Анатолий Нейтак - Уроки гнева

Пламенный подошёл к створкам поближе, коснулся, постоял.

— Это не настоящее, — сказал он.

Словно услышавшие эти слова, ворота плавно, без единого звука (и впрямь не настоящие?) распахнулись во тьму. Ждущая за ними пустота глотала свет, призванный Тиивом, не отпуская из своего чрева ни единого отблеска.

Больше того: звуки она глотала тоже. И робкие попытки Эхагеса заглянуть вперёд с помощью чувств, отточенных мэлль, успеха не принесли. Неизвестность впереди не желала выдавать ни одной из своих тайн.

— Сай, вы что-то различаете… там?

— Нет. Завеса хороша… Но нельзя вечно стоять на пороге.

И Владыка первым шагнул во мрак.

Какова бы ни была природа завесы, роль свою она играла действительно хорошо. В первый раз за время блужданий под не поддающимися воображению толщами камня Эхагес утратил ориентировку. Ничего не видно, ничего не слышно, присутствие Владыки ощутимо как сквозь слой ваты; и ясно, что стоит шагнуть в сторону ещё чуть дальше, как даже это скромное ощущение будет задавлено мраком. Единственное чувство, на которое можно опереться — холодная твёрдость камня под ногами.

Завеса исчезла внезапно.

Новый зал был тяжеловесно величав. Горящие по стенам факела чередовались с серым мрамором колонн. Стрельчатый потолок терялся в высоте, смутно белея лепниной. А далеко впереди, на том конце стелющегося от ворот тёмно-зелёного ковра, был трон на ступенчатом возвышении. И на этом троне сидел Он, маг и король; на его прямых плечах лежала чёрным бархатом власти тишина подземелий.

Приблизьтесь, — велел он без слов. Трое странников пошли по малахитовой зелени ковра вперёд, как Он хотел. Где-то на середине пути Эхагес понял, что ему кажется странным: даже сидя на троне, маг был равен ростом Владыке — и казался не человеком, а роднёй гигантов.

В десятке шагов от тронного возвышения Пламенный остановился. Эхагес замер за его левым плечом. Но не остановился Тиив. Медленно, как во сне, страж прошёл вперёд, поднялся на первую ступеньку возвышения, повернулся…

И Летун не узнал своего спутника.

— Он будет моими устами, — ровным, металлическим, не своим голосом изрёк Тиив. — Слова безмолвия тяжелы, проще использовать посредника и говорить на языке, известном гостям. Вы можете звать меня Вороном. Назовитесь.

Эхагес ощутил в груди мягкий толчок и шагнул вперёд.

— Я, как Тиив, устами которого ты говоришь — Серый страж. Моё имя — Эхагес. Я и Тиив сопровождаем в пути первого в роду тастаров, Владыку королевства Равнин, известного среди людей под именем Пламенный. Нам посоветовал обратиться к магу, живущему под Триглавым пиком, некий крылатый из народа Свободных, встретившийся нам по ту сторону Долины Жара Глубин. Крылатый сказал, что ты, Ворон, знаешь много миров…

— Это так. Мне незнакомы королевство Равнин и вид твоего владыки, человек Эхагес. О ему подобных я даже не слышал, а слышал я многое. Вы пришли из иного мира?

— Да, Ворон.

— И что вы ищете вдали от своих краёв?

— Помощи. У нас…

Тиив взмахнул рукой, обрывая собеседника. Настоящий Тиив — воин — никогда не сделал бы такого жеста, лишённого изящества и внутренней силы.

— Довольно. В моей уединённой обители скучно, и я иногда оказываю помощь своим гостям, если нахожу это забавным. Но запомните: бесплатно я не помогаю никому. Это даже не столько моя воля, сколько требование мировой гармонии. У всего должна быть своя цена. Чем заплатите мне вы?

Ответил Ворону Владыка.

— Рано говорить о цене. Прежде отбрось миражи, затем выслушай, что мы ищем — тогда и настанет черёд договорам.

"Миражи? Ну конечно! Факелов много, а дымом не пахнет… и если под ногами ковёр, а не камень — то я не Летун, а серолицый дайзе…

Но что ответит Ворон?"

Тиив замер с замёрзшим лицом. Эхагес напряг все чувства, ощущая на грани своей глубины тайную борьбу двух сил. Фигура на троне тоже будто замёрзла, и стоял без движения Пламенный — но выше, в пространстве мысли, воля искала щели в щите воли, а магия клубилась в зазорах, не принимая направлений и форм.

— Хорошо, — шелестнул Тиив, еле двигая губами. — Смотрите…

Тронный зал помутнел, отдалился. Факела и огни их исчезли. Из-под слезшего лака иллюзий проступил лёд реальности.

Мрак огромной пещеры. Стен и сводов не видно. Трона тоже нет, но есть возвышение, на котором стоит… Ворон? Линий фигуры под груботканым плащом не разобрать; глубокий капюшон скрывает от взгляда лицо тем полнее, что сзади и выше, у затылка Ворона, висит клубок зелёно-синего магического света — единственный на всё подземелье. Увы, пустое выражение на лице Тиива осталось неизменным, хотя Эхагес надеялся, что это тоже морок.

— Ты доволен, владыка далёких равнин? — спросил Ворон устами стража. — Да, я не так уж высок и не так уж хорош собой. Но Сила моя при мне! И здесь, в тишине подземелий, я тоже свободен! Как те, кого мы зовём пасситме, свободны в своих небесах… пока до них не добрались более жадные и более хитрые создания. Ты тоже силён, да и люди твои не просты, только зелены ещё. Вы чужие в моём мире… Что ж, я обещал помочь вам — и не отступлю от сказанного. Но взамен, верней, в виде аванса за услуги, я хочу услышать рассказ.

— О чём ты хочешь услышать, Ворон?

— О вас. О тех, кого твой верный страж-человек назвал тастарами. В отличие от людей, вы, должно быть, редкая раса…

Владыка помолчал. Эхагес каким-то образом понял, что Пламенный не хочет говорить.

Не хотел, но заговорил.

…Среди многих населённых миров Вселенной был один, называвшийся его жителями Краалт. Отличали его обитателей высокий рост, кожа цвета сажи, такие же волосы и глаза разных оттенков красного — от близкого к янтарному до чёрно-багрового. На пальцах рук у них росли когти, а на почти рудиментарных пальцах ног не было даже ногтей. Ещё отличала тастаров полоса густого меха, идущего от затылка до лопаток, а то и ниже.

Жили они не меньше трёх-четырёх веков, даже если не особенно усердно развивали от природы высокие способности к магии. Но вообще-то возраст в триста лет считался у тастаров средним. Историю своего мира они прослеживали по письменным источникам на двести тысяч лет самое малое. И была эта история, в сравнении с любой историей человеческих миров, немыслимо спокойной и плавной. Превыше всего ценили тастары разум и ясность мысли — быть может, оттого, что не свойственны были для них вспышки ярких бурлящих страстей, те взлёты и падения чувств, что хорошо знакомы другим, не столь долговечным разумным…

Что ещё сказать о мире Краалт и тастарах, живших в нём?

Только одно: их больше нет…