Ученики, учителя (СИ) - Коллектив авторов

— Послушай и не удивляйся. Я не могу подобрать лучших слов, но представь, что тысячелетия назад некто, обладающий огромной силой и незнающий, как ее использовать, разделил себя, свою душу, личность. Так что в результате появились несколько двойников-клонов, эксперимент удался.

— Зачем?

— Ну, может, он был сумасшедшим или боялся сойти с ума. Безумие на троих, не так уж страшно. Сила на троих тоже делится, мы не мирные ребята, но глобальных неприятностей человечеству не доставляем.

— На троих?

— Есть еще Бен. Бенджамин, если быть точнее, он в последнюю тысячу лет предпочитает это имя.

— Бенджамин Адамс, — попытался пошутить Джо.

Митос в своем ответе был предельно серьезен.

— Ага. А тот, что приходил, был Пирс Бенсон. Но душу нельзя разрезать как пирог на ровные доли или перекроить, как нравится. Вот самомнение, поделим поровну; а сочувствие — первому не надо ничего, второй получает большую часть, а на долю третьего, что останется; совесть можно вообще выбросить за ненадобностью. Так не получится. Все перемешалось в разных долях. Бен бы тебе понравился, он чувствует гармонию и видит красоту. Он бы гораздо лучше оценил тебя как музыканта. Байрон был его учеником, не моим. А как тебе Пирс?

— У него страшные глаза. Один из Всадников был он?

— Он это делал. Но Джо, мы не три личности, мы одна личность в трех телах. «Он» делал, но «я» этого хотел. Воспоминания тоже делятся на троих. Поэтому ни Байрон, ни Кронос с Кассандрой ничего не почувствовали. Байрон решил, что его учитель стал равнодушнее и холоднее, Кронос увидел слабого Всадника. Мы три части одного целого, и этот Целый не самая приятная личность.

Джо вспомнил давний разговор с Доном Зальцером из тех времен, когда он был еще жив, а Адам Пирсон был просто Адамом Пирсоном, помощником Дона. Зальцер полагал, что если все мифы и легенды о Митосе правда, то бессмертных, называющих себя этим именем, должно было быть не меньше десятка. Это была шутка. Это тогда было шуткой. А сейчас?

— Дон. Его идея о воине, ремесленнике и философе. Он был очень близко, не правда ли?

— Да, в свое время мне пришлось сильно постараться, чтобы отвлечь его от таких мыслей. Ирония судьбы, я скрывался от одного наблюдателя, а теперь сам рассказываю все другому.

— Зачем приходил твой второй «Я»?

— Вернуть свое. Я убил его друга и способствовал гибели остальных. Хотя, в тот момент, когда я отрубил голову Силасу, я больше был Пирсом, чем Адамом. В любом случае, ты всегда можешь различать нас по тому, что мы пьем.

Джо воспринял намек и достал им еще по одной бутылке пива.

— Хорошо, что я не веду твою Хронику. Не представляю, как все это можно записать.

— Если что и напишешь, не волнуйся, лет через 300 я это подправлю.

— А если тебе к этому моменту отрубят голову?

— Вряд ли. Я очень хорош в вопросе выживания, любое мое «я» очень хорошо.

Митос продолжал молча пить пиво и Джо успокоился. Еще одна тайна оказалась странной, но не такой уж и ужасной. Может, алкоголь заставлял относиться ко всему спокойней. В конце концов, все уже произошло. Незнакомец напротив стремительно приобретал привычные черты, становился все тем же Митосом с тысячью масок и одним лицом.

— Я, пожалуй, не хочу знакомиться с другими твоими ипостасями. Тебя и так иногда слишком много.

Ухмылка лица напротив была очень знакомой, и это тоже возвращало привычный мир.

— Правильно. Только я должен не забыть сказать Дункану, чтобы он не стремился выигрывать Сбор, это того не стоит. Да и ты будешь возражать против кучи Маклаудов.

Митос приподнял брови и покачал головой.

— Я не говорил, что у меня совсем нет гипотезы. Я даже полагаю ее вполне правдоподобной. Ты же знаешь, я был врачом, да и вообще — наблюдать и изучать в некотором роде мое хобби, — он чарующе улыбнулся, и Дункан нервно усмехнулся в ответ, подвинув книги на столе и подумав, что с таким же точно обаятельным видом старый оборотень мог бы облизнуть свои клыки.

— С тех пор, как я понял, насколько мало тебя знаю, ты наконец-то начал производить на меня впечатление неведомого древнего чудища. Раньше этого не было.

Митос пожал плечами.

— Когда-то Колумб назвал Тихий океан тихим — потому, что ему так показалось. Нельзя сказать, что он совсем был неправ, в отличную погоду вода так блестит…

— Угу. Так стало быть, ты все-таки, знаешь?

— Может быть.

— А конкретней?

Митос пожал плечами.

— Еще одна древняя легенда?

Митос посмотрел на Дункана укоризненно.

— И зачем мне тогда пять тысяч лет наблюдений?

— Не знаю.

— Хорошо. Я полагаю, что мы — что-то вроде «ноосферного явления антропогенного характера».

— Чего-чего? — возмутился Маклауд, приподнимаясь с места, будто намереваясь обиженно уйти, хлопнув дверью, но пожалуй, слишком для этого медленно.

— Ты ничего не слышал о ноосфере?.. — обрадовался Митос.

— Я слышал о ноосфере! Ты же не хочешь сказать, что мы выдумка!

Митос пожал плечами:

— Ну, разве что отчасти…

— Что это значит — отчасти?

— Ну, мы не рождаемся обычным путем.

— Ясен пень.

— И судя по всему, не падаем с Луны. Хотя тут еще стоит разобраться.

— Наверное…

— А если мы все-таки падаем с Луны, то почему мы все не похожи друг на друга?

— А?..

— Разные расы, антропологические особенности, соответствующие населению тех мест, где мы появляемся — почему мы так похожи на людей, среди которых «рождаемся»?

— Ну… так как-то удобнее.

— Кому удобнее? Лунатикам?

— Понятия не имею.

— Мы появляемся в каждой нации, в каждом народе, и как ты можешь это объяснить? Скажем, что ты — вылитый настоящий шотландец родом из Хайленда…

— А ты?..

— Неважно.

— Ладно…

— Тебе название тех мест ничего не скажет, с тех пор и география здорово изменилась.

— Хорошо, шут с ней.

— Полагаю, что люди имеют куда больше влияния на нас и наше происхождение, чем мы думаем.

— То есть, смертные?

— Именно они. Так вот, полагаю, что мы являемся побочным эффектом выброса «излишков» энергии их разума, стремящегося к сохранению — к сохранению образа, к сохранению памяти, знаний, словом, информации. Каждый из нас изначально — как слепок эпохи, и образа живущих в этой местности людей.

Дункан бессознательно похлопал себя по коленям.

— Вроде бы, мы довольно плотные.

— Угу, и еще какие. И восстанавливаемся черт-те как быстро. Это как сосредоточение мечты человечества о бессмертии — мечты о бессмертной душе и разуме, сосредоточение в одной точке, с органической копией некоторого среднего генетического производного участников выброса ментальной энергии, но так как это сосредоточение в одной точке — мы сами по себе, и не можем уже воспроизводить себе подобных.

Дункан помрачнел.

— Значит, по твоей теории, мы все-таки не люди. Не уверен, что мне это нравится.

— Ну, почему же, видишь ли — мы просто квинтэссенция людей. Подумай только — все, кого мы знали, не только те, чью жизненную силу поглотили, живут в нас — не бессмертные, а все породившие нас смертные — они передают память о себе будущим столетиям, иногда тысячелетиям…

— О, да, — саркастически хмыкнул Дункан.

— И этот заряд сохраняется в нас как в аккумуляторах, а мы переносим его дальше. Видишь ли, порождают-то нас все-таки действительно люди, причем абсолютно по своему образу и подобию!

— Угу… а мы рубим друг другу головы.

— Аккумулируя заряд.

— А зачем? Ты тоже придумал?

— Более-менее. Это все то же — сохранение информации, сохранение всей истории человечества, резервная копия. Ну, скажем, на случай глобальной катастрофы.

— Вроде апокалипсиса?

— Да ты прямо на лету схватываешь! — усмехнулся Митос.

— Ну, а толку-то, если мы не самовоспроизводимся?

— А когда останется только один?