Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — король

— А-а, — сказал Альбрехт с затаенным злорадством, — что-то вы не радостны, ваше высочество. Плохое предсказание?

— Христианин, — ответил я, — будучи глубоко просвещенным человеком, не имеет права верить в предсказания.

— Так-то не имеет, — возразил Альбрехт, — но так хочется… Особенно если человек дурной и слабый, а кто из нас не бывает слабым?

— Сэр Ричард не бывает, — сказал Норберт строго.

Альбрехт подумал, кивнул.

— Вообще-то человек, умело скрывающий слабости, может считаться сильным. Так что там случилось, ваше высочество?

— А разберетесь? — ответил я. — Случилось вот что…

Они слушали внимательно, а когда я закончил, Норберт сказал голосом, полным уважения:

— А может, все было не так… Если то был ангел в теле человека?.. И когда человек погиб, ангел высвободился и вознесся?

Альбрехт буркнул:

— С чего бы ангелу оказаться в наших телах?

— Ну, — сказал Норберт с несвойственной ему неуверенностью, — его могли в наказание… или испытание… за провинность.

Альбрехт возразил:

— Он был в теле человека… и умер бы с человеком. Но сэр Ричард его освободил и позволил вознестись… значит, наш сюзерен все-таки обладает властью решать, кому на небеса, а кому в огненную яму ада!

Они смотрели на меня с таким почтением, что я сказал с досадой:

— Это у вас такие шуточки? Ничем я не обладаю! А то, что я решаю, кто заслужил ад, а кто нет… это просто мои догадки, предположения, умозаключения… которые не подкреплены никакими властными полномочиями!

Они молчали, только Норберт сказал с тем же упрямством:

— А вдруг?

Альбрехт зябко передернул плечами.

— Сэру Ричарду многое дадено, но за все будет спрошено. Боюсь, я бы отказался от такой участи…

Норберт вздохнул.

— Я тоже.

Альбрехт оглянулся на лес, от которого мы неспешно отдаляемся на медленно бредущих конях.

— Думаю, — проговорил он, — и за этого… ну, которого выпустил, спросят со всем пристрастием. Дескать, почему так решил, а не руководствовался ли низменными чувствами, а не лучше ли было передать его душу силам ада…

Я увидел устремленные на меня взоры, ответил нервно:

— Не знаю!.. Я вообще спрашивал вас насчет отшельника, что с ним делать, а вы умничать полезли!.. Конечно, умничать всем хорошо, никакой ответственности!.. А что с отшельником делать?

Они переглянулись, промолчали.

На привале я рассказал уже в шатре, где собрались военачальники, как про отшельника, так и про его таинственных охранников. Конечно же, все ухватились за то, кем могут быть эти стражи, пошел спор, я раздраженно напомнил, что это не богословский диспут, а просто хотел бы услышать их мнение насчет кем считать отшельника.

Меганвэйл покряхтел, наконец сказал неохотно:

— Ваше высочество, не делайте этого. Не возвращайте его в Шателлен. Он живет здесь счастливой жизнью, которую сам избрал для себя. Он свободен.

— И вообще не говорите королю Найтингейлу, — сказал барон Хельмут серьезно.

Я воззрился на него в изумлении:

— Почему?

Граф Арнубернуз поспешил вклиниться с ответом:

— Сейчас у вас все права наследника на корону Шателлена!..

— А если привезете младшего сына, — пискнул барон Эванс, — то…

Я отмахнулся, обратил взор к сдержанному Хельмуту, что сразу же замолчал, едва его перебили.

— Барон?

Он ответил ровным голосом:

— Все верно, тогда принца объявят наследником. Даже если король и захотел бы оставить корону вам, этого не позволит знать.

Я нахмурился.

— Но это его младший сын, я обязан обрадовать Найтингейла. Я всего лишь потеряю королевство, но спасу честь.

Они разом замолчали, довод неопровержим, честь всего дороже. Честь для рыцаря — это и есть жизнь; обе растут из одного корня. Отнимите у рыцаря честь — и жизнь кончена. Во всяком случае, в обществе других рыцарей, заботящихся о безукоризненности репутации. Можно только сменить имя и пуститься в странствия…

Граф Фродвин прогудел мощно:

— Мы не вправе жить, если погибнет честь. Ваше высочество, я ни минуты не сомневался, что вы самый достойнейший и рыцарственнейший из правителей!

Когда все разошлись, сэр Альбрехт спросил хмуро:

— А что на самом деле?

Я посмотрел на него исподлобья.

— Сомневаетесь в моей рыцарской чести?

— Нет, ваше высочество, — ответил он учтиво, — но это же несерьезно… Вы ж политик!

— Мы живем в мире рыцарской чести, — напомнил я. — Слух о таком поступке разнесется по всем королевствам. Я в самом деле потеряю Шателлен, но обрету такую репутацию, что будет стоит трех таких королевств!..

Он задумался, вздохнул.

— Рискованный ход. Я бы предпочел взять королевство. Однако теперь понимаю, что и Шателлен вы не потеряете… Будь там королем Найтингейл или этот принц, они все останутся настолько дружественными, что почти войдут в ваше королевство Улагорния.

— Смекаете, граф, — сказал я поощряюще. — Они в самом деле войдут в наш дружественный союз настолько плотно, что уже не будет особенной разницы, кто там король.

Он проговорил, не сводя с меня пристального взгляда:

— Это касается не только Шателлена?

Я сказал с укоризной:

— Граф… Неужели вы могли подумать, что отпущу Мезину? Королева Ротильда нанесла болезненный удар по моей репутации.

— Самолюбию, — сказал он.

— Что?

— Самолюбию, — пояснил он, — а не репутации. Но за ваше самолюбие, ваше высочество, будем драться еще злее, ибо ваше самолюбие — это и наше самолюбие. Рыцари не терпят, чтобы в их вождя бросали камни. В общем, вы меня успокоили, ваше высочество…

Я поморщился.

— Знаете, граф, ваша похвала звучит так оскорбительно. Я так распинался о своей рыцарской чести, а она есть!., а вы тут сразу находите подоплеку и заявляете довольно: я так и знал, что он полное говно!

Он изумился:

— Разве я сказал именно так? Вслух?.. Да, надо не все говорить вслух, что думаешь… Спасибо, ваше высочество, я рад, что вы в здравом уме.

— Идите, граф, — сказал я хмуро. — Готовьте депортацию принца на историческую родину. Хватит ему тут развлекаться, пора и поработать.

Армия мощно и широким фронтом, словно грозовая туча, что застилает все небо, продвигалась в Скарляндию. Сперва вошли в те области, что скарляндцы отхватили, пользуясь разгоревшейся гражданской войной у своего извечного противника, захватили и уничтожили несколько отрядов мятежников.

Арнубернуз и Фродвин, будучи высокородными графами, командуют элитными частями рыцарской конницы, но я придал им еще по пять тысяч панцирной пехоты и по тысяче лучников, после чего наметил, куда им идти самостоятельно и какие крепости изолировать, не пытаясь взять штурмом, все равно сдадутся.