Сергей Житомирский - Будь проклята Атлантида!

Отец Иллы нес под мышкой вязанку инструментов: тесла, ножи, топорики. При виде самого удачливого из своих рабов он уронил ношу, и бронза со звяканьем рассыпалась по камням. Язык у Ора стал сухой и толстый, а глаза косили во все стороны. Хра-ду было не лучше.

— Здравствуй, отец Иллы, — пробормотал наконец Ор.

— Доброго прибытия тебе! — просипел Храд, предпочитая никак не называть Ора. — Илла?..

— Едет следом. Дочка у нее. Хозяйка… приехала с тобой?

— Жена поднялась к предкам. Три года назад. Уфал остался при полях. Я ему твой знак дал. Женщины тут со мной. Внуки…

— Ага! — сказал гий, и опять оба не знали, о чем говорить.

Бурый фыркнул, ткнулся в плечо Ора: не пора ли ехать из этого унылого места, где и травки не пощиплешь?

— Добрый конь, — сказал Храд, радуясь новой теме. — Полсотни браслетов стоит. Не меньше!

Они наклонились, собирая бронзу, их руки столкнулись, и тут Храд вдруг подмигнул:

— А удачно я тогда выбрал тебя из Тифоновой добычи! Скажешь, нет?

— Нам обоим повезло, — ответил Ор.

Десятка два ремесленников с семьями жили в большом доме кормчего гавани. Бывшие хозяин и раб сели во дворе под навесом, где Храд устроил мастерскую точильщика: у деревянного обрубка были разложены молоточки, пилки, большие и малые точила.

Сестра Иллы принесла миску каши с кусочками мяса.

— Сыт я, — извинился Ор, — у Севза недавно поел.

— О-о! — Старый вояка с возросшим уважением взглянул на гия. — Высоко ты поднялся! Говорят, Севз скоро станет Повелителем всего Востока.

— Как бы не подавился, — хмыкнул Ор.

— Увидим! Отведай, однако, — Храд подвинул еду, — деды говорили: есть вместе — жить в мире.

Они склонились над миской, как когда-то на горных полях Рониома. Потом Храд рассказал о событиях в общине, о пути в Атлу. Рассказывая, он брал затупившиеся лезвия, ласково оглаживал их широкими ладонями, трогал зазубрины.

В былые времена заточенное им оружие унесло не одну сотню жизней у восточных племен. Теперь он острил бронзу для победителей так же старательно, как копья воинов своего десятка или мотыгу в своем хозяйстве. Ни крупицы металла не пропадало: опилки сыпались на разостланный кусок кожи…

Уговорились, что завтра семья переберется на гийскую стоянку.

— Будь богат, отец Иллы, — сказал Ор, вставая.

— Будь сыт, муж Иллы. — Храд потянулся за следующим выщербленным неумелыми руками лезвием.

Наутро гонцы Промеата поскакали на все стоянки: «Пусть каждый человек — воин, или женщина, или ребенок, или усыновленный атлант — возьмет камень с полпальца и отдаст матери рода, или вождю отряда. Пусть матери и вожди принесут камни на пристань, к шатру Приносящего свет. Там их сочтут, чтобы всем дать место на кораблях».

С полудня понесли камни — в шапках, подолах, мешками. У шатра Промеата поднялось семь груд и с десяток малых кучек гальки. Весь следующий день груды медленно росли. К вечеру лишь немногие прибегали, запыхавшись: «Не поздно еще? Дадуг место?»

Не обошлось без путаницы. С чьей-то щедрой фантазии пошел слух, что все камни разложат по кораблям. Каждый человек должен будет отыскать свой и сесть на это место… «Ай-я! Сородичи! Я уже не помню — мой белый был?» «А тому, кто не найдет, что будет?»

Или на воина находило беспокойство: донес вождь его камешек до места? Вдруг уронил дорогой? Или положил не в ту кучу! «Тогда я превращусь в либий-ца!» — ахал пеласг и опрометью несся к пристани.

Всех насмешил круглоглазый белесый харн. Он принес, зажав в кулаке, единственный камень и никак не хотел класть его к камням соседнего лесного племени, по виду ничем не отличимого от детей Стикса.

— Эти блохастые барсуки — харны? — вопил он. — Да они шест в руках не держат, козу подоить не смогут. Хар-ны! Тьфу!

— Клади отдельно! — махнул рукой подошедший на крики Сим.

С утра начали считать. В полдень Промеат получил лист с полутора десятками чисел. Взглянув на нижнее, он тихо свистнул: предстояло перевезти через океан без малого полторы тысячи тысяч людей! В гаванях Атлы, Ронада и Эльтома было собрано больше трех тысяч кораблей, но только в два приема и то с большим трудом они могли перевезти всех.

Тянуть жребий решили на совете вождей и старейшин всех родов, чтобы все видели — дело без обмана. Совет собрали в большом зале дворца, где потолок подпирали статуи былых повелителей Срединной.

— Там и жребий тянуть удобно, — сказал Севз, — большой кувшин стоит и камни приготовлены, черные и белые. Говорят, этот кувшин решал за моего отца неясные дела! — Громовержец захохотал.

— Люди! — Промеат встал перед взглядами тревожных глаз. — Старшие из матерей и охотников! Вот мы сочли всех, кто хочет покинуть Срединную, и сочли места на кораблях. И вышло — готовые корабли могут взять меньше половины людей.

Вздох огорчения и тревоги зашелестел по залу.

— Значит, — продолжал Промеат, — надо посадить на корабли меньшую часть и отправить на родину. Потом мой опытный в мореходстве брат Зогд приведет корабли назад. К тому времени мы достроим еще пятьдесят рук кораблей. Молниеносный и я останемся здесь, пока будет хоть один человек, желающий уплыть на восток.

— Никого не бросим! — громыхнул Севз. Вновь зал вздохнул, теперь облегченно.

— Как выбрать без обиды, кому плыть первыми? — продолжал Промеат. — Я скажу, что надумали мы с Севзом, а вы скажете, справедливо ли это. У нас семь больших племен. Шесть из них будут тянуть жребий. А потом Посдеон и Эстипог потянут жребий между собой. Потому что атлантских мореходов мало, и люди морского племени будут оба раза помогать вести корабли. Потом ибры потянут жребий с лелегами — их примерно поровну…

— Не надо! — крикнул вождь рогатых. — Мы не уйдем без тебя.

Севз еле заметно поморщился.

— Вернемся к жребиям, — предложил Промеат. — Справедливо ли то, что мы придумали? У кого есть сомнения?

— А как с конями? — спросил Чурмат.

— Им места не хватит, — вздохнул Приносящий, — придется зарезать. Будет пища в пути.

— Лучше бы коней взять, чем атлантов, — пробурчал в бороду вождь борейцев.

— Племена, плывущие первыми, — сказала Хамма, — должны дать страшную клятву не нападать на земли тех, которые ждут кораблей.

Всем понравились эти мудрые слова. А потом

Севз, Промеат и шестеро вождей подошли к большому узкогорлому кувшину. Он был прочно вделан в плиты возвышения, с которого Хроан недавно возглашал свои повеления Срединной и всему миру.

После того, как каждый, сунув руку в кувшин, убедился, что сосуд пуст, Промеат опустил туда три белых и три черных камешка.