Ольга Григорьева - Берсерк

Скол перемахнул через камень и прислушался. Вдалеке зазвонил колокол.

«Он висел над пещерой, — вспомнила я и испугалась: — Старик!» Не найдя меня, урмане примутся за старика. Отшельник не выдержит пыток…

Я выскочила на тропу и вытащила меч. Скол остановился. Взгляд кормщика ощупал мою одежду, скользнул по лицу и замер на оружии.

— Почему вы не ушли? — стараясь держаться спокойно, спросила я. «Теперь можно и умереть, — вертелось в голове. — Теперь я свободна от мар и, наверное, попаду в ирий с его молочными реками и сладкоголосыми птицами…»

— Мы ждали тебя, — негромко ответил Скол. — Ты не возвращалась три дня, и мы стали волноваться.

— Но вы освобождены от клятвы.

Стоящий позади кормщика Хальвдан вложил меч в ножны. Викинги за его спиной принялись спускаться обратно, к морю.

— Она вернулась! — крикнул чей-то голос. Весть понеслась по цепочке и пропала где-то вдали за каменными уступами.

Скол покачал головой. Русые волосы кормщика растрепались, — а узкие губы искривились в насмешливой улыбке.

— Никто не может освободить нас от клятвы. Даже ты… Ты забрала нашего хевдинга, ты спасла нам жизни, ты сохранила «Акулу», значит, мы — твои хирдманны.

Все верно. Эти воины давали клятву не мне и не своим богам, а самим себе. Они избрали меня хевдингом и теперь не оставят ни в беде, ни в счастье. Однако они привыкли к битвам…

— Я больше не хочу сражаться, — попыталась объяснить я. — Со мной вам не видать славных побед и богатой добычи…

Он кивнул:

— Жизнь уже битва. Иногда самой великой оказывается бескровная победа. Можно бороться с людьми можно с богами, а можно и с самим собой. Мы пойдем туда, куда поведешь ты…

Я задумалась. "Сохрани мой род, — зазвучали в голове слова Волка, а перед глазами возникла тихая, поросшая камышом речка. «Что ж, — сказал бы мой Бьерн, — значит, так угодно богам. Ты научилась убивать, теперь нужно учиться беречь».

— Пойдем, — вкладывая меч в ножны, сказала я и зашагала мимо Скола вниз по тропе, где в синем мареве покачивался длинный черный корабль. — Пойдем жить…

В тот день в Приболотье выдался на редкость жарким. Солнце сияло так, словно желало растопить землю. Невзирая на запреты матерей, ребятня удрала к реке и, оглашая всю округу радостными криками, вовсю плескалась в мутной воде. Бабы забыли стыд и разделись до исподниц, а занятые постройкой нового большого дома мужики с завистью косились в сторону реки.

— Эй, не ленись! — прикрикнул Важен, и, повинуясь приказу старейшины, топоры застучали с прежней слаженностью.

Важен был еще не стар, но его знали и уважали во всем Приболотье. Ему выпала нелегкая доля. Он еще помнил, как почти двадцать лет назад на его родное печище напали берсерки. Тех людей, что не успели убежать, они убили, а дома сожгли. Беженцам пришлось несколько дней провести в лесу. Они ночевали под елями, питались лишь грибами да ягодами и с горечью глядели на ползущий к небу дым. Все знали, что это за дым. Даже маленький Важен… А когда голод выгнал людей из лесу, на месте старого печища остались лишь горелые руины да обглоданные зверьми кости. Восстанавливать пепелище оказалось некому. Из мужиков никто не уцелел, а бабы с ребятней похоронили изуродованные трупы и подались к родичам. Остались лишь те, кому было некуда идти. Мать Бажена с сыном и тремя дочерьми тоже осталась. Они поднялись выше по реке и стали ставить себе новые дома. С детства Важен запомнил, чего стоит один-единственный сруб. Потом и кровью дался ему первый дом, слезами и мозолями — второй, бессонными ночами — третий. А едва отстроив, мальчишка стал учиться держать в руках не только топор но и меч — ведь новое печище нужно было оборонять от врагов. Когда ему исполнилось двенадцать, мать умерла, и его избрали старейшиной. С тех пор он постоянно строил и защищал. В Приболотье с каждым годом становилось все больше находников на чужое добро то ливы, то варяги, то урмане. Да и князь требовал немалую дань. Однако Важен гордился своим печищем. Все тут было красиво, с умом… Жалел он только девок. Расплодилось их, ох, сколько, а поди подыщи каждой парня, да еще такого, чтоб не она к нему, а он к ней перешел жить.

Важен не любил отпускать своих людей. Этак можно и вовсе на безлюдье остаться… А он знал, каково это. Вот и ездил по всему Приболотью, сватал женихов. А между делом построил две набойные лодьи, чтоб самим ходить на рыбный промысел, а не втридорога покупать у купцов морские диковины. Кроме печища, у Бажена ничего не было — ни семьи, ни жены…

Но тот, первый в своей жизни, кровавый урок Важен усвоил, и теперь новое поселение было огорожено крепкими стенами, а любой парень в нем с малолетства учился защищать свое добро…

Важен взглянул на небо и прищурился. С чего это вдруг он стал вспоминать прошлое? И, словно отзываясь на безмолвный вопрос, ребятишки на реке тревожно загомонили. Старейшина бросил топор и спрыгнул с недоделанного конька крыши.

— Урмане! — влетая на двор, закричала растрепанная девчонка в мокрой рубашке. — Урмане идут!

— Ворота! — рявкнул Важен и бросился к своему двору.

Там уже вовсю голосили сестры и племянницы, а их мужья спешно хватали оружие и бежали к городьбе. Не утирая потного лица, Важен вытянул из-под лавки меч и кинулся к воротам. Из узкой щели было хорошо видно, как пришлая лодья ткнулась носом в береговую отмель и неподвижно застыла на ней. «А ведь похожа на ту, с берсерками…» — вспомнил старейшина и покрепче сдавил рукоять меча.

— Закрыться, дядька Важен? — дергая створы ворот, спросил его паренек Савелихи.

Важен потрепал испуганного мальчишку за вихры: ;

— Не спеши. Видишь, у них и змея на носу нет, и щиты глядят на нас белой стороной. Это значит — пришли с миром. Пожалуй, я выйду к ним. Негоже этак привечать гостей.

Он двинулся вперед. Прижимаясь друг к другу плечами, за ним следом выступили еще несколько мужиков. Урмане тоже не все сошли на берег. Только пятеро. Не доходя до печища, они остановились, словно желали показать, что не причинят жителям никакого зла.

— Гляди! — удивленно шепнул кто-то за спиной Бажена.

Старейшина усмехнулся. Он и сам видел, что предводителем урман была высокая, статная баба в воинской одежде, при оружии и с короткой рыжеватой косой. Только чему тут дивиться? Княгиня Ольга тоже не мужиком родилась, однако до сей поры люди помнили ее смелость и мудрость. Не всякому князю выпадала такая честь…

Не доходя до Бажена всего несколько шагов, рыжеволосая остановилась и вдруг, совсем неожиданно, поклонилась старейшине в пояс.