Роман Смеклоф - Тридцать один

Его повествование могло бы быть интересным, если бы не огромное количество неизвестных названий и труднопроизносимых имен. А так, словесная мешанина, только добавляла путаницы. Я старался не обращать внимание на его болтовню и смотрел вокруг.

Арена отличалась от остальных зданий. В первую очередь тем, что стояла без платформы. Огромный мраморный шар висел между высоких, в два раза выше остальных, колонн. В центре шара открывалось три пары, закругленных к верху, ворот от которых к соседним террасам тянулись лестницы.

– Скрепляющие арену заклятья почти рассыпались во время экспансии поглотителей, но к счастью для современников…

Вода поднялась до платформ и перестала пребывать. Она стояла под шарообразным днищем арены. Я заметил продолговатый балкон с выступающими из него причалами. Несколько бочкообразных барж уже пришвартовались и началась разгрузка. Рядом с низкими суденышками гордо возвышалась черная шхуна.

Оливье приставил ладонь ко лбу и, разглядев свой корабль, довольно улыбнулся.

– Точен, как всегда. – проговорил он.

– Для принятия плавучих судов построили систему каналов, выводящую корабли к морю. Проект подготовил легендарный архитектор…

Мы продолжили переходы бесчисленными мостами и лестницами, и к причалу большой арены добрались уже к сумеркам.

Оливье первым подошел к трапу и, вбежав на палубу, весело закричал:

– Свистать всех наверх!

– Я уже здесь, капитан!

Я взошел на корабль, следом за дядей, и увидел боцмана. Он стоял, сложив массивные руки на груди, и смотрел на нас.

– Что ты здесь делаешь? – напряженно проговорил Оливье.

– Я предатель. – потерянно ответила летучая обезьяна.

Дядя прислонился спиной к мачте и спросил:

– Как ты сюда попал?

– Временное правительство Изумрудного мира посчитало, что я не меньше вас виноват в произошедшем. Команда отреклась от меня. – Чича опустил голову. – Чтобы смыть позор, я пошел на штурм.

– Я так и думал. – прокомментировал дядя.

– Я хотел умереть! Я искал смерти! – горько проговорил боцман. – Парус запутал меня, я ждал смертельного удара, но гремлин пощадил меня. Теперь, я навеки служу кораблю и его капитану.

– Ладно. – проворчал Оливье. – Разберусь с тобой позже. Посиди в трюме и не высовывайся. Твое присутствие нежелательно.

– Так точно.

Летучий обезьян ушел, а я повернулся к дяде.

– Что смотришь, у нас с тобой есть дело. А ты! – Оливье махнул в сторону архивариуса. – Присоединяйся к боцману.

Мровкуб поклонился и последовал за Чичей.

Дядя обнял меня за плечо.

– У них варварские нравы! Обесчещенная летучая обезьяна складывает крылья, падает на землю и разбивается.

– Зачем? – удивился я.

– Для них достоинство важнее жизни. – серьезно проговорил Оливье.

– Без чести, жить нельзя. – поддакнул Евлампий.

Дядя наклонился ко мне.

– Если следовать всем предрассудкам, век твой будет не долог. А я собираюсь продлить свое существование, как можно дольше, и не важно, что для этого потребуется.

– Но так нельзя. – возмутился голем.

– Ты считаешь? – захлопал глазами Оливье. – Скажи это Сычу.

– Причем здесь тайная канцелярия? – не понял я.

– О! Ты видел его глаза? Они же совершенно не человеческие.

– О чем вы? – уточнил Евлампий.

– Это тайна. – прошептал дядя. – Но я обещал открыть своему наследнику все секреты. Поэтому, только между нами.

Он крепче сжал мое плечо.

– Когда Сыч был студиозусом, его еще не звали Сыч. Я не знаю его истинного имени. Он от него отрекся.

– Почему? – не выдержал голем.

– Из-за магии, конечно. Он учился на факультете перевоплощений…

– Он волшебник? – удивился я.

– Нет! – проворчал Оливье. – Ярмарочный зазывала!

Я невольно залился румянцем. Глупо думать, что в тридцати мирах главой тайной канцелярии может стать белый. Естественно, только чародей.

Дядя выдержал паузу, и удовлетворившись моим покаянным видом, продолжил:

– Он решил блеснуть и на выпускном балу, на глазах всей академии обернуться…

– Кем? – испугался я.

– Не трясись. – усмехнулся Оливье. – Он хотел стать ночным хищником, но только парящим на невидимых крыльях во тьме, но вмешалась женщина.

Я вздохнул.

– Да. Прекрасная половина всегда появляется в самый важный момент. – поучительно заметил дядя. – Трансформация магам недоступна! Все попытки, за все время существования колдовства заканчивались оглушительным провалом. Поверь, я знаю. Но Сыч был невообразимо талантлив и не менее честолюбив. Он тщательно подготовился.

– К этому нельзя подготовиться. – пробурчал Евлампий.

Дядя бросил на голема недовольный взгляд.

– У него почти получилось. – неприязненно глядя на голема, сказал он. – В самый ответственный момент, когда он почти вывел магическую формулу, его любимая попыталась помочь.

Я снова вздохнул.

– Сложно сказать, ее ли это вина или Сыч в любом случае потерпел бы фиаско.

– Все равно бы ничего не получилось. – заявил Евлампий. – Превращаться могут только оборотни.

– Не важно. – оборвал его Оливье. – Заклятье подействовало. Его тело поменялось, но совершенно не таким образом, как он рассчитывал. Полной трансформации не произошло, у несчастного стали преображаться внутренние органы, а это чревато. Даже исключительному магу не прожить с совиным желудком. Лучшие врачеватели Благодатных земель три дня боролись за его жизнь. Будущего главу тайной канцелярии удалось спасти, но полностью восстановить его человеческую сущность не получилось. Он навсегда останется уродом, получеловеком – полусовой.

Голем покачал головой, но комментировать не стал.

Дядя театрально вздохнул:

– За это, его и прозвали Сычом.

– А девушка? – напомнил я.

– Она его оставила. – печально ответил Оливье.

Я скривился.

– Жизнь жестока, но притягательна. Я как-то спросил его: «Не хотел ли он расстаться с жизнью?» И он ответил мне: «Что лучше жить получеловеком, чем умереть им!» – Дядя загадочно прищурился, машинально закрутив ус. – Ладно. Давай не будем о грустном. Ты давно мечтал попасть в мое хранилище. – весело произнес он. – Сегодня сбываются все мечты.

– Сгораем от любопытства. – ответил голем и подмигнул мне.

Оливье ухмыльнулся и повел меня в свой кабинет.

Я думал о главе тайной канцелярии. Значит, и магам не везет в любви.

– Как она могла так поступить? – не выдержал я.

Дядя покровительственно посмотрел на меня.

– Жалеешь Сыча? – спросил он. – Зря! Он крайне опасен и абсолютно безжалостен. – и добавил, после того, как мы вошли. – Закрой дверь на защелку.