голый скалистый островок посреди океана. И никаких признаков отверстия в панели.

Гоша слегка подтолкнул его в спину.

Они вышли в коридор. После многих суток, проведенных в темноте, свет неярких ламп слепил его, будто летящая навстречу снежная крошка. Марк прищурился и побрел вдоль стенки почти на ощупь. Гоша натужно сопел сзади, словно тащил в гору свою совесть.

Теперь вместо органа звучал рояль. Звуки падали звенящими каплями и постепенно нарастали. Дождь превращался в ливень. Прекрасный летний ливень, омывающий пыльную зелень…

Впереди показалась широкая лестница. Марк не был уверен, что сумеет спуститься по ней самостоятельно. Он пошатнулся и ударился плечом о запертую дверь.

– Прямо! – ухмыльнулся за спиной Гоша.

Марк кое-как добрался до верхней ступеньки и вцепился руками в деревянные поручни. Он осознал, что дерево старое, очень твердое, отполированное десятками тысяч прикосновений, а решетки под поручнями увиты побегами плюща. Это не было сном или галлюцинациией. Зловонное присутствие жирного человека, страдающего одышкой, делало абсурдным такое предположение.

Марк оторвал подбородок от груди и посмотрел прямо перед собой. Открывшаяся его взгляду картина была почти невозможной и все-таки реальной.

Огромный зал старинного дома; в потолке зияет провал; изломанная линия полуразрушенных стен напоминает далекую горную гряду. Над нею мелькает луна в разрывах летящих туч. Не сразу заметишь, что тучи двигаются по кругу, влача за собой рваные хвосты, словно спиральные галактики. Эта воронка засасывает автомобили, дома, людей, вырванные с корнем деревья, целые стада коров и овец, горы мусора, содранные пласты земли, решетчатые фермы подъемных кранов и линий электропередач, обломки труб и столбов. Издалека все это представляется жутким черным роем, аморфным существом, которое будто карабкается в небо по невидимой лестнице. И вскоре бесформенная масса поглощает луну…

Там, снаружи, ледяная зимняя ночь, но внутри дома, накрытого незримым колпаком, навсегда воцарился мертвый сезон. Сквозь истлевшие ковры видны плиты пола со странной полустертой резьбой, кое-где из стыков торчит желтым стеклом пожухлая трава, и повсюду протягивают щупальца вьющиеся побеги, которые проникают сквозь распахнутые застекленные двери из заброшенного парка и оранжереи.

В центре зала на полу – громадный панцирь черепахи, тоже украшенный тонкой резьбой. Вдоль стены – статуи, занесенные из парка, зеленоватые от плесени и с выщербленными поверхностями. В голову божка плодородия вцепился неподвижный ворон – скорее всего только чучело. На других стенах – картины, потемневшие от времени и затянутые паутиной. Вездесущие растения уже увяли, но пока удерживают в плену своих переплетенных стеблей ветхий интерьер и словно предохраняют его от окончательного разрушения. Пыль лежит толстым слоем, будто мельчайшая крупа времени. Время рассыпалось, но мозаика пространства еще цела, хотя в ней явственно виднеются щели. Намечена паутина трещин; нужен только завершающий толчок… Фрагменты плохо скреплены, иллюзия целостности развеяна, и ничто не держится долго; все обращается в прах. Этот дом хранит некая сила, противостоящая природе. Ах да – еще листья, желтые опавшие листья лежат, как красивые бабочки, везде, в том числе на крышке белого рояля.