Охотник за нечистью и Похититель Душ (СИ) - Видана Анастасия

Мир вокруг понемногу обретал очертания. От земли тянуло холодом, и трава была мокрая от росы — значит, солнце ещё только вставало и пока не грело, оглядывая свои владения и набираясь сил. Догорающий костёр уже не давал тепла — от него пахло золой, значит, он умирал. Рана на бедре саднила, но это не шло ни в какое сравнению с болью, грызущей виски. Ремня на поясе не было, выходит, до зелий и оружия пока не добраться. А рядом с Венельдом находился кто-то живой — он был не один на этой поляне.

Тревожный крик сокола разорвал тишину сонного утра, едва не заставив вздрогнуть лежащего на земле парня. Дарвел! В голове тут же прояснилось, и всë встало на свои места: битва с наёмником, догадка про его порабощение — кто ведает имя, тот заберёт себе душу! — голоса в голове, кружащий над поляной сокол, ранение, тьма разом промелькнули перед мысленным взором Венельда. По какой-то причине тот, кто забрался к нему в голову, вдруг перестал слышать его мысли, зато он, Венельд, сумел подслушать приказ, отданный наëмнику его таинственным господином. И имя, он узнал имя — то самое, тайное, заставляющее повиноваться прознавшему его — Свияж! Это нужно использовать.

По-прежнему лёжа с закрытыми глазами, Охотник попытался припомнить, что ещё говорилось в легендах о владении именем. Дело осложнялось тем, что слышал он их очень давно и считал глупыми сказками, а потому и значения особого не придавал. В голову, как назло, лезла всякая ерунда: про комара, которого, скорее всего, вовсе и не было, а звенело в ушах после удара; про привязанного к кусту вороного — как он там, не оборвал ли верёвку, не напали ли звери; да про светловолосого наëмника, лишëнного собственной воли.

А того словно поторопили: Венельд услышал, как Свияж поднялся, пересёк поляну и склонился над ним, вглядываясь в лицо. Затем последовал ощутимый тычок сапогом под рёбра. Не то чтобы удар, но тем обиднее! Парень дëрнулся, распахнул зелёные глаза. Наëмник стоял над ним, уперев могучие руки в колени, вслушивался в дыхание. Заметив, что Венельд очнулся, он опустился на корточки:

— Имя, — голос его звучал глухо и совершенно ничего не выражал.

— Венельд, — ответил Охотник и злобно ощерился — неяркий утренний свет нещадно резал глаза, отдаваясь тупой болью в висках и затылке. — Будем знакомы, что ли? Чай, не чужие друг другу.

Рука наёмника метнулась, сдавила лежащему горло:

— Тайное имя.

— Обычно-то… — прохипел Венельд, — руки вроде бы… жмут…

— Имя!

Парень ухватился за жилистое запястье, сдавил, потянул, пытаясь освободиться. Сил у наëмника было немерено! Воздуха отчаянно не хватало. В глазах начало темнеть, как вдруг раздалось хлопанье тяжёлых крыльев, и Дарвел с воинственным криком напал на человека, посмевшего поднять руку на его хозяина. Наëмник досадливо отмахнулся, крепкие пальцы разжались, и Венельду удалось сделать вдох.

— Имя, — Свияж вынул кинжал — тот самый, с серебряным лезвием! — поднес его к глазу лежащего. Охотник поневоле моргнул, ощутив, как коснулись клинка ресницы. Стало не до шуток. Дарвел кружил над ними, метил кривыми когтями в лицо наëмника, кричал встревоженно.

— Эй-эй, полегче! — быстро проговорил Венельд. — Нет у меня тайного имени, понял? Не-ту! А вот твоë мне известно, Свияж. Так ведь называла тебя твоя мать?

Наëмник отпрянул, едва не распоров Венельду щеку кинжалом. Взгляд его на миг прояснился, и оказалось, что глаза у него голубые — в самый раз под льняную шевелюру и светлую короткую бороду! Девкам, должно быть, нравился… Длилось это мгновение, а затем тьма снова заволокла его взгляд, лицо стало бессмысленным. Он поднял кинжал, сверкнуло на лезвии солнце. Дарвел обрушился на него, вцепился когтями в руку, забил крыльями.

— Не делай этого, Свияж! Слушай мой голос, слушай меня. Опусти оружие.

Наëмник застонал сквозь стиснутые зубы, уронил кинжал, схватился за голову. Сокол взмыл в небо. Венельд осторожно перевалился на бок, встал на четвереньки. Его замутило тут же, заплясали перед глазами чëрные точки. Сделав почти нечеловеческое усилие, он сгрëб непослушными пальцами кинжал, подтянул к себе, прочертив по земле неглубокую борозду. Кажется, работает… Нужно бы закрепить результат!

— Сопротивляйся, Свияж, ты можешь! Слушай только меня. Следуй за моим голосом.

В голове вдруг мелькнуло коротенькое заклинание, придающее убедительности словам. Так, баловство одно: в споре противника победить, охмурить девчонку, оружейника уболтать, чтобы цену скинул. Ну, да на безрыбье, как говорится… Венельд особым образом скрестил пальцы, прикоснулся рукою к груди — мъентрап'кхеат!

— Держись, Свияж! Я помогу. Слушай только меня, делай, что я велю.

Наëмник упал вдруг на землю, забился, вцепившись себе в волосы. Взревел — и ничего человеческого в том рëве не было. Так кричит умирающий зверь, заглянув в леденящие глаза собственной гибели.

Венельда потряхивало, голова противно кружилась. Заклинания, даже самые простенькие, всегда отнимали у него слишком много сил.

— Свияж! — повторил он ещё раз, чувствуя, что силы вот-вот покинут его. Здоровенный наëмник дëрнулся, пнув Венельда в раненое бедро, и внезапно затих. Безвольно упали руки, разгладилось, прояснилось лицо. Удалось ли ему избавиться от гнёта чужой злой воли, или упорхнула из тела душа, не выдержав противостояния — это Охотнику ещё предстояло выяснить, а пока он без сил повалился на землю и замер, закрыл глаза, сжал зубы, ожидая, когда, наконец, отступит проклятая слабость. Дарвел слетел к нему, заглянул в лицо.

— Жив я, — пробормотал Венельд. — Жив, — и потерял сознание.

Без сознания Венельд пробыл не долго. Солнце висело почти на том же самом месте, Дарвел по-прежнему сидел рядом, время от времени вытягивая шею и поглядывая то на хозяина, то на наёмника.

Очнувшись, Венельд первым делом ощупал гудящую голову и зашипел от боли, коснувшись места, куда угодил меч. Волосы там слиплись от крови. Благо, что удар пришëлся плашмя! Нужно будет отыскать ручей и промыть рану. В седельной сумке был у него порошок, запирающий кровь, но это подождёт. Сейчас есть дела поважнее.

Потихоньку, не делая резких движений, Охотник осторожно сел и огляделся вокруг. Голова тут же откликнулась болью, но дурнота отступила, и слабость прошла. Наëмник лежал рядом и, кажется, не дышал. Венельд склонился над ним, прислушался, коснулся пальцами шеи и удовлетворëнно хмыкнул, почувствовав слабое биение жизни.

Недалеко от угасшего костра валялась чужая сумка и ремень Венельда. Меч тоже был там. Опоясавшись и вложив оружие в ножны, парень поднял сумку. В ней обнаружилась добротная верёвка, которую он тут же пустил в ход — связал ею наëмника. Свияж глухо застонал, но не очнулся. Эх… Порасспросить бы его!.. Отыскалась в сумке и фляжка с водой — Венельд припал к ней пересохшими губами и долго не мог напиться.

Затем пришло время осмотреть остальных «наëмников». Подойдя к сваленным в кучу корягам, ведьмак вновь поразился их сходству с человеческими телами. Странно, он был почти уверен, что с рассветом они опять обретут прежний облик, но, похоже, ошибся. Значит, этим процессом руководил тот колдун, что поработил Свияжа. Как бы то ни было, а их тоже надо доставить в Талсбург. Вот только на чём?

Дарвел угрожающе закричал, и Венельд, не оборачиваясь, понял, что наëмник очнулся. Может, хоть он что-нибудь прояснит…

— Где я? — прохрипел тот. — Ты кто?

— Венельд, — буркнул Охотник. — Вроде ж недавно знакомились. Шея, вон, до сих пор трещит.

— Ничего не помню… А кто меня связал?

Венельд усмехнулся:

— Я, мил человек, я. Мы с тобою немного повздорили, ну и…

Наëмник помолчал, соображая:

— Так а ты кто?

— Ну, этак мы и до темноты не разберёмся! Венельд я, говорю же, Венельд. А ты Свияж. Ну, вспомнил, что ли?

Услыхав своë имя, связанный болезненно дëрнулся и затих.

— Так-то оно лучше. Давай-ка теперь я вопросы задавать стану. Это вот что? — Охотник указал рукой на коряги.