Тамара Воронина - Игры богов

– Драться! – прокричал Лумис. А это мы всегда, а это мы с удовольствием, хотя и чудовищ резать привыкли, да и вы чудовища, самые настоящие чудовища, потому что куклы, потому что дергает вас за ниточки Игрок, а вы и рады, хоть в бою солдат врага крушить, хоть мальцов зеленых до смерти пороть, хоть детей малых вешать. Приказы у них, видите ли… Не быть Марту солдатом никогда, потому что не сумел бы он никого повесить, и уж тем более детишек, тем более женщину, хоть королеву, хоть крестьянку, даже принцессу Маэйр не смог бы, потому что грешно женщин убивать, они не воюют, они наоборот жизнь дают, а вы их на виселицу, а я вас за это мечом, наловчился за последнее время, так наловчился, как и не мечтал, ни одного движения лишнего, не блок, как атака, и хоть бы одна атака мимо…

Потом его проткнули насквозь. Март остановился, опустил голову и увидел кончик меча, торчащий из груди. Довоевался… Ладно, что мог, то и сделал… Эх, умыться захотелось, куртку снял, ее бы клинок не пробил. Март упал на колени, продолжая наблюдать, как расплывается по несвежей белой рубахе алое пятно, потом завалился на спину. Кровь клокотала в горле, и он повернул голову, чтобы не захлебнуться. Они дрались. Как они дрались! Выпады Ли были настолько стремительными, что и уследить нельзя.

– Ли, – без голоса прошептал Март. – Ли…

Он хотел добавить, что придется без него, будто Ли мог его услышать за пятьдесят шагов. Как жаль было с ним расставаться. Как не хотелось умирать. Куда больше, чем тогда, на виселице.

Ли дрогнул, отступил на шаг и посмотрел прямо на него. Марту даже показалось, что он увидел клубящийся туман в его серых глазах. И лицо вдруг побелело. Ранен, наверное. Ли вдруг вскинул к небу растопыренную пятерню и закричал что-то яростное, даже сам Громыхала позавидовал бы этому крику. Кроме «Файер Дарси» Март ничего и не понял… Было холоднее, чем в Джайве. И ужасно хотелось спать. Интересно, смерть и правда молодая и красивая?

Глаза открывались медленно, словно весили, как горы. И вообще он лежал под горой. Не около, а именно под. Давило невыносимо. Невозможно дышать, когда давит гора. Но он справился. Он привык справляться с трудностями, потому что иначе лучше самому сразу повеситься. Знакомое лицо в окружении русых волос.

– Берт… – удовлетворенно выдохнул он и тут же встревожился: – Ли?

С другой стороны нависла бледная физиономия Ли. Глаза вовсе не клубились дымом. Нормальные серые глаза. Очень теплые. Жив. Как здорово, что он жив.

– Лумис?

– Умер, – равнодушно сообщил Ли. – Назначил встречу у колодца и умер.

– А зелье же было…

– Было, – кивнул Берт. – Он велел тебе отдать. Сказал, что ему все равно, что он обязательно вернется. Что не может умереть окончательно. Хотя… должен признать, хлебнул он с такой раной… Мечом живот располосовали. Почти два часа промучился.

Март посочувствовал. Видел он, как умирали от раны в живот. Таких лекари даже не брались зашивать, говорили, бесполезно, все из кишок уже с кровью смешалось, хоть зашивай, хоть не зашивай, все одно помрет. Март пошевелил языком во рту, обдирая небо. И сухо так, и вкус крови. Ли аккуратно приподнял ему голову и начал тоненькой струйкой вливать в рот восхитительно вкусную свежую воду. Март с облегчением вздохнул, и это было самой большой ошибкой в его жизни.

Наверное, прошла целая вечность, когда он начал видеть и слышать. Холодная ладонь Ли лежала у него на лбу. Дышать было невозможно больно. А не дышать не получалось.

– Ты поаккуратнее, – попросил Берт. – У тебя же легкое пропорото. А зелья было мало, оно не позволило тебе умереть, но не исцелило. Ли, ты бы прилег.

– Зачем? – не понял Ли.

– Ты устал, столько сил потратил…

– Устал, – повторил Ли. Март, знакомый с миллионами его интонаций, понял, что Ли ничуточки не устал. Наоборот, полон сил, свеж, бодр и готов к десятимильной пробежке в гору. – Нет, Берт, спасибо, я еще посижу. Уснет Март, тогда отдохну.

Март вспомнил то ли сон, то ли бред: Ли, выпрямившись в свой немалый рост, стоял посреди хартингов, а вокруг него бушует вихрь. Бутылка вина, значит… Ну а зачем Марту-то врал.

Словно прочитав его мысли, Ли сказал:

– Сила Дарси не утомляет, Берт. Совсем наоборот. И в этом тоже опасность. Я все равно не засну. А ты отдохни. Будь уверен, что я сейчас за милю услышу не только чьи-то шаги, но даже дыхание.

Словно и не удивившись, Берт кивнул, лег и завернулся в одеяло.

– Ты их всех?

– Всех. Надеюсь, император не наблюдал за боем. Хочу, чтобы это стало для него сюрпризом.

– Ты же не хотел пользоваться.

– Я и призывать не хотел. Не увидел другой возможности спасти нам жизнь.

– Мне.

– Тебе. А тут увидел, что ты… и кровь горлом. Я же солдат, знаю, что это такое, а у нас зелья всего-то… И не пробиться было к тебе. Так рассвирепел, что… Я даже не помню, как призвал воздух.

– Файер…

– Файер Дарси, – уточнил Ли. – Файер призывать не надо. Это так, чтоб бумага со стола не улетела.

– Ты – маг.

Ли тихонько засмеялся.

– Нет. Я – смерть. Или, как у нас говорят, погибель. Я не хочу применять силу, но буду, чтобы спасти тебя. Или отомстить за тебя. Думаешь, только ты без меня не хочешь? Я без тебя тоже. Не будет тебя, я начну лезть на рожон и меня очень быстро убьют. И это очень плохо кончится. Я могу научиться обуздывать Дарси, но моя смерть высвободит все стихии.

– Не только в Элении?

– В Элении сильнее. Потому что там Источник.

– Берт нас слышит.

– Ему тоже следует это знать. Но он спит. Так он дышит во сне. Ты тоже спи. Ты устал и тебе больно. Просто закрой глаза. Закрой глаза, и ты увидишь хороший сон…

Тихий голос Ли обволакивал сознание. А зачем противиться? Может, во сне станет легче. Потому что больно было почти невыносимо, и говорить было больно, но разговор отвлекал, надо было сосредоточиться, чтобы вспомнить, как шевелить губами и двигать языком для произнесения таких простых слов.

Он и правда уснул, но назвать сны хорошими не смог бы никто. По груди у него топтался циклоп, а спрыгивал только для того, чтобы нагреть подошвы на огне и снова устроить свои танцы. Не хватало воздуха, не хватало холодной руки Ли, не хватало покоя. Март помнил, что нужно куда-то спешить, и готов был бежать, хотя и не помнил куда, но одноглазый великан не пускал. Почему Ли не развеет его в прах своей силой Дарси? Нет, нельзя выпускать стихии, это опасно, и опасно для тех, кто невинен.

А потом в его сны заглянула невыразимо прекрасная женщина. Нет, она не была молодой, но не была и старухой. Она оставалась вне возраста и вне жизни, была бледна, как принцесса Маэйр, и глаза ее были бездонны, как высохшие колодцы в Старом Миделли. Она ничего не говорила, но взгляд был такой призывающий, что Марту хотелось пойти за ней, да вот циклоп не давал даже встать. Она начала улыбаться, так ласково, как никогда не улыбалась вечно замотанная мать, только улыбка матери была хоть и торопливой, но настоящей. И еще он нее шел холод, как из приоткрытой двери тянуло сквозняком. А ведь это смерть. Она ждет. А почему не уводит? Говорят, что она уводит. Берет за руку и тянет за собой, как девушка тянет парня за угол, – обещающе, нежно, не настойчиво. Может, ждет, что он сам побежит? Ну нет, Март никогда за женщинами не бегал, они за ним – бывало, потому что им нравилось, что в его глазах отражается небо. Черные волосы и синие глаза на загорелом лице – это считалось ужасно красивым. И он не обижал женщин. Никаких. Был почтителен с пожилыми, любезен с немолодыми и весел с девчонками. Он даже шлюх не обижал. За что? Они стараются доставить мужчине самую большую радость, а их обижать за это? А эта почтительности не вызывала. Март подумал-подумал, да показал ей язык. Как она оскорбилась! Глаза плеснули гневом, и вся красота сразу стерлась. Старуха, которая прикидывается юной, чтобы зазвать молодого и красивого парня. Потому лицо и без возраста, а глаза пустые, как те колодцы.