Расколотый Мир - Гилман Феликс

— И еще, Иодрелл. Скажи моей жене, что если мы вернемся, то принесем надежду. Если же мы не вернемся — надежды нет. Этот мир продолжит пожирать себя, как и всегда. Велите ей покинуть его вместе с нашими людьми. Пусть уходят на запад. Она поймет.

Возможно, Кан-Кук и заметил отсутствие Иодрелла, а возможно, и нет. Генерал не знал, различает ли Кан-Кук солдат. В любом случае, тот ничего не сказал.

Позже, когда они с трудом перебирались через рукав реки, Генерал подумал, что письмо стоило написать более личным, послать дочери слова любви. Но тогда он об этом не подумал, а лишиться еще одного солдата он уже позволить себе не мог.

Их было двадцать четыре, не считая Кан-Кука. Небольшой отряд. До того как поступить на службу в армию Республики, Дирфилд и Дарк занимались охотой. Мейсон разбойничал. Теперь, когда последним остаткам их войска приходилось скрываться в горах, даже такие люди считались своими.

Остальным солдатам Генерал приказал разбить лагерь в Броуд-Киллз и ожидать его возвращения, а если он не вернется — готовиться к уходу. Этот же отряд из двадцати четырех человек отделился от них в Дунхейне и ушел на юг, скрываясь днем и передвигаясь ночью по землям, на которые легла тень Линии. Они прошли много миль по холмам, глядя на рельсы, наблюдая, как Локомотивы «Драйден», «Глориана» и «Аркли» проносятся мимо — снова и снова, с ужасающей регулярностью, с презрительной и чудовищной легкостью пересекая бескрайние равнины... Они поднялись на холмы, где смельчаки когда-то искали золото. Теперь эти холмы грызли, сравнивали с землей и сжигали ненасытные добывающие машины Линии. Они отправились в поход без мундиров, в одних лишь оленьих шкурах; патрули Линии, наблюдавшие, как они ползут по выжженной черной равнине в тени станции Драйден, принимали отличных солдат за обычных бандитов и падали жертвами самоуверенности. Из этих ребят Генерал потерял лишь двоих: Буна и Колдуэлла. Одно время их преследовал крупный отряд противника, но они укрылись от него в горах и продолжили путь лишь тогда, когда убедились, что преследователи потеряли к ним интерес. Они прошли на юго-восток и покинули земли Линии без происшествий.

Они пересекли замерзшую реку Шейл.

Зиму они провели в Хантсвилле, мэр которого симпатизировал уцелевшим солдатам Республики. Конечно, они не открыли ему Тайну Кан-Кука, а Генерал не раскрыл ему ни своего настоящего имени, ни звания, назвавшись портным и капитаном запаса, который теперь надеется мирно уйти в отставку.

Линейные рыскали по улицам города, как голодные черные волки, и мэр вместе со всеми горожанами врали им в лицо: мол, чужаков здесь нет. В конце концов линейные ушли. Это был храбрый жест солидарности. В одиночестве, в своей каморке на чердаке, Генерал давал волю чувствам, и глаза его слезились от того, как добродетелен простой народ.

Кан-Кук покинул их тогда — Первому Племени в городе были не рады. Возможно, зарылся на зиму в землю, а может, бродил по утесам сквозь ветер и снег. Этого Генерал не знал. Шли недели, и он уже начинал сомневаться, существовал ли вообще Кан-Кук, являлся ли Генералу, словно призрак, с темных холмов, чтобы прогреметь прямо в лицо: «Ты избран!» Действительно ли он, Генерал, покинул усеянное трупами и снарядами поле боя и пошел за Кан-Куком, точно во сне, до самых холмов над Ашером, где, как говорили в народе, обитают призраки? Спускался ли он в пещеры и видел ли в их глубине древние прекрасные города, где белые лица и тощие долговязые тела, чья кожа словно в прожилках мрамора, окружали, щупали, впитывали его своими нечеловеческими, теплыми, будто кровь, глазами, постукивали по нему, словно пытаясь узнать, не полый ли он внутри, и шептали ему свои тайны резкими и неприятными голосами сказочных людоедов? А ведь он, признаться, уже начал входить в ритм жизни Хантсвилля, стал забывать о тяжелом бремени своей Судьбы — и снова считать себя простым человеком среди простых людей...

Но весной Кан-Кук снова призвал его. Однажды в полночь Генерал проснулся от стука. Это стучал Кан-Кук по речному камню за границей Хантсвилля. И тогда он собрал своих солдат. Снайпер

Сэм Харт, потерявший глаз в битве при Онахе, остался в городе с местной женщиной, и генерал, усмирив свою печаль, гордость и зависть, благословил их обоих.

«Пойдем, Генерал».

— Уже пора?

«Да».

— Ты помнишь, когда впервые пришел ко мне?

«Лишь несколько мгновений назад, Генерал».

— Для меня прошло сорок лет. Даже больше. Долгая жизнь. За это время могла бы возникнуть и прийти в упадок целая цивилизация.

«Я помню».

— Я лежал на поле боя после битвы при Ашере. Противнику повезло — он ранил меня в плечо, и я истекал кровью под звездами, среди камыша и вереска у моста. Наше первое поражение. Все могло им и закончиться. Республика умерла бы, не родившись. Но я сказал себе, что этому не бывать. Собрал всю волю в кулак и... А потом ты пришел ко мне. Сначала я решил, что сошел с ума.

«Ты действительно по-своему безумен. Поэтому мы и выбрали тебя».

— В глубине ваших пещер был город. Я не забыл. И мы заключили договор.

«Да. Я отдал тебе все силы. Я помог тебе изменить мир».

— Это так.

«Я предупреждал тебя, что этого будет недостаточно».

— Хватило на сорок прекрасных лет. Или около того.

«Время пришло, Генерал. Ты должен оказать нам услугу. Мы долго этого ждали».

— Слишком долго, я знаю.

«Возвращайся домой».

— Почему я?

«Ты знаешь, почему».

— Вы дадите мне Оружие?

«Не Оружие».

— А что же?

«Увидишь».

Оставив Хантсвилль, они прошли сквозь древние леса всего в нескольких милях от руин, некогда бывших Первой Колонией. А затем поднялись на холмы к северу в поисках мрачной горбатой горы, называвшейся горою Селфа.

«Это там. И под горой».

— Я стар.

«Ты обещал. Мы дали тебе сорок лет».

   — Я помню о своих обещаниях. Но я стар и напуган.

   —

Они взбирались все выше. День провели, охотясь у золотистокоричневого утеса. Солнце освещало утес, и его пещеры с орлиными гнездами отбрасывали резкие тени, отчего склоны покрывались изощренным орнаментом, напоминая стены храма. Утес был квадратным, точно здание банка в каком-нибудь мегаполисе. Птицы над ним прилетали и улетали, словно клерки или прихожане. Это было последнее уютное место на горе. Они взобрались по пустынной, словно луна, каменистой осыпи, а оттуда спустились в пропасть поистине океанической глубины, которая рассекала гору под неестественно острым углом. Кан-Кук неизменно шел впереди, широко шагая, озираясь на отряд красными, точно солнце, глазами, то и дело понукая их. Они наткнулись на стаю волков, голодных и ошалевших от долгой зимы, и потеряли молодого Мартина Хьюма. Все сошлись на том, что если это самые свирепые стражи, с которыми придется столкнуться, то им повезло, и похоронили Хьюма. Кан-Кук; сказал:

«Мы уже близко. Слышишь?»

— Нет. Но не сомневаюсь в этом, мой старый друг, совсем не сомневаюсь.

«Ты должен будешь пройти испытание».

— Разумеется. Разумеется.

— Сэр. Мы здесь не одни, сэр.

Генерал поднялся за Дирфилдом на откос с подветренной стороны, где они устроили короткий привал. Следуя жесту Дирфилда, генерал укрылся меж замшелых камней. Дирфилд указал на долину внизу. По откосу поднимались черные муравьи...

— Подайте телескоп, мистер Дирфилд.

— Да, сэр. Сэр, я насчитал двадцать два солдата.

— Да, Дирфилд. Точно. Двадцать два солдата Линии. Без техники. Без птицелетов.

— Думаю, мы справимся, сэр. Я за наблюдал за ними. Они явно кого-то ищут. Похоже, они следовали за нами из Хантсвилля, сэр. Но они еще не знают, где мы. Если мы атакуем первыми, то справимся с ними прежде, чем они успеют применить бомбы, газ и так далее.

Обычно инстинкт Дирфилда не подводил, но как охотник он не был способен на решения более дальновидные, чем немедленное убийство.