Наталия Мазова - Исповедь Зеленого Пламени

— Я прибыла сюда с Орсаллом из Краснотравья, — сразу же задаю я правила игры. — Не знаешь ли ты случайно, где он сейчас находится? Я ищу его уже целый час.

— Увы, моя госпожа, я еще не имел удовольствия видеться с лордом Орсаллом. Но могу предположить, что вместе с другими гостями он сейчас осматривает новый форт Эстелина.

— Чтоб тебе ни дна ни покрышки! — это я уже еле слышно, в порыве раздражения. — Сам удрал, а я сиди до вечера в мокрых сапогах!

— Так пошли ко мне! — так же еле слышно отвечает Флетчер. — У меня и высушишь, а пока они сохнут, послушаешь Россиньоля, — и в полный голос, для всех: — Госпожа моя, почту за честь видеть тебя в своих покоях.

— Что ж, я принимаю твое приглашение, лорд Йоралин, — слова эти сопровождаются величественным наклоном головы, и мы с рыцарем Долины Лилий удаляемся рука об руку…

Вкусы у нас похожи, поэтому я и Флетчер часто отираемся в одних и тех же Сутях одновременно. За три года мы много узнали друг о друге, и я, пожалуй, неравнодушна не только к Словам и песням этого мерзавца (он уже давно Мастер), но и к нему самому… У него поразительный дар: в новом месте он никогда не пытается что-то из себя изобразить, но полностью отдается на волю незнакомой Сути, вбирает ее в себя — и легко и просто принимает именно то обличье, какое надо, оставаясь при этом собой. Он мог бы стать своим в любом мире, в каком пожелал, — не то что я, мне-то мои пределы ведомы очень хорошо…

Между прочим, и рыцарем Долины он стал абсолютно законным путем — сама Владычица Дигенна посвятила его после боя на Заросшем тракте. Давно не видала я его в этом образе — в последний раз вроде бы в то утро на стенах Эрга, когда убили командора рыцарей Долины. И эта его белая туника тогда была вся в крови и копоти… до сих пор всем нам больно вспоминать, какой ценой удержали Эрг.

Но сегодня — совсем другое дело! Сегодня он выглядит на редкость эффектно, хотя скажи я это ему — прикончит на месте. Он не я, обличье лорда Йоралина естественно для него, как дыхание, но от этого не более любимо.

— Здесь еще можно жить, — Флетчер словно отзывается на мои мысли. — Здесь хотя бы знают, что такое табак.

— Однако мало кто из высокородных курит, — замечаю я.

— А, — он машет рукой, — после войны все перемешалось. А на той же Роардинэ, если помнишь такую дыру, я за четыре дня без сигарет чуть на стенку не залез.

— Да, закури ты там, от обвинения в черной магии уже не отвертелся бы!

— Слушай, а почему ты с Орсаллом? Вы же вроде никогда не были особенно близки…

— Использует меня в качестве щита от обаяния Йоссамэл, — поясняю я кратко.

— Да, Йоссамэл — это нечто! — его улыбка делается еще шире. — По-моему, даму с таким характером Атхайну вовеки на сторону не сплавить, даже с выгодным политическим союзом в качестве приданого. Наинрин — та пусть дурнушка, но хотя бы не стерва, а уж Йосса…

Комната Флетчера в северном крыле дворца, где разместили всех гостей из Долины Лилий. Первое, что предстает моим глазам, едва я распахнула дверь, — некий тип в бежевом камзоле, который разлегся на единственной кровати, перебирая струны лютни. Увидев меня, он в мгновение ока принимает вертикальное положение и отвешивает мне поклон.

— Мое почтение прекрасной леди с золотыми волосами…

Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не застонать. Волосы у меня русые, но с приметной желтизной, в общем-то характерной для Ругиланда. Так что первый комплимент, приходящий в голову ну буквально всем и каждому, — назвать меня золотоволосой…

— Отставить, Россиньоль, — Флетчер смеется и машет рукой. — Эта леди такая же моталица, как и мы с тобой. Эленд, позволь представить тебе Нэда Россиньоля, Мастера Ордена из Созидающих Башню, известного также как Винато и Большой Баклан, последнее подчеркнуть. Страшный разгильдяй, но при этом идеальный спутник в Сутях, ибо побывал там, где нам и не снилось…

Где-то я уже видела эти соломенные волосы и яркие голубые глаза… не иначе, мельком в святилище Ордена…

— Очень приятно, — я сбрасываю плащ, разуваюсь и ставлю сапоги к каминной решетке. Неплохо бы набить их бумагой, но ее на этой Сути изобретут лет через триста, вряд ли раньше. — Кто-то, кажется, обещал развлекать меня, пока моя обувь сушится?

— Уступаю эту честь тебе, Россиньоль, — Флетчер наполняет три кубка из большой бутыли темного стекла. — Мои песни тут уже все знают.

— Ты же знаешь, что тебя я готова слушать в любое время! — возражаю я.

— Потом, — вечно эта его наигранная скромность! — Сначала пусть споет мой друг.

Россиньоль, видать, не страдает таким же пороком — с готовностью берет лютню, и комнату заполняет его голос, негромкий, но проникновенный:

Отдохни, побудь немного

В светлой комнате моей,

Распрягай единорога…

Замечательная песня — она заворожила меня с первой же ноты, с аккордов вступления. Даже не ожидала от этого хмыря… Нет, с человеком, который слагает такое, мы, несомненно, будем друзьями!

Когда песня кончается, я поднимаю кубок.

— Как любит говорить старая Илсей из Саксонского ковена — за нас с вами и за хрен с ними!

— За Орден! — кубок Флетчера ударяется о мой.

Наверное, только ради таких минут и стоит жить на свете… Я сижу с ногами на постели, приклонившись головой к Флетчеру, — чего церемониться, здесь только свои. На этой же кровати с краешку пристроился Россиньоль. И прекрасные песни сменяют одна другую…

Здесь трава

высотою с дерева,

Здесь цветы

небывалой красоты,

Так пока

непорочны облака —

Черный дым

рук пока не тянет к ним…

Как все-таки они непохожи… Этот Россиньоль по виду — типичный бродяга, средневековый жонглер, знающий, как угодить даме и развеселить толпу. Не сразу и догадаешься, где у него просто песни, а где Слова. Флетчер же — менестрель из легенды, чья песня одинаково тревожит на королевском пиру и у костра на ночном привале… Но сила в них одна — и та же сила, таясь, живет во мне, хотя я-то сама не пою, только Говорю [2], но и без лютни порой можно сделать немало!

Она то робко намекает,

Что разделяет эту страсть,

То вдруг стыдливо замолкает…

Она греха вкусила всласть!

Но с виду ангел, если нужно —

Силен притворством слабый пол…

Что за черт! Я ведь уже слышала эту песню — и если мне не изменяет память, именно здесь, в Мире Великой Реки!

А нужно ей — всего лишь мужа…

— Поскольку, э-э, возраст подошел, — вставляю я совершенно автоматически раньше, чем это успевает сделать сам Россиньоль.

Он резко обрывает мелодию: