Павел Стретович - Вернуться в осень. Книга вторая

«А-а-а», – ревел народ и ревел Ад. Жизнь сталкивалась с не-жизнью. Голыми руками. Лицом к лицу. Народ сделал свой выбор. Уставший, отупевший, изможденный народ…

«А-а-а», – грохотало Небо. И обдавало жаром лица. Жаром, и мелким-мелким крошевом…

«А-а-а», – вздрогнули перепонки в ушах. И еще, и еще…

«А-а-а», – грохотал воздух. И затягивался огнем. И дымом…

«Конец, – успела мелькнуть в голове Листка еще трезвая мысль. – Конец. Теперь уже – окончательно. Всему. И слава Богу…» Конец. Через грохот, огонь и дым… Огонь и дым? Почему это… огонь и дым? Откуда…

Он резко открыл глаза. Люди, которые бросились навстречу тварям, – уже бежали назад. Пригибаясь от осколков, и волоча под руки раненных товарищей… Гантибас тебе в голову…

Мир – в который уже раз, перевернулся вверх дном. Воздух вокруг дрожал от грохота, и вся вершина длинного-предлинного вала – утопала в огне, дыму и разрывах… Сквозь клубы прорвался смертельный рев, и на мгновение мелькнула дикая голова одного из гоблинов…

Люди на берегу машинально отступали назад, к воде, не сводя круглых глаз с дикой какофонии перед глазами. А по валу продолжали бежать и расти огромные облака встряски, огня и разрывов. По небу грохотала и катилась гигантская пустая бочка…

На головы сыпался песок, вокруг свистели осколки – люди продолжали отступать дальше, уже в воде. А наверху все росли грибы огня, и расползались плотные клубы порохового дыма. И грохотала огромная ржавая бочка… Откуда-то сзади. Из-за спины…

Листок медленно обернулся назад. Медленно-медленно, очень медленно… Еще боясь во что-то поверить. Обернулся и замер. Перед глазами как будто застыла величественная картинка…

Гордо взрезая огромные волны острыми форштевнями, и вздымаясь вверх на этих самых волнах, – к берегу полным ходом шли большие белые корабли. На всех парусах. Целый лес мачт и белых облаков, покрывающих чуть ли не полгоризонта. Военные линкоры и фрегаты, быстрые бриги и грандиозные барки – белеющие полными парусами и клубами дыма… Тут же, прямо на ходу взрываясь выхлопами открытых пушечных портов, и прицельно-навесным огнем, прямо через головы людей, – превращая вершину вала с монстрами в светопляску смога и пламени…

Люди на берегу, изможденные люди, оборачивались назад и застывали. А потом обессилено опускались на песок…

– Бог мой, – тихо-удивленно, и как-то печально произнес доктор. – Мой. Бог. Надо же, свершилось. Белые лебеди…

Листок оглянулся – по лицу старенького врача продолжали катиться слезы:

– Самые настоящие белые лебеди. Снежка же так ждала… Это же, – его голос опять дрогнул. – Это же Шеол пришел на помощь…

Листок опять повернулся назад. С дрожью вздохнул и выдохнул, пытаясь успокоить сердце. Просто боясь представить, после всего перенесенного, что это может быть Надеждой. Той самой, настоящей, взлелеянной в мечтах, надеждой – как и предсказывал Геварус… Но сердце никак не хотело успокаиваться, и тогда он почувствовал, как по его щекам, вслед за доктором, – покатились давно не видимые им слезы…

А с ближайших кораблей, через открытые борта – уже градом сыпались в воду воины, вместе с лошадьми. И, умело обхватывая гривы коней, чтобы боевое снаряжение не тянуло под воду, – усиленно спешили к берегу. И, уже верхом вылетая из воды, и разбрасывая веер брызг отряхивающимися четвероногими скакунами – как неземные витязи из иного мира, – спешили по склону наверх, на ходу перехватывая на изготовку пики и копья. И сходу вступали в бой. С тем, что еще осталось здесь недобитым, даже после такой, практически – ковровой, артподготовки…

А в воздухе разрасталось то, что трудно передать словами. То, что для уставших истощенных людей было не менее нужным, чем помощь. Даже – та самая, столь необходимая, помощь… Братство. Дружба. Понимание и сострадание…

Это проявлялось во всем. В беглой улыбке на скаку, в быстро сунутой в руки фляге с вином, или свертке еды – пусть даже соленом от морской воды. В дружеском похлопывании по плечу, прямо с седла, или ласково проведенной по головке ладони, какой-нибудь заплаканной чумазой малышки… То, что трудно передать словами. И то, что сразу наполняло сердца – таким важным сейчас, теплом. Это были свои. Друзья. Братья. Люди…

Мимо проносились всадники. Воины-витязи…

– Пр-р-р, – один из воинов, пролетев мимо, резко притормозил лошадь. Обернулся и посмотрел на Листка и доктора. Потом спрыгнул с коня…

– Кто это? – он снял шлем, сделал два шага и нагнулся над девушкой. – Бог мой, вот так… Что с ней?

– Это моя дочь, – глухо сказал старенький врач и заботливо провел по ее лицу рукой, закрывая глаза. – Она умерла…

Воин поднял голову – по ним прошелся изумленный взгляд серых волевых глаз:

– Что-о? Умерла? – он вдруг наклонился и поднял ее на руки, потом осторожно выпрямился и упрямо вскинул голову: – Так не бывает!

Доктор-отец с Листком ошарашено молчали. Как-то даже виновато, перед этим – неожиданно таким властным, воином. Как будто они даже не имели право – допускать такую нелепую мысль…

– Потерпи еще немножко, ладно? – тихо прошептал воин неподвижной девушке на руках, как-то удивительно нежно. Затем поднял свои пронзительно-серые глаза: – Я не для того так долго искал…

И быстро пошел по берегу назад, к морю – лошадь послушно побежала следом. Листок с доктором продолжали глупо стоять и смотреть вслед. «О чем это он… – почему-то, совсем не к месту подумал Листок. – О каком это долгом поиске? Уж очень похоже на тот, который жизненный…»

– Эй!!! – старенький врач наконец опомнился и рванул следом. – Молодой человек! Куда это вы? Это же моя дочь, оставьте…

Огромные корабли в море разворачивались и становились на рейд. А воду уже вспенивали большие многовесельные шлюпки…

– Ты даже не можешь представить, это случилось…

– Местные начальники, уже час как…

– Господин Командор…

Сергей спешил по песку, сквозь ровный строй воинов в доспехах. Рядом пыталась не отстать целая куча старших офицеров:

– Господин Командор, здесь город, а Будрок приказал разбивать еще два лагеря…

– Полковник Яни-Кур отказывается давать, говорит – вы запретили…

– Ладобьер совсем обнаглел, все медикаменты у него, и распоряжается как хочет…

– Или ты выслушаешь немедленно, или я…

Сергей, не выдержав, остановился и поднял обе руки вверх:

– Тихо!

Все разом замолчали. Сват обиженно отвернулся в сторону. За шеренгой воинов толпился любопытный народ, на них смотрело множество приветливых лиц – за косогором поднимались многочисленные дымки походных кухонь. Первая радость встречи уже утряслась, еще утром, но много разных людей почему-то совсем не торопились уходить с берега…