Виктория Шавина - Научи меня летать

— Когда? — озадачился Ре.

Паук замахал на него лапами.

— Он вроде не отказывался петь дуэтом. Не соглашался, конечно, тоже, — вмешался один из червей. — Но…

— Другое «нет», — прервал его Синкопа. — Зачем петь с тем, кто не подходит?

— А с теми, кто подходит? — удивился высокий драконикус.

— Тоже мне критерий, — поддержал его мелкий злодей. — Они, ну, скажем, кусты с ягодами. Оборвёшь их все, и зачем тебе петь в кустах?

Взгляд Сил'ан то затуманивался, то обретал пронзительный блеск, словно Келеф ступал по грани между сном и явью, желая отдаться во власть наваждения, но опасаясь в одиночку даже на зов не найти пути обратно. Неосознанно, он прижимал руки к груди, но пальцы, длинные, цепкие и ласковые, всё тянулись вверх, будто пытаясь поймать голос человека.

Заканчивалась одна ария, оба тотчас начинали другую, словно до свадебной церемонии оставался не месяц, а лишь одна ночь. Хин сделал шаг ближе, потом ещё шаг, краем сознания удивляясь, как много нужно песен, чтобы пройти всего одну айрер. Он боялся, что бежит за смутным видением, как в кошмарном сне, а оно не становится ближе, напротив, тает в тумане.

Келеф не исчез, и человек заключил его ладони в свои. Сил'ан встретился с ним взглядом, не спрашивая, не удивляясь — просто не веря. Забыв о фантазиях, он впервые ответил осмысленно, но так растерянно, что Хин усилил пожатие.

В окно пробрался паук, строго хмыкнул и устроился в углу.

Невеста недовольно морщила нос, пока усталые динозавры тащили повозку мимо деревни, но когда впереди показались горделивые очертания крепости, она радостно всплеснула руками и перегнулась через борт, чтобы лучше видеть.

— Ай, какое чудо!

Её искреннее восклицание вызвало улыбки на лицах суровых охранников. Девушка довольно захихикала, выпрямилась и расправила платье, тихонько напевая. Сад изумил её. Она спрыгнула на землю, даже не глядя, кто подал ей руку, и закружилась на месте, пытаясь сразу всё разглядеть и запомнить:

— Боги! Как удивительно! Как необычно!

— Спасибо, — ответил ей низкий весёлый мужской голос, до того приятный и располагающий, что девушка не удержала улыбку.

Она обернулась к высокому незнакомцу, посмотрела ему в лицо и нежно покраснела. Озорная медь волос горела на Солнце, обрамляя смуглое узкое лицо с благородными чертами. Уголки губ наследника приподнялись, а глаза, тёмно-синие как вечернее небо, потеплели.

Чьи-то руки обхватили девушку за плечи, к ней наклонилась женщина, некрасивая, но ещё не старая, старомодно одетая и нелепо причёсанная.

— Пойдём, дорогая, — торопливым, скачущим голосом забормотала она. — Тебе нужно отдохнуть с дороги. Я покажу комнату.

— Красивая, — негромко заметил Хин, когда дверь на первую половину закрылась.

Воины уана Каогре и стражники крепости вместе суетились, распрягая динозавров и выгружая поклажу. Уан неслышной тенью выплыл из-за деревьев, молодой мужчина последовал за ним. Постепенно стихли шум, стук и резкий говор — только листья перешёптывались с ветром. У беседки наследник остановился, провёл рукой по извивам тонкой каменной колонны.

— Она тебе не понравилась, — заключил он.

— Потому что я молчу? — заинтересовался Келеф.

— Наверное, — человек прошёл в беседку и сел, не сводя вопрошающего взгляда с Сил'ан.

— Я молчу потому, что сейчас мне хочется слушать, — он повернулся к Хину спиной, посмотрел вверх. — У неё плохая кровь. Ваши детёныши не доживут до совершеннолетия или окажутся ущербными. Выход есть: поработать с линиями плода. Тебе придётся тяжело, юный герой.

— А Гебье, Вазузу или Данастос могут помочь?

Келеф коротко рассмеялся:

— Дикое предположение. Даже у тебя времени — всего неделя после зачатия.

Хин нахмурился:

— Дети, — пробормотал он. — Я даже не думал о них. Я не хочу детей.

Сил'ан оглянулся:

— Надо же, — он улыбчиво прищурил глаза. — Как мы похожи.

Человек изумлённо моргнул, в точности как твари.

— Я отказался передать свой поток, — объяснил Келеф, поворачиваясь к беседке боком. — Почему? Не хотел, чтобы какие-то создания, не важно кто они, тянули из меня жизнь. Да, я для того рождён, можно даже сказать предназначен, и не воображаю себя аадъё или высшим существом, не презираю и не смеюсь над теми, кто поступил как должно. Более того, я не раз им завидовал за годы здесь. То, что со мной не так, нельзя отследить и поправить. Я, как оказалось, готов умереть или жить в изгнании, но не представить своё тело, и физическое, и духовное, грудой строительного материала.

Хин негромко хмыкнул:

— Выходит, это и есть твоё ужасное преступление?

Келеф не услышал вопроса. Наследник, настороженный его непривычной рассеянностью, внимательней присмотрелся к уану. Выражение оранжевых глаз смягчилось, ресницы не вздрагивали печально, и даже вечно улыбающаяся маска показалась молодому мужчине умиротворённой.

— Ну, признавайся, — озорно улыбнувшись, подтолкнул Хин.

Сил'ан засмеялся, тихо и счастливо:

— Я получил письмо. Кёкьё зовёт меня назад.

— Не понимаю. Ты же всё равно вернулся бы.

Келеф склонил голову к плечу:

— Туда, где меня никто не ждал. Теперь же я возвращаюсь домой.

— О, как здесь всё… просто, — с разочарованием протянула невеста, глядя на голые стены, каменный пол, постель, разложенную на циновке. Но не успела Надани перед ней оправдаться, как девушка оживлённо заулыбалась: — Ну конечно! — воскликнула она. — Мы здесь всё переменим! Вот неужели вам нравится такая запущенность, право слово?

— Нет, — с тёплой материнской интонацией согласилась госпожа Одезри.

— Значит, — невеста широко взмахнула руками, — сюда мы повесим пышно расшитый гобелен. Это скатаем и отдадим слугам, а поставим кровать, какие сейчас модны в Онни. Вы слышали? Нет? — она подбежала к женщине. — Я сейчас расскажу. Большая такая, высокая из резного камня, а на неё сверху пуховые матрасы, в которых можно утонуть, с десяток самых мягких и пушистых шкур, подушки — это такие мешочки, тоже вышитые. Ковёр — просто обязательно, чтобы бегать босыми ногами, как по траве. На окна — драпировки, а то Солнце будет заглядывать, они же видите куда выходят — почитай на самый восход. Так и не понежиться в кровати. Повесим такие штучки — их тоже сейчас из Онни везут, а туда, говорят, из Весны. Представляете, у самих весенов покупаем украшения!

— Какие штучки? — робко спросила Надани, сбитая с толку восторженной болтовнёй.

Девушка просияла, вновь замахала руками:

— Как же: с потолка нити, а на них и камешки, и стёлкышки, и трубочки, и всё это так звенит на ветру, качается, переливается. Средство от скуки, — подражая интонации отца, добавила она. — То вроде просто лежишь и считаешь время, а это крутится такая штучка под потолком, и вот уже мысли заняты. Правда, здорово?