Игорь Алмазов - Навстречу звездам

Гранд‑Приор мрачно смотрел на Генерального секретаря.

‑ Знаешь... ‑ сказал он. ‑ Тебя всегда отличало одно чрезвычайно редкое качество. Ты обладаешь поистине невероятным бесстрашием. Меня оно просто завораживало. Честно признаюсь ‑ я не думал, что такое вообще возможно. Еще неизвестно, кто проявил большее мужество ‑ ты или Матросов с Космодемьянской. Все остальные боялись сделать даже одну сотую от того, что в свое время сделал ты.

‑ Настоящий коммунист смерти не боится, для него главное ‑ успешно выполнить свой долг. Помимо любви к трудовому народу, настоящий коммунист должен обладать бесстрашием, твердостью сердца и умением принимать жесткие решения... Да, я боялся только одного ‑ что после моей смерти от меня останется только "тире между двумя датами".

‑ После твоей смерти... Ты хоть представляешь, чем рисковал? Нам бы ничего не стоило такое с тобой сделать, что ты тысячу раз пожалел бы о содеянном.

‑ Не пожалел бы ‑ даю слово. Несмотря ни на что, не пожалел бы. Я знал, на что шел. Мне все равно терять было нечего. Я вас всех ненавижу! Ненавижу! Без моей любимой Родины ‑ Союза Советских Социалистических Республик ‑ мне бы жизни все равно не было.

‑ Ты поднял руку на такие силы... Мы могли бы тебя растоптать, как былинку ‑ мы же всех давили, кто вставал на нашем пути. Я устранял всех, кто угрожал нашей власти, я убивал всех, кто оскорблял меня лично. Я не терпел этого ‑ я стремился к полному подчинению людей моей воле. Я убрал генерала‑изменника Рохлина, готовившего заговор против нас. Боровик‑младший, такой же предатель еврейского народа, как и Рохлин, не понял, что я поставлен защищать именно их интересы, и в эфире назвал меня ничтожеством! Я его сразу же убил за это, я приказал подстроить ему авиакатастрофу! И тебе с самого начала дышала в затылок ужасная смерть ‑ ты даже не представляешь себе, насколько ужасная. Все были просто в ярости от твоей деятельности...

‑ Как говорится, "всех не перевешаешь"... Я был не один ‑ со мной были все честные люди как в нашей стране, так и во всем мире. А ваше могущество было беспредельным лишь при определенных социально‑экономических условиях. Вы всего лишь персонифицировали в себе определенные объективно обусловленные процессы в обществе. Рано или поздно должен был произойти переход на более высокий уровень. И тогда вы со всем вашим могуществом просто не справились бы с процессами иного рода. Вы бы не сумели удержать общество на эксплуататорском фундаменте. Вы бы не смогли далее удерживать статус "элиты", возвышающейся над "быдлом". Мы вас, паразитов, изжили бы в любом случае.

‑ А если бы мы тебя все‑таки устранили?

‑ "Если бы"?.. История не знает сослагательного наклонения. То, что случилось, было заложено всегда.

‑ А было бы интересно провести моделирование.

‑ Моделирование провести, конечно, можно. Если мне удалось сделать то, что я сделал, то это говорит всего лишь о том, что я персонифицировал в себе объективные тенденции и стремления многих людей, реально существовавшие и свойственные данному этапу общественного развития ‑ и вы это прекрасно поняли. Убить меня означало загнать противоречия вглубь и ожидать еще одного такого же, как я. Если уж однажды появился такой "реваншист", как я, значит, все это уже назрело. Конечно, вы могли бы попасть в плен эмоциям и "отвести душу" ‑ расправиться со мной лишь за "оскорбление" и "посягательство". Но от этого вы бы проиграли еще больше я предвидел это и позаботился об этом. За Рохлиным не стояло ровным счетом ничего. "Нет человека ‑ нет проблемы". За Боровиком ‑ тоже. Иван Орлов, которого вы забрали из тюрьмы, подвергли ритуальной масонской казни и потом сожгли в крематории, просто‑напросто пытался взорвать свою машину на Красной площади ‑ идея нехтирая. А вот если бы "скоропостижно скончался", "стал жертвой бандитов" или "бесследно исчез" я, то всем вокруг стало бы очевидно, что надо действовать именно так, как я указал ‑ а те, кто уклонялся бы от этого, отныне стали бы выглядеть в глазах окружающих жалкими трусами; и настоящим бесстрашным коммунистам ничего не стоило бы распознать, кто свой, а кто чужой. У нас было достаточно умных пассионариев, причем известных всей стране. Те же инженеры ‑ создатели песен Сопротивления и постоянные авторы коммунистических газет; молодые юристы, публицисты и философы... А "на подходе" было все больше и больше... Ничего бы не заглохло ‑ все бы только разгорелось!.. И Генеральным секретарем непременно стал бы кто‑нибудь из них. И он стал бы делать абсолютно то же самое, что и я. Неважно, кто стал бы им. Им мог бы стать каждый. Перечисление фамилий заняло бы не один час ‑ в стране было полно таких, поверьте мне на слово. Можно вообще не указывать фамилий! Генеральный секретарь Верховного Совета и Генералиссимус Советского Союза! И все! Самое главное, что не "Президент Российской Федерации"!

‑ Ты хотел остаться в живых?

‑ Самой заветной моей мечтой было восстановление СССР. Конечно, я хотел дожить до светлого дня Победы. Но для меня главным было не остаться в живых любой ценой, а причинить врагу максимальный урон ‑ в том числе и в случае моей гибели...

‑ Урон? А почему твоя смерть была бы для нас невыгодной?

‑ Во‑первых, я уже сказал, почему. А во‑вторых, вы бы расписались в том, что убиваете своих политических противников, настолько явно, что это стало бы очевидно всем. Не слишком ли много совпадений ‑ те, кто против мондиализма и вашего фашистского режима как сегмента глобальной "пирамиды", "скоропостижно умирают"; а те, кто верой и правдой служил и служит инфернальным силам, даже не стареют?!

‑ Даже если это и так ‑ ведь убил же Кучма журналиста Гонгадзе? Убил он мне сам признался в доверительной беседе! Этот его устный приказ даже на пленку записали ‑ а в случае с тобой я бы такой оплошности точно не допустил. Да, он убийца. Но ничего не случилось ‑ все поняли, что это было его неотъемлемое право, что это было вполне естественным решением для подобного случая. Того, кто оскорбляет господина и поднимает на него свою рабскую пяту, убивать не только можно, но и нужно ‑ чтобы другим неповадно было! И мы своей внезаконной сущности тоже никогда не скрывали, мы никогда не стеснялись убивать тех, кто против нас выступал... И почему ты вообще решил, что если бы ты умер, то все должны были бы подумать на власть? Мы действительно могли бы добиться твоей смерти, когда ты только‑только заявил о себе. Автокатастрофа, воспаление легких, сердечный приступ, нападение бандитов, пусть даже потом пойманных и осужденных; бесследное исчезновение... У меня, повторяю, огромный опыт в устранении тех, кто бросал мне вызов, кто оскорблял меня и угрожал моей власти! И тебя я, конечно, тоже мог бы устранить! Ты разделил бы участь своего любимого "Мира" ‑ я бы тебя в сортире замочил, как Рохлина и Боровика!.. Я бы парализовал всех коммуняк животным страхом! Один за другим, один за другим ‑ без обвинений, без суда! И концы в воду ‑ все выглядело бы вполне естественно!