Виктор Емский - Индотитания

ЛЕНЬКА. А как звали меня?

НЕМО. Тебя звали — Кукуй Джопуа.

ЛЕНЬКА. Как, как?!

НЕМО. Джопуа.

ЛЕНЬКА. Сам ты Джопуа!

НЕМО. Это — мингрельская фамилия. Твои родственники возили из Грузии цветы и торговали ими в Одессе. Вася Романопуло захотел, чтобы они делились с ним — и его шайкой — прибылью. Твои родственники были против. Тогда Вася пристрелил парочку. Ты (с группой товарищей) поехал в Одессу спасать семейный, как сейчас говорится, бизнес. В результате вы оба перестреляли кучу народа и были убиты при задержании стражами порядка. Так здесь и оказались.

ЖОРА. И откуда ты все это знаешь?

НЕМО. Из слов тех, кто рассказывает. Другого источника знания здесь нет. Вы

рассказываете, а я запоминаю.

ЛЕНЬКА. У меня нет слов. И мыслей тоже. Всем пока.

На следующий день

ЛЕНЬКА. Жора, ты меня слышишь?

ЖОРА. Да, мой друг Джопуа.

ЛЕНЬКА. Пошел ты, Вася!

ЖОРА. Да ладно тебе. Ленька! Эй, Ленька! Эй! Обиделся, что ли?

Вечер того же дня

ЖОРА. Ленька! Эй, отзовись! Ленька!

Следующее утро.

ЖОРА. Эй, Ленька! Ну что ты, как маленький, ей-богу. Я больше не буду

называть тебя так. Ну, прости меня…

ЛЕНЬКА. Дятла верни, а!

ЖОРА. Прости, я про него забыл. Сейчас направлю. Ну, как тебе все это?

ЛЕНЬКА. Не верится.

ЖОРА. Я тоже ничего не помню о прошлой жизни.

ЛЕНЬКА. Может, он врет?

ЖОРА. Давай проверим?

ЛЕНЬКА. Как?

ЖОРА. Сейчас. Эй, пан Контушёвский, отзовись!

КОНТУШЁВСКИЙ. Чего тебе?

ЖОРА. Вот скажи, как меня звали в прошлый раз?

КОНТУШЁВСКИЙ. Василием.

ЖОРА. Ты подслушал наш вчерашний разговор с Немо?

КОНТУШЁВСКИЙ. Больно надо.

ЛЕНЬКА. А как звали меня?

КОНТУШЁВСКИЙ. Кукуем Джопуа.

ЛЕНЬКА. Сам ты Джопуа. Меня зовут — Леня Циммерман!

КОНТУШЁВСКИЙ. Еще один жид прибыл!

ЛЕНЬКА. Да пошел ты на стройматериал для сортира!

ЖОРА. Ха-ха-ха!

КОНТУШЁВСКИЙ. Да пошли вы туда оба!

На следующий день

ЖОРА. Ленька!

ЛЕНЬКА. На связи.

ЖОРА. Дятел вернулся?

ЛЕНЬКА. Да. Что-то он больно толстым стал. Скоро летать не сможет от ожирения.

ЖОРА. Эй, Немо!

НЕМО. Слушаю.

ЖОРА. Скажи, а где сидит Контушёвский. И, вообще, кто он такой?

НЕМО. Из трех старых дубов в центре леса самый высокий — мой. А самый

молодой из них — обитель пана Контушёвского. Мы, так сказать, соседи. Но молодость дуба — понятие относительное. Контушёвский появился здесь двести с лишним лет назад. И, по всем признакам, сидеть ему еще долго.

ЛЕНЬКА. Надо же, какой срок. Видать, эта гнида народу перебила — не чета нам. И чем

же он занимался в той жизни?

НЕМО. Он рассказывал, что служил главным палачом у региментаря Иосифа

Стемпковского, который во второй половине восемнадцатого века занимался

казнями захваченных в плен гайдамаков. Это было на Украине. Но мне, почему-то, кажется, что он врет. Скорее всего, он сам и есть Стемпковский, которого в народе прозвали Черным Осипом.

ЖОРА. Ты говорил, что дуба — три. Кто хозяин среднего?

НЕМО. Очень таинственная личность. Он занимает дуб около восьмиста лет, но редко с кем общается. За это время мы перекинулись с ним всего несколькими общими фразами. И я до сих пор не знаю, кто он такой. Но чувствую, что крови на нем не меньше, чем на пане Контушовском.

ЖОРА. Слушай, а бабы здесь есть?

НЕМО. Гм… Не встречал. Скорее всего — для них приспособлен другой лес… Все,

не могу больше общаться. Недалеко от меня стоит молодой бук. Туда только что кого-то вселили. Весь трясется… Понаблюдаю. Бук живет не менее пятиста лет. Видимо, интересная личность прибыла.

ЛЕНЬКА. Жора, и что ты об этом думаешь?

ЖОРА. Пока ничего. В голове, точнее — в стволе не укладывается. А кто такие гайдамаки?

ЛЕНЬКА. Это что-то типа казаков. На правобережной Украине они жгли панские усадьбы и воевали за свободу. То есть пытались освободить украинцев от польских оккупантов.

КОНТУШЁВСКИЙ. Слова-то какие! Оккупанты. Свобода… Да они — самое мерзкое

голоштанное быдло! Разбойники, грабители, насильники и убийцы!

ЖОРА. А ты, выходит, — голубь сизокрылый?

КОНТУШЁВСКИЙ. Я не голубь. Я — пан Контушёвский. И то, что я делал, я делал

правильно. И горжусь этим. Я не убивал, я — мстил. Я наказывал гайдамаков за зверства, которые они чинили мирному населению.

ЛЕНЬКА. Ну, прямо Герой Речи Посполитой.

КОНТУШЁВСКИЙ. Да, я — герой, а вы…

ЖОРА. Слушай, герой, тебя кто в разговор звал? Никто. Вот и вали отсюда!

ЛЕНЬКА. Погоди, Жора. Продолжай, Конушёвский.

КОНТУШЁВСКИЙ. А чего тут продолжать? Рассказывать что-либо быдлу — все равно,

что бисер метать свиньям. Как ты там в этот раз назвался? Циммерманом? Посмотрел бы ты, что гайдамаки в тысяча семьсот шестьдесят восьмом году творили с твоими соплеменниками. А особенно — с соплеменницами. Сам бы в палачи прибежал записываться!

ЛЕНЬКА. И что они творили?

КОНТУШЁВСКИЙ. Потом расскажу. Сдается мне, что прибыл еще один известный идиот. Типа вас. В молодом буке напротив меня я чувствую мысленный запах этого мерзавца. Господи! Ну, сколько же времени можно меня так мучить! Если ты засадил меня сюда, то огради, хоть, от этих трех негодяев! Никогда еще они не собирались все вместе!

ЖОРА. Каких трех негодяев?

КОНТУШЁВСКИЙ. Два из них — это вы. А третий только что появился.

ЛЕНЬКА. И кто это такой?

КОНТУШЁВСКИЙ. Да пошли вы все туда, откуда прибыли!

ЖОРА. Эй, придурок, ты куда делся?

ЛЕНЬКА. Контушёвский, отзовись!

ЖОРА. Смылся, гад. Интересно, кто же там прибыл?

ЛЕНЬКА. Мне кажется, что если Контушёвский так хорошо его знает, значит

он — личность общительная. Подождем до завтра.

ЖОРА. Хорошо. Пока.

ЛЕНЬКА. Пока.

Продолжительное мыслемолчание

ГОЛОС. Немо, ты все еще здесь?

НЕМО. Да.

ГОЛОС. Ты тормоз. Я б за столько лет не то, что пешком ходить, бегать бы уже

выучился.

НЕМО. И это вместо приветствия?

ГОЛОС. Зачем? Вы и так здесь все с приветом.

НЕМО. Спасибо на добром слове.

ГОЛОС. Я смотрю, ты шутить научился? Похвально. За две тысячи лет первая шутка. Это радует. Пройдет еще тысяча и ты, глядишь, песенку споешь. Быстро учишься. Одним словом — способный…