Шорох Дланы (СИ) - Горбова Полина

Отдохнуть. Подремать. Неси меня домой…

Орел истошно кричит. Вращаясь и рассинхронно махая крыльями, падает. Рион приходит в себя. Воздух бьет в лицо, не позволяя открыть глаза. Птица пикирует на бархан. Рион катится вниз, глотая песок.

…Щеки и локти саднит. Руки в царапинах и кровоподтеках. Орел — мертв. Его убил дрон.

Ветер шуршит песчинками, взметает скоротечные вихри. Из красноватых облаков кто-то идет, трусит, бежит.

Девушка с черными волосами и розово-желтой кожей. Откуда она здесь?

Рион подбирается. Держится за отбитые ребра.

— Эй, парень, ты не ранен? Живой там? — спрашивает она.

— Ты кто?

— Меня зовут Мира. Я с планеты Земля.

Рион пырскает. Заходится смехом. И, наконец, давится в немой истерике… 

Дыбятся дюны.

Проходят часы.

Рион рассказывает. Мира слушает, не перебивая. Затем — ее черед. Их лица — тени, слова — ветер.

Ближе к рассвету остров словно подбрасывает. Верхний слой песка вскидывается и опадает, оставив в воздухе красноватую пыль. Небо озаряют всполохи.

— Получилось, — тихо произносит Рион, будто боясь спугнуть успех.

Факелы кораблей дугами устремляются в океан. Яркая вспышка, и черный корабль-носитель огнем прорывает атмосферу.

Рион на четвереньках карабкается на вершину бархана, стремясь увидеть конец войны в нежных утренних лучах.

Раскалываясь на части в полете, ребристый флагман погружается в океан, формируя огромную волну. Она неотвратимо катится к побережью.

Улыбка сходит с лица Риона.

— Стой, — с надломом шепчет он. — Стой!

Черная масса воды обрушивается на далекий полуостров, погребая Зорак.

— Има…

Небо полосуют черные градины кораблей эскадры, освещая смертью начало дня, как метеоры освещают ясную ночь. В одну из таких ночей на утесе у залива Памяти должны были встретиться двое…

Но ее больше нет.

Не в силах закричать, Рион стучит, стучит, стучит кулаками по песку, ничего не ощущая в руках. В один момент ничего не осталось. Все потеряно. Чем жил, к чему шел — лишь бесформенное черное пятно на горизонте. Уходящие в пучину, в небытие остатки жизни, смысла, цели. Рион — один.

Невыразимое теснится в груди и пробивается в пустоте:

— Я хотел спокойно жить, никого не трогая. Я хотел обычную скучную маленькую жизнь в глуши. Заниматься повседневными делами, находить радость в мелочах, в легких беседах, созерцать вечера. И чтобы каждый новый день был похож на предыдущий. Дразнить Лаена, шептаться с Имой, любить Иму. Возиться с радио, мечтать перед сном в теплой постели — это все. Маэцу, скажи, это так много? Почему у меня все забрали? Почему я должен терпеть эту боль? За что? За то, что хотел жить в уютном болоте на крохотной точке мироздания и не собирался становиться героем? В чем я виноват? В чем виновата Има?

В небе разгорается кострище.

— Я виноват! Да, я виноват! — разрывается Рион. — Маэцу, забери меня! Я ничтожество! Она не должна была погибнуть! Из-за меня! Это я во всём виноват! Я убежал из Зорака, бросил семью! Ради своей паршивой шкуры убил Лаена! Погубил Иму! Все погубил! Забери меня, Маэцу! Я не могу больше! Будь все проклято!!!

Цена победы — смерть.

Девушка со снежно-белыми волосами и тонкой голубоватой кожей стоит на утесе и смотрит, как вражеский корабль стыкуется с океаном. Мгновение, и ее сбивает с ног ударной волной. Воздух выбивает из легких. Кашляя, она медленно встает сначала на колени, затем во весь рост. Понимает, что смерть неотвратима, некуда бежать. В серебряных глазах нет страха, только смирение и готовность. Она умрет, увидев миг, когда мир вновь станет свободным.

Над головой Миры горящие небеса.

Рион выглядит потерянным и вытлевшим. Он неотрывно смотрит в одну точку — бушующий океан.

Давление тишины нарастает.

— Рион?

Отрешенный взгляд.

— Если ты из прошлого, — говорит он, как высекает из камня, — вернись и вытрави эту заразу.

— Я могу попытаться, но что тебе это даст?

— Если я забуду все, что произошло, то есть не произошло…

— Не в этом дело. Невозможно просто взять и стереть существующую реальность. Допустим, я вернусь назад и остановлю нас, но в твоей реальности волны вспять не повернутся. Вместо этого в архиве Вселенной появится новая папка типа «Рион-два», который будет жить счастливой жизнью. Ты уж прости за прямоту…

— Я понял, — печально произносит Рион. И вдруг вскидывает голову. — И все же! Если для текущей версии меня ничего не исправить, это не значит, что можно оставить все как есть!

— Что ты предлагаешь мне сделать? — злится Мира. — Я не господь бог!

— Во всяком случае, ты можешь больше, чем я! Я бы не просил, если б мог сам на что-то повлиять! Но и принять я не могу! Они — вы — у меня все забрали! Осталась лишь бессильная ярость, которую некуда приложить! — Он сжимает кулаки. С них ссыпается песок. — Нет…конечно, ты ничего мне не должна…

— Знаешь, ты доказал, что один мой знакомый был прав…

— М-м?

— Я ничего не обещаю, но сделаю все, что в моих силах. Прощай, Рион. Может быть, когда-нибудь свидимся.

— Там, где сходятся все пути.

Мира решительно прыгает в колодец кротовины, чтобы через несколько субъективных минут решительно войти в холл лунной станции.

— Где Даль?

Она жестко прижимает лаборантку к стене.

— Его нет на станции, — испуганно отвечает женщина.

— Где он?

— Я не знаю.

— Кто знает?

— Соловейчик, — заявляет она и, высвободившись, спешит убраться.

Мелкими шагами толстых ног Константин летит навстречу.

— Что вы здесь устраиваете? — возмущается он, шевеля усами. — Я напишу жалобу в вашу компанию!

— Я хочу видеть отца! Сейчас же!

Боевой настрой оставляет Соловейчика, он шелестит:

— Но это невозможно.

— Почему?

— Он ушел.

— Куда?

Константин поправляет очки.

— Так вы его дочь? А я все вспоминал ваше лицо. Пойдемте, он оставил записку.

В кабинете Мира замечает, что формулы на доске перечеркнуты белыми разводами, оставшимися от грязной тряпки. Будто стирали резкими размашистыми движениями. В углу лежит раздавленный голографик, который раньше проецировал кубы Хинтона.

Соловейчик протягивает свернутую вдвое бумагу.

«Если ты это читаешь, значит, я решился. Не ищи меня. Я подписал пожизненный контракт и улетел добывать руду на астрероиды — это мое наказание. Все, что я делал до этого — череда непростительных ошибок.

Мы с твоей матерью нашли тебя в парке на крыше башни Мэри. Очень быстро я понял, что ты не просто брошенный ребенок. Ты — особенная. В то время никто не знал о телепортаторах, не подозревал, что такое возможно — ведь вы нарушаете законы физики, биологии, химии. Я долго отказывался верить. Стал изучать тебя, ставить эксперименты — ты со смехом бросала мне мячик…через измерения. В итоге, я понял, ты — самый опасный объект во Вселенной, во стократ страшнее и опаснее черных дыр. Лучше б ты никогда не узнала о своих способностях.

Я скрывал открытие, хотел уберечь тебя, оградить от надвигающегося безумия. Но хотел, чтобы ты приобретала знания относительно того, с чем могла бы столкнуться — была вооруженной, понимаешь? Я боялся допустить, чтобы твоя жизнь стала нашей смертью.

Все пошло не так.

Меня втянули в работу над Кузнечиком. Я изначально знал, что мы собираемся делать и какие у этого последствия, но счел риск приемлемым. Я ошибся.

Я не должен был соглашаться.

Но понял это только сейчас.

Я мечтал стать тебе папой, а не отцом. Но не смог. Прости и помни, что для меня ты — самая яркая звезда на небе, Мира».

Мира комкает письмо.

— Мне нужна шайба! И весь костный мозг, который есть в наличии, — севшим голосом произносит она, настойчиво глядя в глаза Соловейчику.

— Вы не в себе?