Джон Толкин - Две твердыни

– Уйдем, отдохнем и отоспимся, – сказал Сэм и невесело рассмеялся. – А я ведь серьезно, сударь. Не как-нибудь там, а обыкновенно отдохнем, выспимся толком, с утра я в сад пойду работать. Мне ведь на самом-то деле только этого и надо, а геройствовать да богатырствовать – это пусть другие, куда мне. А вообще-то интересно, попадем мы в сказку или песню? Ну да, конечно, мы и сейчас, но я не о том, а знаете: все чтоб словами рассказано, вечерком у камина, или еще лучше – прочитано вслух из большой такой книжищи с красными и черными буквицами, через много-много лет. Отец рассядется и скажет: «А ну-ка, почитаем про Фродо и про Кольцо!» А сын ему: «Ой, давай, папа, это же моя любимая история! А Фродо был какой храбрый, правда, папа?» – «Да, малыш, он самый знаменитый на свете хоббит, а это тебе не баран чихнул!»

– Это точно, что не баран, – сказал Фродо и звонко, от всей души рассмеялся. С тех пор как Саурон явился в Средиземье, здесь такого не слыхивали. И Сэму показалось, будто слушают все камни и все высокие скалы. Но Фродо было не до них: он рассмеялся еще раз. – Ну Сэм, – сказал он, – развеселил ты меня так, точно я эту историю сам прочел. Но что же ты ни словом не обмолвился про чуть не самого главного героя, про Сэммиума Неустрашимого? «Пап, я хочу еще про Сэма. Пап, а почему он так мало разговаривает? Я хочу, чтоб еще разговаривал, он смешно говорит! А ведь Фродо без Сэма никуда бы не добрался, правда, папа?»

– Ну вот, сударь, – протянул Сэм. – Я серьезно, а вы насмешки строите.

– Я тоже серьезно, – возразил Фродо, – серьезней некуда. Только мы с тобой оба проскочили через конец: а по правде-то застряли мы на самом страшном месте, и, наверное, найдется такой, кто скажет: «Папа, закрой книжку, не надо, не читай дальше».

– Ну, не знаю, – сказал Сэм, – мои бы дети такого не сказали. А потом, коли все прополоть да обтяпать, как оно в сказке и полагается, так это хоть Горлума туда вставляй: там-то он не то, что под боком. Да он же вроде любил двести лет назад сказки послушать. Вот как он сам думает – герой он или злодей?

Эй, Горлум! – позвал он. – Хотишь быть героем… да куда же он опять подевался?

Его не оказалось ни на прежнем месте, ни поблизости. Их снеди он есть не стал; как повелось, глотнул водички, а потом вроде бы свернулся калачиком. Прежде хоть было понятно, куда он пропадает – ходит на добычу, кушенькать-то ему надо; но вот и сейчас умотал, пока они разговаривали. Здесь-то какая добыча?

– Чего-то он тишком мухлюет, – сказал Сэм, – не разбери-поймешь. Кого ему здесь ловить, чего копать? Камень, что ли, вкусный нашел? Мха и того с фонарем не сыщешь!

– Да оставь ты его в покое, – сказал Фродо. – Без него мы бы в жизни и близко не добрались. Каков есть, таков есть, ловчит – значит ловчит.

– Все равно, мне спокойнее, когда он вертится на глазах, – сказал Сэм. – А коль он ловчит, так тем более. Помните, как он тень на плетень наводил: не знаю, мол, не то стерегут, не то нет. А башня вот она – либо она пустая, либо там полным-полно орков, или кто у них здесь в сторожах. Может, он за ними и отправился?

– Да нет, не думаю, – сказал Фродо. – Если даже он что и затевает – а похоже на то, – ни орки, ни другие рабы Врага тут ни при чем. Зачем бы он столько дожидался, суетился, волок нас сюда? Он и сам этого края смертельно боится. Сто раз мог он нас выдать с тех пор, как мы встретились. Нет, уж ежели он что выкинет, то выкинет на свой манер, тихохонько.

– Как есть вы правы, сударь, – сказал Сэм. – Ну, прыгать от радости я пока погожу – меня-то он хоть сейчас продаст с потрохами, да еще приплатит, чтоб купили. Но я и забыл – а Прелесть-то! Нет, с самого начала у него на лбу было написано: «Отдайте Прелесть бедненькому Смеагорлу!» И коли он что замышляет, так только в этих видах. Но зачем он сюда нас приволок – нет, спросите что-нибудь попроще.

– Да он, поди, и сам не знает зачем, – сказал Фродо. – Вряд ли какой-нибудь замысел удержится в его худой голове. Я думаю, он просто бережет, как может, свою Прелесть от Врага: ведь если Тот ее заполучит, то и Горлуму крышка. Ну а уж заодно выжидает удобного случая.

– Ну да, как я и говорил – Липучка и Вонючка, – сказал Сэм. – Но чем ближе к вражеской земле, тем больше вони от Липучки. Вот помяните мое слово – если дойдет до дела, до его хваленого перехода, он свою Прелесть так, за здорово живешь, не отпустит.

– Это еще дожить надо, – сказал Фродо.

– Вот чтоб дожить, и надо ушами не хлопать, – сказал Сэм. – Прохлопаем, засопим в две дырочки, а Вонючка уж тут как тут. Это я себе говорю, а вы-то, хозяин, как раз вздремните, порадуйте меня, только ляжьте поближе. Я вас буду стеречь: вот давайте я вас обниму, и спите себе – кто к вам протянет лапы, тому ваш Сэм живо голову откусит.

– Спать! – сказал Фродо и вздохнул, точно странник в пустыне при виде прохладно-зеленого миража. – Смотри-ка, а я ведь и вправду даже здесь смогу заснуть.

– Вот и спите, хозяин! Положите голову ко мне на колени и спите!

Так и нашел их Горлум через несколько часов, когда он вернулся по тропке из мрака ползком да трусливой побежкой. Сэм полусидел, прислонившись щекой к плечу и глубоко, ровно дышал. Погруженный в сон Фродо лежал головой у него на коленях, его бледный лоб прикрывала смуглая Сэмова рука, другая покоилась на груди хозяина. Лица у обоих были ясные.

Горлум поглядел на них, и его голодное, изможденное лицо вдруг озарилось странным выражением. Хищный блеск в глазах погас; они сделались тусклыми и блеклыми, старыми и усталыми. Его передернуло, точно от боли, и он отвернулся, глянул в сторону перевала и покачал головой едва ли не укоризненно. Потом подошел, протянул дрожащую руку и бережно коснулся колена Фродо – так бережно, словно погладил. Если бы спящие могли его видеть, в этот миг он показался бы им старым-престарым хоббитом, который заждался смерти, потерял всех друзей и близких и едва-едва помнил свежие луга и звонкие ручьи своей юности, – измученным, жалким, несчастным старцем.

Но от его прикосновения Фродо шевельнулся и тихо вскрикнул во сне, а Сэм тут же открыл глаза и первым делом увидел Горлума, который «тянул лапы к хозяину»: так ему показалось.

– Эй ты! – сурово сказал он. – Чего тебе надо?

– Ничего, ничего, – тихо отозвался Горлум. – Добренький хозяин!

– Добренький-то добренький, – сказал Сэм. – А ты чего мухлюешь, старый злыдень, где ты пропадал?

Горлум отпрянул, и зеленые щелки засветились из-под его тяжелых век. Он был вылитый паук – на карачках, сгорбился, втянул голову, глаза так и торчали из глазниц. Невозвратный миг прошел, словно его и не было.

– Мухлюешь, мухлюешь! – зашипел он. – Хоббиты всегда такие вежливенькие, да-ссс. Сславненькие хоббитцы! Смеагорл привел их к тайному проходу, о нем никто-никто не знает. Он устал, ему пить хочется, да, очень хочется пить, а он ходит, рыщет, тропки ищет – вернется, и ему говорят: мухлюешь, мухлюешь. Хорошенькие у него друзья, да, моя прелесть, очень хорошенькие.

Сэм немного устыдился, но доверчивей не стал.

– Ну прости, – сказал он. – Ты уж прости, со сна еще и не то скажешь, а спать-то мне ох не надо бы, вот я и сгрубил малость. Хозяин вон как устал, я ему говорю: вздремните, мол, я постерегу, а оно вишь ты как вышло. Прости. А пропадал-то где?

– Мухлевал, – сказал Горлум, и глаза его налились зеленым мерцанием.

– Ну как знаешь, – сказал Сэм, – тебе виднее. Не так уж я небось и ошибся. Ладно, теперь нам надо как-нибудь втроем смухлевать. Сколько времени-то? Еще сегодня или уже завтра?

– Уже завтра, – сказал Горлум. – Уже завтра было, когда хоббиты заснули. Спать здесь нельзя, спать опасно – и бедненький Смеагорл стережет их и мухлюет.

– Вот прицепился к словечку, – сказал Сэм. – Хватит тебе. Бужу хозяина. – Он бережно отвел волосы со лба Фродо и, склонившись к нему, тихо проговорил: – Проснитесь, сударь! Проснитесь!

Фродо пошевелился, открыл глаза и улыбнулся, увидев над собой лицо Сэма.

– Не рано будишь, а, Сэм? – спросил он. – Темно ведь еще!

– Да здесь всегда темно, – сказал Сэм. – Горлум вернулся, сударь, и говорит, что нынче уже завтра, надо идти. Постараемся напоследок-то.

Фродо глубоко вздохнул и сел.

– Да, напоследок! – сказал он. – Привет, Смеагорл! Нашел себе что-нибудь поесть? Отдохнул?

– Смеагорлу некогда есть и отдыхать, – сказал Горлум. – Он мухлюет, он мухляк.

Сэм цокнул языком, но сдержался.

– Не обзывай сам себя, Смеагорл, – сказал Фродо. – Это очень неразумно, даже если заслуженно.

– Смеагорл сам себя не обзывает, – сказал Горлум. – Его обзывает лассковый господин Сэммиум, такой умненький хоббит.

Фродо поглядел на Сэма.

– Да, сударь, – сказал Сэм. – Было дело: я чего-то всполошился со сна, а он тут как тут. Я попросил у него прощенья, но, похоже, зря.

– Нашли время ссориться, – сказал Фродо. – Вот ты и довел меня до места, Смеагорл. Дальше ведь мы и сами пройдем, верно? Куда идти, понятно, перевал на виду, и если там нет ничего мудреного, то ты свое дело сделал, исполнил, что обещал, и ты свободен: иди куда знаешь, только не к вражеским слугам, ешь, отдыхай. Будет тебе и награда – не от меня, так от тех, кто меня помнит.