Ирина Булгакова - Черный завет

Вокруг стояла темнота. Доната дернулась с новыми силами, но державшие ее не дремали. В руки ей впились чьи-то ногти, разрывая запястья.

– Не рыпайся, голубок, – хриплый шепот, надвинувшийся на лицо, навис над нею запахом перегара. – Поздно рыпаться!

– Пусти! – пронзительно крикнула она, но потная ладонь закрыла ей рот.

Доната сцепила зубы, заставив хриплый шепот смениться криком боли.

– Кусается, гаденыш!

И страшный удар под дых выбил из нее дыхание.

– Добавь ему еще, Вавила, сговорчивей будет!

И еще один удар слева в бок заставил всхлипнуть от боли, что сложила тело пополам. Она обмякла в чужих руках, из последних сил пытаясь вернуть дыхание, но воздух со свистом вырывался из легких, не давая вздохнуть. Страшная боль вывернула тело наизнанку, скрутила живот и отдавалась иголками в спине.

– Будет знать, сопляк, – и еще один удар обрушился справа на лишенное чувствительности тело.

Она слабо стонала, вместо боли теперь ощущая, как с нее срывают нижние штаны.

Их было много. Их было слишком много для двоих.

– Братцы! Это девка! Тьма возьми! Девка!

И крик, подхваченный воем десятков голосов, толкнул Донату. Она из последних сил, подбросив тело вверх, вырвалась их цепких рук. В одной рубахе, оставляя в потных руках клочья сорванных штанов и собственные волосы. Развернулась, успев увидеть рот, перекошенный в крике, чьи-то глаза, расширенные в радостном удивлении, и ткнула пальцем в один из этих глаз, выдавливая радость из ошалевшего от боли лица.

Она еще успела пнуть самого настырного коленом в пах, и с разворотом ударить кого-то кулаком в лицо, отмечая хруст сломанной кости.

Но их было много. Со всех сторон к ней тянулись потные руки, слюнявые рты и сальные глаза.

– А ты бы хоть спасибо сказала!

– Я сказала…

– Сказала она, – не сдержался Исидор. Встал с лавки и подошел к окну, заложив руки за спину.

И долго молчал, наблюдая за тем, как над горизонтом, разгоняя снежные облака, лениво встает Гелион.

– Я-то думал, что всякого повидал на своем веку. Но поверь, когда я вошел в казарму…

– Избавь меня от подробностей, господин десятник, – ехидно скривила губы Доната.

Исидор от удивления обернулся быстрее, чем намеревался.

– Теперь я понял, что мне в тебе нравилось, Донна…

– Неужели моя роскошная грудь? – съязвила она, едва переживая острую боль, что скрутила внутренности узлом. Какое стеснение после того, чему он был свидетелем? И тут же подняла голову, смущенная его молчанием.

В его глазах плескалась искренняя обида, как будто он слышал эти слова от того мальчика, которым она была еще вчера. Словно прежним Доном она пришла к нему и стала говорить непотребные, кощунственные вещи.

– Непростым ты была мальчиком, Донна, – хрипло сказал он. – Но девочкой получилась и вовсе странной. Зачем нужен был весь этот маскарад? Все-таки объясни. Да после тех шакалов я бы тебе…

– Отдельное место в Веселом домике. Благодарствую. Мне кажется, я не достойна такой чести.

Его черные брови сошлись у переносицы.

– А что ты вообще забыла в лесу, Донна? Я как-то не брал это в голову: мало ли парней в лесу бродят? Одних Истина немилосердная из дома гонит, других беды. Война все выправит… Но чтобы девочка по лесу одна бродила… Чего ты одна в лесу забыла, Донна?

– У меня тоже Истина, – выдохнула Доната, передернувшись от отвращения. Если ему требовалось назвать черное черным, а белое белым, грех в этом отказать.

– Иди ты! – не поверил он. – Кто ж это постарался, неужто мать родная?

– Не имеет значения. Я устала от болтовни, господин десятник.

Он опять дрогнул и уставился на нее, что-то разглядывая.

– Да, – его голос потерял выражение. – Теперь я понял, что и девчонкой ты мне нравишься. Оставайся, Донна. Чего ты забыла с графом? Я в обиду тебя не дам. Обещаю, ни в каком Веселом домике жить не будешь. В этой комнате живи…

– С тобой? – вырвалось нечаянно.

Пауза.

– Со мной, – тяжкий выдох.

Она поворочалась на лавке, устраиваясь удобнее, чтобы ток крови оставил в покое ее многострадальные бока.

– Я с графом поеду, в Славль.

– С графом? Думаешь, лучше тебе будет с графом? – он постепенно распалялся, и подходил ближе. Бритый череп блестел, отражая лучи Гелиона. – Думаешь, где ты окажешься после того, как граф натешится с тобой? Там же окажешься – только в Славле не домик, нет – бери выше, Веселый дом! Представляешь себе? Здесь на пару сотен мужиков – десять девок! А там десять девок – на тысячу! Хоть на миг представь себе, скольких надо за ночь через себя протащить! Так где лучше тебе будет?! Донна! Где лучше? Оставайся, последний раз тебя прошу!

– Исидор, не трать силы. За вчерашнее спасибо.

И не поднимала глаз, пока не раздался хлопок двери, закрытой с чувством и в отчаянии.

Потом откинулась на подушку, и боль тотчас овладела телом. Полноправной хозяйкой стала вить гнездо где-то в животе, довольно ощутимо намекая на то, что не прочь бы заняться и левым боком. А не случись Исидору поинтересоваться, что за шум в казарме по ночам, так и вовсе…

Впрочем, лучше об этом не думать. Лучше думать о том, что сейчас предстоит последний и самый трудный рывок: превозмогая боль одеться, выйти во двор и весь день провести в седле, сопровождая Берта в качестве его дамы.

Доната застонала. Так громко, что испугалась даже боль. Она на миг отступила, и стало легче дышать. За стоном девушка не услышала, как открылась дверь. На пороге, внушительно поддерживая крутые бока руками, стояла Тереса. Стояла и угрюмо рассматривала Донату.

– Чё встала? – вежливо осведомилась Доната. – Заходи, раз пришла.

– Мужиком обходительней была, – фыркнула Тереса. – А я-то тебе… я-то тебе…

Она прыснула, смешно надувая щеки. Сдерживаемый смех душил ее. Она закрыла рот руками, тщетно пытаясь сдержаться. Но не смогла. Задирая подбородок вверх, она хохотала, дважды порываясь остановиться. И всякий раз, бросая на Донату полный слез взгляд, начинала смеяться снова.

Отсмеявшись, она с трудом перевела дыхание, вытерла слезы рукавом и вдруг совершенно серьезно спросила:

– Исидор уговаривал остаться?

Доната кивнула.

– Не соглашайся ни за что!

Доната глянула на нее, не скрывая удивления. Потом кивнула снова.

– Знаю я, что он тебе говорил. Не верь, – Тереса вздохнула и села на табурет, придвинув ближе к лавке, где лежала Доната. – Врет он все. Не сможет он тебя защитить. Кто он такой? Десятник! Всегда найдется какой-нибудь сотник, который захочет тебя. А здесь – девки общие, будь ты хоть трижды раскрасавица. Сменишь десятника на сотника, а потом опять вернешься к солдатам. И никто тебя не убережет.