Татьяна Солодкова - Витражи

Если честно, я совершенно не мог понять, как это можно не уметь, тем более, если знаешь слова (заклинание простенькое, никакой особой интонации не требует), из движений нужен только один шаг вперед. У меня так получилось с первого раза, это тебе не цепь повиновения набрасывать на разумное существо, то у меня только на шестой раз вышло. Впрочем, не получаться у Стаса могло и по другой причине, о которой я сразу не подумал, потому что у меня такого не бывало: для любого волшебства, даже самого простенького, необходимо желание и вера в свои способности - из-под палки нельзя даже переместиться.

– Ладно, - решил я, - я тебя перемещу, - ехать сегодня на автобусах мне не хотелось. Я пользовался ими исключительно, чтобы лечить людей, но это требует больших затрат энергии, а она мне сегодня пригодится для борьбы с новоявленным ученичком.

– Нет, - заартачился Стас.

– Почему?

– Это неприятно…

Он не закончил фразы, потому что я потерял терпение, с этим типом можно спорить до бесконечности, а если делать это в офисе, того и гляди, Красов придумает новое садистское поручение. Так что я перенес Стаса Коротким путем без предупреждения. Он только и успел ойкнуть, как мы оказались в прихожей моей квартиры.

– Насилие! - заорал он, рванувшись от меня. - Я же сказал, что не хочу!

– Наши желания ничего не значат, - равнодушно сказал я, - не маленький, мог бы и знать.

– Что это значит? - насупился он.

– То, что ни один ты не хочешь быть магом…

Он выпучил на меня глазищи, наверное, он считал себя единственным и неповторимым, ан нет, не вышло.

– …Но от своего предназначения не уйти, иначе это может стоить другим жизни.

– Какое мне дело до других?

Я не ответил, этого не объяснишь. Впрочем, чего я хочу? Я дошел до этого в двадцать, то есть, будучи на четыре с лишним года старше Стаса.

– Есть хочешь? - поинтересовался я.

– Хочу, - не хотя признался он.

– Отлично, - я позвал его на кухню, - заодно с холодильным познакомлю.

Мальчишка был не просто странным, он был каким-то диким. У меня создалось такое впечатление, что с ним в жизни никто по-человечески не обращался. Это было необычно. Неужели никто? Да так не бывает. Или все-таки случается?… Я не понимал, и, если честно, мне не особо хотелось понять, будь моя воля, я бы вообще не связывался с этим пацаном. Но его поведение меня удивляло. Он вел себя как дикий зверь, пойманный в клетку, зверь, привыкший выживать в одиночестве, часто нуждающийся в помощи, но никогда и ни за что не принимающий ее от других, потому что боялся подвоха.

Я раздобыл ему кое-какой еды под руководством опытного исследователя простора холодильника Кости и поставил тарелку и кружку на стол.

Стас посмотрел на меня недоверчиво, но все-таки сел за стол и принялся за еду. А я отошел к окну и оперся о подоконник.

Похоже, Красов наконец-то отомстил мне за свое унижение и за мое вечное непослушание - мне предстояла колоссальная работа с этим парнем. Вот именно, что не над этим парнем, а вместе с ним, иначе ничего не выйдет, ведь потому Петр Иванович и не добился успеха, потому что пытался лепить из Стаса мага, словно тот был пластилином. Нет, этот мальчишка не пластилин, и даже не глина, его нельзя переделать по своей воле, но без его согласия, такой, как он будет брыкаться до последнего, пока не перестанет чувствовать на себе чье-то давление. Красов считает, что мы похожи, возможно, но между нами существует одно крайне важное различие: да, в свои пятнадцать я был неуправляем, может, даже больше, чем он, но я всегда доверял людям. Я верил своим родным, я ни на миг не сомневался в своих друзьях… Я еще не читал Стасово досье, но уже точно знал, что я там прочту в первых же строках - "сирота". Те, у кого есть или хотя бы была семья, так себя не ведут. Я тоже сирота, но детство я провел с родителями, а потом под нежной заботой бабушки. Жаль ли мне было Стаса? Нет, жалость здесь была определенно не нужна, подход к этому человеку крылся не в ней, впрочем, я еще не знал в чем.

– Ты всегда такой? - как бы, между прочим, спросил я.

Он поднял на меня глаза, но прежде, чем что-то сказать, прожевал то, что успел засунуть в рот. У меня создалось такое впечатление, что будь у него салфетка, он бы даже промокнул губы. Да уж, странное сочетание: уличная грубость в разговоре и поведение по всем правилам за столом. Правилам, которые выполняет один из десяти, вот я, например, частенько что-то болтаю с набитым ртом, хотя и знаю, что это не прилично, и никогда себе не позволю ничего подобного в обществе.

– Какой? - подозрительно поинтересовался он.

Я ответил, не задумываясь ни на секунду:

– Нелюдимый.

– Всегда, - так же, не задумываясь, ответил Стас.

Я внимательно смотрел на него, пытаясь понять, кто же он на самом деле. Уж точно не тот, кем хочет казаться.

– Почему?

– Не все ли равно? Красову вот все равно почему, ему главное, чтобы я перестал быть таким.

– Ну, - я пожал плечами, - во-первых, я не Красов, а во-вторых, я дико любопытный.

Я думал, что он ничего не ответит, но ошибся, по-моему, действия этого парня вообще невозможно предугадать.

– Мне так нравится, - сказал он. - Ты, кажется, мой новый учитель, а не психиатр. Будь уверен, психиатры со мной уже работали.

– Серьезно? - не поверил я. Стас, конечно, странный, но не настолько же.

– А то, - на его губах появилась самодовольная усмешка, - в детдоме решили, вдруг я псих.

– И?

– Справку о невменяемости мне не дали.

– Хотя ты старался, - сам не знаю, почему я это сказал. Я вдруг представил Стаса, забирающегося на стол, разбрасывающего бумаги и орущего: "Да! Мы, психи, такие! Мы буйные!"

– Старался, - кивнул он. - Откуда ты знаешь?

– Догадался. Я поступил бы так же. Из принципа, наверное, считают ненормальным, вот и буду таким. Только психиатр, видимо, оказался профессионалом, и объяснил, что ты просто придуриваешься, не так ли?

Стас надулся, моя прозорливость ему явно не понравилась.

Он отодвинул от себя чашку:

– Я наелся.

Ясненько, переводим тему разговора. Нет уж, мы тоже так умеем, не пройдет.

– Думаешь, волку-одиночке живется проще?

– Чего пристал?! - вспыхнул он.

– Я задал вопрос.

– Да, я считаю, что лучше быть волком-одиночкой, чем стадной овцой.

Ага, очевидно, он полагал, что сейчас я начну блеять, что я и остальные не овцы и тому подобное, но я даже не подумал говорить нечто подобное, я ведь действительно не менее упрямый. Не хотим говорить, не хотим открываться - и не надо, все правильно, рано еще.

– Пошли, - позвал я, - покажу комнату, в которой ты будешь жить.