Андрэ Нортон - Грифон торжествует

— Нет!

Но вовсе не я прокричал этот гневный ответ вслух, как не исходил он от Пивора или Ландисла. Джойсан! Она еще не видела этого чудовища, уже подошедшего ближе к вратам, где сидел грифон; глаза Джойсан требовательно взирали на меня, а хватка ее только усилилась.

«Нет… ты не часть его!» — я видел, как ее губы произносили эти слова, но расслышал я их у себя в голове. И таким мощным было это мысленное послание, что сила его заполнила пустоту моей души.

— Привет! Кого я вижу!.. — Галкур (если это был Галкур) оборвал этой фразой краткий миг нашего с Джойсан единения. Он обладал глубоким, звонким и, как мне показалось, обольстительным голосом, говорил он вслух, не мысленно.

Ни Пивор, ни Ланднсл ему не ответили. Получеловек улыбнулся. Такой улыбкой, если не смотреть на то, что лежит ниже туловища, можно очаровать даже самых недоверчивых людей.

Вот тогда-то я и зашевелился, а может, это он решил, что пора дернуть за какую-то ниточку, которая связывала нас.

— Ты попал в странную компанию, сын мой, — последние два слова он особенно выделил.

Клеймо, которое он оставил на моем теле, возможно, всегда было моим проклятием. Я нес на себе отметину Тьмы — могло ли это через столько лет вдруг проявиться? Снова ко мне возвращались тяжкие сомнения.

Пивор поднял свой посох, преграждая мне этой деревяшкой путь. Я судорожно пытался освободиться от хватки Джойсан. Ведь это БЫЛО правдой! Я кровно привязан к силам Тьмы. Разве они не видят этого? Честолюбие моей матери, желания этого Повелителя Тьмы привели к моему появлению как проклятия рода! Если я останусь с ними, то стану причиной поражения тех, кто рядом со мной. Чужой среди них, действующий помимо своей воли, я окажусь тем ключом, с помощью которого он проникнет в их твердыню.

— Только если ты поверишь… согласишься… с этой ложью. Этот выбор — всецело твой Керован.

Джойсан! Она не выпускала моих рук, как бы пленив меня, прижимала их к своей груди, как это часто делала с шаром с грифоном.

— Держись своей леди, если ты этого так хочешь, сын мой, — снова эта ободряющая и зачаровывающая улыбка. — Кто же захочет, чтобы любящие друг друга расстались?

В этих словах звучала насмешка. Я сжал свободную руку. Пусть простят меня все силы Могущества, но часть меня ответила ему. Что мне надо было от этой девушки из Долин, мне, кто мог позвать и иметь любую женщину, захоти я того?

Четкие, подробные видения затопили мое сознание. Я уподобился похотливому псу, преследующему суку в период течки. Это было непристойно, и мне предлагали принять участие в этой мерзости. Джойсан больше ничем не значила для меня.

Я с такой силон вырвал руку, что Джойсан отшатнулась. В моем мозгу проносились картины столь омерзительные, что очиститься от этой гнусности можно было, лишь испепелив самое плоть.

— Приди! — взывал он ко мне. Чары, которые он вложил в одно это слово, заставили затрепетать все мое тело. Куда еще идти такому, как я? Каждый должен жить среди себе подобных…

Сжав кулаки, я кусал нижнюю губу, не чувствуя боли, хотя по подбородку стекала кровь. Я часть этого чудовища, поэтому я должен покинуть тех, у кого светлый разум и несмешанная кровь.

— Керован!

Я покачал головой — прежде всего я должен уйти именно от нее. Я — дитя Тьмы… дитя зла и обмана. Те, другие, пытались спасти меня… или же обманывали меня и использовали для своих целей. Больше они не могли удерживать меня.

Джойсан упала на колени, я остановился и сорвал с ее пояса нож, который когда-то дал ей. Добрая сталь, острый клинок, вполне пригодный для того, что мне необходимо сделать. Я не мог напасть на то, что ждало меня там… Но я вес же мог кое-что сделать — уничтожить ключ, сделать так, чтобы наверняка не стать предателем!

И я привычным жестом, с легкостью, которую приобрел давным-давно, когда еще совсем юным изучал под руководством мастера основы боевого искусства, взмахнул рукой. Острое лезвие оказалось рядом с моим горлом. Полыхнуло пламя, обжигая запястье руки с ножом, прямо у самых глаз. Рука упала, словно под огромной тяжестью. Огонь жег и другую руку — всего меня охватила безудержная боль. Только там не было ничего, что могло бы… убивать.

Я как в тумане смотрел на руки. Лезвие лежало на дороге у моих ног, но огонь все еще прыгал вокруг моего запястья, между пальцами, которые обхватывали тот кусок металла из гнезда.

— Керован! — Джойсан снова бросилась ко мне и схватила мою отяжелевшую вдруг руку, словно боялась, что я вновь подниму ее. И тут в голове раздалась стремительная мысль:

«Только те, кто служат силам Света, могут держать или носить это железо, мой мальчик. Поверь в себя сначала».

Ландисл? Да! Я не был, я никогда не мог быть родственником Галкура. Я мысленно произнес его имя с такой свирепостью, как будто выкрикивал боевой клич. Я был утомлен, ослаблен, но теперь вновь ожил после этой вспышки гнева. Моя судьба — в моих собственных руках. И только что я получил материальное подтверждение этому. Имею ли я какое-нибудь право решать, каким будет мое будущее? Я шел, скакал, спал и снова просыпался, и все это время искал правду. Теперь я ее знал.

И дело тут не столько в моем пробуждении, сколько во многовековом противостоянии сил Света и Тьмы — в котором я всего лишь частица, к тому же весьма незначительная. Я пристально посмотрел на человека-зверя. И хотя он по-прежнему улыбался, ободряющей теплоты уже не было — осталось только скрытое презрение

Во мне все сильнее разгорался гаев. Я не обладал Могуществом, как они и предполагали. Гнев мой был чисто человеческим. Возможно, Прежние могли использовать и своих играх внутреннюю сущность человека. Но пришла пора, когда раб может вырваться на свободу.

И хотя на мне была отметина существа, служащего Тьме, — но она не повелевала мною. Не был я и слугой сил Света. Я был сам по себе.

Воля… воля — вот суть определенного рода Могущества. Я и до этого тренировал ее. Сражаясь со слабостью, я медленно поднял левую руку. «Не забывай, — резко сказал я себе, — о словах Ландисла относительно браслета и отломанного куска металла. Это вещи Света, как ты всегда и думал. Ты — Керован. Не имеет значения, какого ты происхождения, какое колдовство вызвало твое появление на свет, в чьей утробе ты рос, — ты всегда был и будешь в стороне ото всех, один. Все зависит лишь от одного тебя».

Мы пребывали в тишине. Джойсан, глядя на меня, стояла со скрещенными на груди руками, словно перед ней оказался совсем не тот человек, какого она знала, но и не чудовище. Я стал самим собою. Мною не управляли, не пользовались, я никому не принадлежал. Я был свободен сделать такой выбор, какой посчитал бы необходимым, и, начиная с этого момента, у меня не было ни прошлого, ни родственников, только я один — и Джойсан! Джойсан навсегда!