Виктор Емский - Индотитания

НЕМО. Если ты и дальше будешь издеваться, я перестану с тобой общаться!

ГОЛОС. Куда ты денешься! Твоя болтливая сущность не даст молчать. Если

заткнешься, тут же засохнешь и превратишься в супергербарий… Лучше ответь, — на

дятла не богат?

НЕМО. Живет у меня целое семейство.

ГОЛОС. Отправь их всех сразу ко мне.

НЕМО. Это ты в бук вселился?

ГОЛОС. Я.

НЕМО. Отправил. И кто ты на этот раз?

ГОЛОС. Профессор.

НЕМО. И как зовут?

ПРОФЕССОР. Так и зовут.

НЕМО. Понятно.

ПРОФЕССОР. Меня всегда восхищала твоя сообразительность.

НЕМО. Спасибо за комплимент.

ПРОФЕССОР. У-у-у, как ты легок мыслью! Опять я попал в конгломерацию тупых идиотов! Эй, Контушёвский, ты-то хоть здесь еще?!

КОНТУШЁВСКИЙ. Здесь.

ПРОФЕССОР. Слава богу! Хоть будет с кем поругаться. Все ж веселее.

КОНТУШЁВСКИЙ. То есть, в ранг идиотов ты меня не ставишь.

ПРОФЕССОР. Эка, ты себе польстил!

КОНТУШЁВСКИЙ. Опять за старое взялся.

ПРОФЕССОР. Старое — это хорошо выдержанное новое.

КОНТУШЁВСКИЙ. Идиотская мысль.

ПРОФЕССОР. Идиотскими мысли становятся только после того, как вылетают из

дуба, в котором сидит Контушёвский.

КОНТУШЁВСКИЙ. Никакое звание — в том числе и профессорское — не сможет скрыть

очевидный факт, что быдло есть быдло. Все! Не желаю с тобой общаться!

НЕМО. Опять поссорились.

ПРОФЕССОР. Ну и не надо. Общайся с такими же садистами, как ты. Полон лес.

КОНТУШЁВСКИЙ. Я не садист. Я — мститель!

ПРОФЕССОР. Правда? Придется тебе снова Фрейда цитировать.

КОНТУШЁВСКИЙ. Пошел ты, со своим Фрейдом!

ПРОФЕССОР. Ну, вот и поговорили. Немо, что новенького?

НЕМО. Ничего.

ПРОФЕССОР. Этот затворник в среднем дубе так и не проснулся?

НЕМО. Нет.

ПРОФЕССОР. Зря. Чувствую, что там сидит тот еще фрукт… А из недавно

прибывших? Есть интересные экземпляры?

НЕМО. Есть. Двое московских убийц. Уже переругались с Контушёвским.

ПРОФЕССОР. Если ругаются с Контушёвским — это хорошо. Значит, приличные

ребята.

КОНТУШЁВСКИЙ. Что может быть приличного в убийцах?

ПРОФЕССОР. Вот ты сам себя и охарактеризовал. Ура! Садист ударился в

самокритику!

КОНТУШЁВСКИЙ. Тьфу на тебя!

ЖОРА. Привет, Профессор!

ЛЕНЬКА. Привет!

ПРОФЕССОР. Здравствуйте, ребятки! Ну-ка, доложите, кто такие?

ЖОРА. Я — Жора Мовсесян.

ЛЕНЬКА. Я — Леня Циммерман, по-прозвищу Македонец.

ПРОФЕССОР. А-а-а… Слышал, слышал. Работали киллерами. Один у Петровича, второй — у Гоги-грузина.

ЖОРА. Да. Ты их знал?

ПРОФЕССОР. Конечно. Преступный мир тесен.

ЛЕНЬКА. И как они сейчас поживают, если еще не сдохли?

ПРОФЕССОР. Живы-здоровы. На последней разборке Петровичу оторвало ногу

гранатой. Шкандыбает теперь с костылями. А Гоге пулями разворотило живот. Ему полжелудка отрезали и теперь он не может есть шашлык. А так у них все нормально. Все по-прежнему. Стригут лохов и снимают пенки с кретинов.

ЖОРА. Ну и черт с ними. А ты кто такой?

ПРОФЕССОР. Я — обычный преподаватель в одном из ВУЗов. Профессор. Доктор исторических наук. Специалист по истории Ближнего Востока и Центральной Азии.

ЛЕНЬКА. И именно за это тебя закатали в дерево?

ПРОФЕССОР. Почти. Я наладил поставки афганского героина. Огромными партиями.

ЖОРА. Я понял. У тебя и в прошлой жизни было прозвище «Профессор».

Петрович хотел этот бизнес у тебя отнять. Я должен был тебя грохнуть. Мне даже аванс выдали. Но — не сложилось.

ПРОФЕССОР. Ха-ха. Все сложилось. Свято место пусто не бывает.

ЖОРА. И кто же тебя замочил?

ПРОФЕССОР. Ваня Кацапет.

ЖОРА. Е-мае!

ЛЕНЬКА. Ха-ха-ха!

ЖОРА. Это же придурок, которому место только на Дурасовском рынке

в роли наперсточника, максимум!

ПРОФЕССОР. Правильно. Он решил меня убить в подъезде моего дома. Причем,

топором. И это ему удалось. Я, правда, долго убегал вверх по лестнице, а он, пыхтя, гнался за мной. В итоге — догнал. Никто из жильцов подъезда, естественно, не вышел на помощь, но зато все, глядя в дверные глазки, прекрасно запомнили убийцу. Теперь Ваня

ждет суда и надеется, что ему влупят пожизненное заключение.

КОНТУШЁВСКИЙ. Вот тебе и пожалуйста! Наводнил город героином. От этой гадости люди мрут почище, чем от оружия. Я бы на месте этого Вани взамен топора использовал хороший дубовый кол. Вот бы Профессору весело стало!

ЖОРА. Заткнись, зараза панская!

КОНТУШЁВСКИЙ. Еще чего? Мысль не заткнешь! В отличие от пасти. В прошлый раз, а это было сорок пять лет назад, тот, который называет себя Профессором, попал сюда после того, как побывал в роли доброго японского доктора. Этот доктор занимался опытами, используя китайских военнопленных солдат в качестве лабораторных мышей.

А за тридцать лет до этой китайской эпопеи, уважаемый Профессор побывал здесь в качестве акации. За что? За то, что в годы первой мировой войны, будучи немецким генералом, дал французам понюхать иприта. И после всего этого именно я — садист?

ПРОФЕССОР. Садисты существуют в трех ипостасях: по определению, по

рождению и по понятию. Контушёвский — собирательный образ. Все три ипостаси — дом его родной. Тут и доказывать ничего не надо. Я слышал, как он рассказывал Немо о сдирании с людей кожи клочками. Его мысли просто тряслись от возбуждения, а листья

на ветках торчали вертикально…

КОНТУШЁВСКИЙ. Вранье!

ЛЕНЬКА. Да заткнись ты, наконец, скотина!

КОНТУШЁВСКИЙ. Идите вы к Профессору иприт нюхать!

ЖОРА. Все это, конечно, интересно. Но меня больше всего волнует то, что Профессор помнит все свои прежние отсидки.

ПРОФЕССОР. Да, помню.

ЛЕНЬКА. А мы — нет.

ПРОФЕССОР. И когда вы последний раз были здесь?

ЖОРА. Немо говорит, что двадцать пять лет назад.

ПРОФЕССОР. Сколько сидели?

ЖОРА. Два года.

ПРОФЕССОР. Тот, кто вас сюда засадил, использует для определенных занятий. Причем, мелких. Одно дело — какого-нибудь Профессора завалить, а другое — уничтожить несколько тысяч человек газом. Я — крупная рыба. Память мне дана с какой-либо целью.

ЛЕНЬКА. Какой?

ПРОФЕССОР. А этого я и сам не знаю.

ЖОРА. Мне сначала казалось, что отсидка в дереве — наказание с целью

исправления. Но вышло так, что и в прошлый раз мы были бандитами. Какое, к черту, исправление?