Алина Илларионова - Клинки севера

Устроился, как здесь говорят, с шиком! Это значит просто замечательно, учи Межрасовый. Выделили комнату на втором этаже казарм — в окно стучится вишня — удобную, тёплую, но главное, никаких мышей! Стою теперь у дворцовых ворот, шугаю просителей. Повелитель — просто нет слов! Зато имперская стража — молчуны и зануды: в карты не играют, пить не умеют, шуток не понимают. Хуже стражников учёные. Сцедили у меня с ведро крови на пробы, волос нащипали, потом закормили шоколадом. Безобразие! Но ещё хуже магов кухня. Они жрут красную икру ложками! Видеть не могу абрикосы! Хочу пирожков и яблочко, садовое, с червячком!

Но в целом живу хорошо.

П.С.[4] Официально поздравлю с днём рождения при встрече.

П.П.С. Тебе стоит увидеть Рассветный Каскад.

П.П.П.С. Про деньги не думай.

Твоя скотина»

Официально? Он что, издевается, умник ушастый?!

Алесса перевернула листок.

«Я тоже люблю тебя, матюмачиха, и очень соскучился! Официально — значит, с соблюдением всех правил, как положено.»

Знахарка засмеялась. Нет, он просто неисправим!

Она мерила шагами пол кухни — десять на девять её и шесть на пять Вилля — не замечая, что на соломенной циновке уже намечаются острые сломы. Ехать по первому зову? Или послать письмо, как положено воспитанной девушке, дескать, боюсь, приезжай сам? Хоть на ромашке гадай!

«А может, он обустраивает уютную норку для нас? Денежку копит…» — размечталась пантера.

Алесса заглянула в печь, проверяя пироги с крыжовником, и когда память-кошка подцепила лицо Вилля из миски лакомых воспоминаний, она словно воочию увидела золотые смешинки в зелёных глазах да лукавую полуулыбку — чуть шире и обнажатся клыки. Потом видение сменилось…

…Тело Берена, укрытое простыней, три дня лежало на столе в окружении тонких заупокойных свечей согласно канону. Вилль его обмыл и обрядил, избавив от этого заплаканную Марту, затем сам выкопал могилу возле стражницких и занялся похоронами общими городскими, хмурясь на уже готовых плакальщиц. На третий вечер Алесса едва ли не насильно заставила его поесть и поспать. Он уложил голову на её колени и смотрел на этот страшный стол, почти не мигая.

— Я бы этих союзничков треклятых собрал на корабль да горящую стрелу в хвост пустил. А лучше — сотню… — только это и сказал. Его наставника и воспитателя зарубили берберианцы, которых тот сам же приказал не трогать.

Алесса под утро всё же задремала, а Вилль — нет.

В своё время он так же лежал на столе в аптеке, почти мёртвый, едва ли не по кускам собранный после боя с демоном-ишицу, и кровь так и не отмылась со столешницы окончательно. Несколькими часами ранее Вилль загорелся побрить наголо себя и домового, и, шутя, сражался с Алессой, да так, что их выгнали из библиотеки за непотребное поведение. «Лысый эльф с лысым котом на плече встречает купцов у ворот! Здра-авствуйте, я — престижный капитан Винтерфелл! Кошмар!» — с хохотом возмущалась тогда знахарка…

…Летний ветер стал вдруг промозглым, сырым и зябким вихрем, вмиг пробравшим до костей, ледяными когтями царапнул сердце. Выгнулись пузырём занавески, испуганно затрепетал огонь в печи, письмо кувыркнулось и слетело на пол.

Подобрав его, Алесса машинально потёрла золотое кольцо аватар на безымянном пальце. Ох, не к добру были эти воспоминания! Подобную тревогу она испытала, когда Вилля убивал в лесу обезумевший охотник, но сейчас чувство было не столь острым.

Встряхнувшись по-кошачьи всем телом, села на стул. Ерунда какая-то, бесовщина. Друг зовёт её в гости, а в голову лезет одна чернота. Нечего о беде думать, только накличешь.

К вечернему чаю вернулись с огорода Марта и Феодора с полной корзиной пузатой клубники. В оконце уже заглянули Сестра и Волчий Глаз, когда они перечитали письмо напоследок.

— Беспокоишься? Езжай, — Марта опустила глаза, окружённые сеточкой морщин. Травница превратилась из румяной хохотушки в бледный призрак себя самой, что не живёт, а существует. Отрезок времени почти в полгода стал настоящим роком: первого жениха она потеряла за восемь месяцев до свадьбы, а второго — за шесть.

— Не то, чтобы беспокоюсь, просто…

— По жениху соскучилась? Так езжай! Уж мы не пропадём! — Феодора азартно подцепила ложкой клубнику, мятую с сахаром. — Только скалку дома оставь.

Алесса покосилась на предмет воспитания женихов, лениво перекатила в блюдце ягодку.

— Да, пожалуй, съезжу. Гостинец привезу… Как просил, паданцев червивых.

Феодора подавилась чаем, Марта лишь вздохнула.

Под диктовку знахарка настрочила длинное пламенное письмо орку Зорну из села Гусиные Прудочки, чья крепкая рука, как уверяла Марта, до сих пор держит отменный постоялый двор, и где Алесса сможет договориться о переправе через беспокойную Силль-Тьерру за приемлемую плату, а не обдирную. Письмо надушили фирменными духами «Серебряные Росы». Сторговали у Мирона жилистую серую кобылу Перепёлку и собрали мешок в дорогу. Вместо червивых яблочек Алесса взяла с собой банку янтарного крыжовенного варенья, памятуя о слабости друга к рыженьким, круглым и покладистым. И ещё — мешочек с лимонником.

Всё.

Она уходила на рассвете, когда мир только потягивается туманными руками навстречу розоватому спросонья солнцу, услышав петушиный призыв к рабочему дню, но провожать высыпал, казалось, весь городской люд и нелюд. Не иначе, Феодора сорганизовала на пару с Танисьей, как главы Ордена Северингских Сплетниц.

Лушка, которую до сих пор трясло от воспоминаний о Ярмарке, вручила спасительнице здоровенную корзину пирогов — аж дух захватило.

Марта обняла и пошептала на ушко своё, тайное.

Феодора шутливо грозила пальцем, велев топором не размахивать. Лучше веником.

— Коль мужик — чурбан и ключик прячет, так банька сама придёт да отымет! — туманно изрёк на прощание Темар.

Радда одарила рушником с чёрным котёнком, выполненным в стиле шедевра Иры «Папа», что радует глаз завсегдатаев пивоварни.

Тиэлле накануне исключения ради позволила подёргать за острые уши.

Отъехав саженей на пятьдесят, Алесса ещё раз оглянулась на городские ворота, у которых столько лет неподкупный стражник Винтерфелл сбирал пошлину, пока не стал капитаном. Подумала, спешилась, собрала земли в носовой платок, положила в карман и пустила Перепёлку в обход города, выезжая с побочного на основной Тракт. Солнце согревало макушки вековых сосен и Алессы; птицы устроили базар пошибче ярмарочного, а кукушка взяла на себя смелость пророчить оборотню. Перепёлка шла ходко; посередине дороги, подбоченясь, стоял медведь.