Боевая горничная госпожи Лешей (СИ) - Давыдов Игорь

Но лишь полагала, а не являлась таковой. А потому, доверившись, открыла своё сердце для особо болезненного удара.

Все они, конечно же, отвратительны, мерзки и опасны. Каждая по-своему. Но что-то подсказывало юной дриаде: Лешая окажется хуже их всех.

Возможно всему виной опыт общения Чапыжки с ней? И пусть тётя Ёлко всеми правдами и неправдами, и даже клятвами пыталась убедить Вельзевуллу, что то была тёмная сторона личности, что Броня Глашек намного лучше, светлее и добрее, хоть и весьма холодна на вид. Но это же всё чушь свинячья! Сколько раз повелительница мух слышала нечто подобное? Сколько раз она видела, как некто, в обществе притворяющийся ласковым, мягким и пушистым, оказавшись рядом с теми, кто ничего ему не может сделать, с теми, кто от него зависим, показывали своё истинное лицо.

А оно у всех уродливо. У всех. И у Чапыжки. И у её камеристок. И у тёти Ёлко, которая перестанет быть такой милой, едва лишь осознав, что нет никакого смысла скакать на задних лапках перед юной дриадой.

А это значит… нужно впечатлить Броню Глашек.

Чапыжка покинула чертоги разума и, едва лишь осознав, сколь шумно за их пределами, в этой окованной металлом комнатке, со всего размаху ударила кулаком по диванной седушке. Получилось не особо пафосно: не грохот, а глухое “пуф”. Но его хватило, чтобы все в покоях замерли. И четверо шумных камеристочек, две из которых устроили очередное соревнование, — на сей раз то оказалась битва подушками — и даже мухи. Насекомые перестали жужжать и поспешили усесться на ближайшую поверхность. Кажется, именно в таком порядке, хоть это, вроде бы, физически невозможно.

Четыре пары человеческих глаз внимательно смотрели на юную дриаду. Камеристки ждали указаний. Всё же, хороших слуг подогнала эта тётя Илега. Они знали своё место. Понимали, когда можно дерзить, а когда — следует заткнуться и ждать приказов. Даже если ждать придётся долго.

Мысль работала. На костяке идеи нарастало мясо конкретных планов их реализации.

Чапыжка облизнула пересохшие губы. Язык ощутил шершавый хитиновый панцирь одной из мушек, неосмотрительно ползавших по лицу дриадки. Карой за это являлась смерть от зубов хозяйки.

За время бытия Велзевулой девочка завела себе привычку пожирать насекомых. Это казалось мерзким лишь поначалу, а потом гадливость отступила. Ныне же повелительницу членистоногих беспокоили лишь вкус живой пищи и то, сколь это жутко выглядит со стороны.

— Значит так, лентяйки, нам предстоит первое настоящее дело. И от того, завалите ли вы его или нет, будет зависеть, будете ли вы дальше жрать мои чипсы и лапать своими грязными руками геймпады моих консолек или же нет!

Эти слова заставили девочек хищно улыбнуться. Почти всех. Лишь одна из рыженьких обеспокоенно бросала взгляды на сестричек и товарку. Те же не удержались и подали голос: не то и правда предвкушали возможность проявить себя, не то им так хотелось ободрить госпожу. Не важно. Оба варианта устраивали Чапыжку.

— Наконец-то!

— Да, я уже устала каждый день после школы играть!

— То есть, сегодня тебе мять ноги не надо?

Против воли улыбка появилась и на губах дриады. Пришлось мотнуть головой, сбрасывая с лица это проявление неправильных эмоций.

Вельзевула решительно указала на входную дверь.

— Скоро сюда войдёт Лешая. Она будет смотреть на меня и размышлять о том, насколько я достойна зваться её дочерью. И я, если потребуется, убью и буду пытать любого, лишь бы заслужить её одобрение. И вы мне в этом поможете.

— И кого будем пытать? — спросила одна из рыжих близняшек.

— А ты кого-то кроме нас тут видишь, Даска? — шикнула ей другая.

В помещении на несколько мгновений воцарилась тишина, которую тотчас же нарушила младшая сестрица тёти Илеги.

— Я думаю, этого не потребуется.

Чапыжка резко повернула голову в сторону последней ораторши. Столь резко, что волосы на секунду взметнулись вверх, словно в рекламе шампуня. Прятавшиеся в шевелюре мухи поспешили покинуть укрытие. Жужжащие мелкие паскуды поспешили исполнить волю госпожи и споро облепили девчушку, посмелившую спорить с дриадой.

— Тебе кто-то приказывал думать? — процитировала Вельзевула одного пафосного корпа из прошлой жизни. — Тебе кто-то приказывал думать, Иренка? Это не риторический вопрос, я хочу услышать ответ.

Говорить подобные слова было немного противно. Ведь русовласка провинилась перед Чапыжкой лишь в том, что хотела её по-человечески утешить. Но вот беда: мухи хоть как-то слушались хозяйку лишь когда та испытывала сильные эмоции. Приходилось накручивать себя, дабы сохранять контроль.

Тот самый контроль, что был, по сути, единственным способом по-настоящему впечатлить Лешую.

Контроль над мухами. Ну и, бонусом, контроль над людьми.

Богине, той, кто собирается стать госпожой мира, не нужна дочь, которая не может стать госпожой жалкой комнатушки.

Однако Иренка не желала сдаваться. Она осклабилась и с вызовом посмотрела в глаза дриаде.

— А тебе нужны тупые безмозглые дуры?

Слова русовласки пробудили ярость. Ярость давала Чапыжке власть над мухами. И дриада тотчас же ей воспользовалась, импульсивно пожелав сделать непослушной камеристке больно.

Какая жалость: пока что мухи были способны получать лишь общее направление, но не чёткий конкретный приказ. Но со стороны, конечно, выглядело внушительно.

Иренка коротко взвизгнула от боли и поспешила стряхнуть с себя мух. И у неё бы ничего не получилось, если бы дриада уже не “отозвала” своих маленьких членистоногих подопечных.

— Мне нужно повиновение. Мне нужно, чтобы воля Вельзевулы исполнялась. Всегда.

И в этот момент скрипнул замок. Он тут тяжёлый. Сложно было, глядя на него, не ощутить всю глубину собственной беспомощности. Казалось бы, какая разница? Ведь Чапыжка не смогла бы ничего поделать даже с обычным замочком, так что, с практической точки зрения никакой разницы между привычным запором и этой схемой с кучей толстых металлических штырей не существовало.

Но оно всё равно давило.

Все мухи в комнате полетели по направлению к массивной бронированной створке. Они повиновались порыву госпожи, и только это в их жизни было важно. Они не боялись сгореть в защитной рамке, оберегающей весь мир от обитательницы камеры. Однако, стоило Чапыжке разглядеть, кто же стоял на пороге, стоило ей в полной мере осознать это, стоило в душе девочки страху не просто зародиться, а взорваться панической бомбой, заражающей всё в десятках километров вокруг ужасом, как стая синхронно шуганулась прочь от дверного проёма.

Это пришла она. Пусть волосы выглядели, как волосы, а не как трава, пусть были они сложены в аккуратную причёску, удерживаемую белым обручем, а не пытались подражать гриве льва, перехваченной парой незначительных ленточек, пусть одеяния демонстрировали в первую очередь строгость и лишь во вторую — женственность, Чапыжка не могла перепутать эту пани ни с кем другим.

Лешая.

Богиня вошла в помещение, мерно постукивая каблуками по металлическому полу, осмотрелась, быстро нашла взглядом Вельзевулу, а затем, словно бы с цепи сорвалась: ни говоря ни слова побежала к девочке, упала на колени и заключила ту в крепкие объятия.

С перепугу, совершенно не осознавая, что делает, дриадка натравила всех мошек на страшную женщину. Но той словно бы было наплевать на боль. По крайней мере она ни разу даже не ойкнула. А ещё — ничего не сделала, не произнесла и слова до тех пор, пока Вельзевула наконец не сумела совладать со своими эмоциями и не “отозвала” членистоногих прихвостней подальше.

— Простите…

— Прости…

Они произнесли это одновременно. И Чапыжка, и Лешая.

У девочки аж во рту пересохло. Она не знала, что от неё требуется, как реагировать, в каком направлении вести диалог. Поэтому лучшим решением полагала попросту заткнуться и слушать. Не перебивать. Не открывать рта, пока не прикажут.

— Тебе не за что извиняться, — услышала Вельзевула спокойные мягкие речи богини. — Я не скажу, что заслужила эту кару, но отмечу, что понимаю, почему ты так могла подумать. Я извинялась перед тобой не за то, что сделала Перловка. Она — не я, а то, чем я могла бы стать, случись в моей жизни тот один плохой день. Я извинялась, что не успела к тебе раньше.