Кэйтлин Свит - Узор из шрамов

Я не понимала, о чем она говорит, но чувствовала ее гнев.

— Это был Узор, — сказала я, и мой голос сломался. — Это должно было произойти.

Игранзи улыбнулась, и ее губы сжались так сильно, что почти исчезли.

— Ты так в этом уверена, хотя не понимаешь собственного видения. Но ты уверена в Узоре. Ты и другие взрослые прорицатели. Эта уверенность — замечательная штука. То, что ты говоришь, всегда правильно, а ошибается кто-то другой. — Она взяла меня за плечи и так сильно впилась в них пальцами, что моя грудная клетка онемела. — Если ты собираешься здесь остаться, не будь так уверена. Если останешься. Еще раз сделаешь что-то подобное, и я сама выведу тебя на улицу. Поверь, я сделаю это, хотя мне будет противно.

Услышав эти слова, я расплакалась. Из-за ее доброты, а затем, с опозданием, из-за девушки на кровати, Ларалли из Нордеса, которой было пятнадцать. Я рыдала, захлебываясь слезами, и пальцы Игранзи выпустили меня, а руки обняли.

— Не прогоняйте, — попросила я, прижимая голову к ее груди, мягкой под грубой тканью одежды.

— Тихо, Нола, — сказала она. — Тс-с. — И начала укачивать меня, словно ребенка, каким я тогда и была.

Только что ко мне приходила благородная дама. Сейчас довольно поздно, Силдио уже ушел к себе. Она постучала, и едва я открыла дверь, скользнула в комнату. В лунном свете, сочившемся в окно, блеснули драгоценности, украшавшие ее шею и пальцы. Она посмотрела на собаку, на младенца и птицу, а потом на меня. В ее глазах были страх, надежда и отвращение. Я знала, чего она хочет.

— Я не буду для вас прорицать, — сказала я прежде, чем она успела приказать мне. — Король велел, чтобы я ни для кого не прорицала.

— Знаю, — ответила она. У нее был низкий голос. Она подошла ко мне; хвойный запах ее духов щекотал ноздри. — Но я надеялась, что для меня ты сделаешь исключение. Я… — Она назвала свое имя и имя своего кузена, какого-то лорда.

Я пытаюсь не вслушиваться в такие детали. Этому меня учила Игранзи. Она говорила:

— Все, что тебе нужно знать перед прорицанием, это то, что ты видишь перед собой: их одежду, руки, глаза. Некоторые станут много болтать, другие будут молчать, поэтому смотри на них, будь спокойна, и ты поймешь, кто они, раньше, чем это раскроет тебе зеркало.

Я ответила женщине, что не делаю исключений, и хотя молода, уже закончила с прорицаниями.

Она покачала головой. Когда она заговорила вновь, ее голос звучал громче и резче.

— Но ты же госпожа Нола!

«Вы правы! — хотелось закричать мне. — Я так и знала, что что-то забыла!», но она могла не понять, что эта насмешка относится главным образом ко мне. Что эти слова не имеют отношения к ее стиснутым рукам с мерцающими драгоценными камнями и толстыми золотыми браслетами, к ее восторгу или к ее нужде.

И вот я вновь одна. Вокруг меня разбросаны страницы; иногда я пишу слишком быстро и просто роняю их на пол, чтобы скорее продолжить на следующей. Моя кисть болит. Болит вся рука и шея — они застыли так, как не застывают даже в холодное зимнее утро, когда я сплю в неудобной позе. Я перевела множество чернил и почти всю бумагу, которую Силдио принес мне сегодня утром (по крайней мере, мне кажется, что это было сегодня). Скоро я усну. Но прежде мне надо о многом написать.

Странно, как быстро приходят первые слова — легко, одно за другим, словно только того и ждали, подобно видениям, вырастающим из зеркала или из воды в тот же миг, как я туда заглядываю. Слова, которые следуют за ними, обычно не такие покладистые; самые ясные — первые. На этот раз они таковы:

После Ларалли я изменилась к лучшему.

Так и было. Четыре года покоя, которые я едва помню. Под «покоем» я не имею в виду тишину. Случались драки среди девушек, между девушками и мужчинами, а один раз — между несколькими группами мужчин, — которые заканчивались ранениями и даже смертью. Крики в полуденном спокойствии, кровь на снегу во дворе. Я помню, как смотрела на спирали из капель, пока они не начали расплываться; Иной мир был рядом, но оставался незримым, пока кто-нибудь не произносил: «Скажи мне». К счастью, тогда этого не случилось.

Но кровь была не моя и проливалась не из-за меня. Я чувствовала себя в безопасности. Из-за этого ощущения и его неизменности сейчас эти четыре года неотличимы друг от друга. И из-за того кошмара, который начался потом.

Я росла быстро; все части моего тела становились острыми, длинными или тощими. Все, кроме волос, которые Игранзи каждые три недели состригала маленькими бронзовыми ножницами. Через несколько лет я перегнала в росте Бардрема, о чем не уставала ему напоминать.

— Отойди, Бардрем, а то я опрокину на тебя кружку.

— Все дело в том, что ты не любишь морковь. А я люблю, и она помогает мне расти!

— Не мог бы ты подать мне зеркало? Мне до него не дотянуться — ноги слишком длинные…

Он краснел, притворно огрызался или прятался за волосами, которые так и не обрезал.

Часто он сидел на земле рядом с камнем и писал, пока Игранзи меня учила. Его стихи обычно не имели к нам никакого отношения, но я помню один, который имел. Он был похож на список:

— Игранзи бы понравилось. — Я произнесла это легко, хотя от стиха у меня по спине побежали мурашки. — Она говорит, что Узор не определен, и, судя по всему, твой стих об этом.

Он пожал плечами.

— Мне просто нравится, как звучат слова.

Иногда он заявлял, что поэзия — самое трудное дело («Еще труднее, чем разделывать свинью на вертеле?» «Нола…»), а иногда относился к ней как к чему-то обычному. Такое непостоянство меня раздражало, однако я ему завидовала.

Когда появилась Ченн, он сидел у камня и писал стихи.

Все эти годы в бордель приходили новые девушки. Некоторые говорили, что тоже обладают даром прорицания, но большинство хотело зарабатывать себе на жизнь за счет мужчин. Всех их вели к Игранзи. Поначалу те, что хотели быть провидицами, меня тревожили. Я наблюдала, как они склонялись над зеркалом и поднимали глаза на Бардрема (не на меня — Игранзи настаивала, что провидцы не должны спрашивать о себе у других прорицателей или смотреть самостоятельно). Я напрягалась, ожидая, что их глаза почернеют. Некоторые действительно чернели, но чаще нет. Скоро я поняла, что даже те, кто обладает даром, не несут угрозы моему положению.

— Ты видишь Узор, — говорила им Игранзи, — и это может подарить тебе успех и радость. Я знаю другого провидца, которому нужны ученики. Иди в бордель у западной стены, у Глубокого фонтана…