Эндрю Оффут - Меч Скелоса

Конечно, стражники все еще ждали совсем рядом с высокими дверьми…

— Испа, — позвал Конан, не отрывая взгляда от хана, — опусти перекладину на двери.

Актер-хан только улыбнулся и откинулся назад, и Испарана опустила огромный, снабженный противовесом брус в скобы, прикрепленные к дверям по две с каждой стороны. Теперь слегка улыбнулся Конан, пытаясь представить себе лицо капитана и то, что будет твориться в его мозгу, когда он услышит, как его полностью отрезают от его хана.

Да, в эту самую минуту славный шемитский капитан должен быть как нельзя более обеспокоен! Вопрос был в том, почему улыбался Актер-хан. Знал ли он о том, что бурлило у Конана в уме?

— Итак, киммериец. Ты видел меч Зафры.

— Я видел его. Я смог ускользнуть от него и победить его. Я использовал его. Брат твоей прежней потаскухи только что вытолкнул его в коридор.

Пальцы хана сжались на подлокотниках трона Это инстинктивное движение не ускользнуло от взгляда Конана.

— Этот меч, — выдохнул Актер-хан. — Ты… Конан кивнул.

— Ах, так. — сказал Актер, — И Зафра…

— …направил его против меня. Я уклонился от него, и выскочил из комнаты, и закрыл за собой дверь, — сообщил Конан, отмечая без особого беспокойства, что здесь у него под рукой не было ничего похожего на светильник, который он использовал, чтобы отразить направляемую волшебством сталь.

— Пока я держал дверь, чтобы она не открылась, меч Зафры продолжал свое дело. Он выполнял то, что ему было приказано. Зафра сказал, что он должен был убить. Он и сделал это… в то время, когда был в комнате наедине с Зафрой.

Услышав о смерти своего подопечного, своего советника, своего высокоценимого молодого мага, которого он сделал Волшебником Замбулы, Актер-хан зажмурился и заскрипел зубами. В конце концов ему удалось овладеть собой, и он открыл глаза и рот. Его голос был очень мягким.

— Очень… ловко с твоей стороны. У Зафры не было способа защитить себя от своего собственного заклинания?

— Об этом я ничего не знаю, — пожимая плечами, ответил Конан. — После того как я выскочил из комнаты, там остался только один человек — и меч, которому был отдан приказ. Зафра сказал, что меч не остановится, пока не убьет. Он приказал: «Убей его». Зафра, а не я, стал «им». Актер-хан вздохнул.

— Мне будет не хватать его, хотя это был человек, которому я никогда не мог доверять. Полностью — никогда. Без Испараны — которой мне не следовало доверять, — я прекрасно могу обойтись.

— Попробуй пройти мимо меня, чтобы добраться до нее, Хан Замбулы.

— Да, это я, — многозначительно, нараспев протянул Актер. — Я — Хан Замбулы. Некто по имени Балад, и с ним кучка недовольных изменников противостоят мне, и им никогда не одержать победы. Ты там, в пустыне, подружился с шанкийскими варварами, и теперь они выступили против Замбулы. Я

— Хан Замбулы.

Конан внимательно следил за тем, чтобы его лицо оставалось бесстрастным. «Да, ты — хан, Актер, в этот час, в эту минуту. Ты еще не связал воедино Балада, меня и „атаку“ шанки, ты связал только шанки и меня. Продолжай тратить время на меня, Хан Замбулы, — продолжай оставаться глупцом».

Актер-хан улыбнулся.

— Да, я — Хан Замбулы. А ты… бедный варвар. Как мало ты знаешь. Это просто хорошо развитые мускулы и умение владеть мечом, ведь так?

— Это правда, гением меня не назовешь. Всего несколько дней назад я уставал и злился, когда вы, выросшие в городах шакалы, которые думают, что стены вокруг собранных в кучу домов создают нечто, именуемое ими «цивилизацией», — когда все вы называли меня варваром. Теперь я совершенно не зол; я горд. Называй меня варваром. Я убиваю в честном бою, но никогда — из-за угла. Ты, Хан Замбулы, убиваешь исподтишка. Как видишь, я учусь.

— Ты учишься, парень с холмов… чего бы там ни было. Но, Конан, ты узнал недостаточно — и недостаточно быстро. Без тебя я преспокойно обойдусь.

Конан только посмотрел на него свирепым взглядом. Он заставлял себя расслабиться и быть готовым ко всему. Он не смотрел на Испарану. Независимо от того, в какую сторону сделает движение Актер, он, Конан, прыгнет прямо к мечу на стене. Ему незачем было бояться этого меча; бояться нужно было хану, считает он так или нет.

— Зафра сказал тебе, Конан, что меч не разбирается ни в родах, ни в местоимениях и не останавливается до тех пор, пока не убьет, — после чего нужно только приказать ему снова? Для него и Испарана, и ты — это «его».

Киммериец дерзко пожал плечами.

— Что бы это все ни значило — какая от этого польза? Меч не прорвался бы сквозь эти двери, даже если бы Зафра был жив, чтобы отдать ему приказ. Но Зафра мертв.

Конан не видел причин говорить Актеру, что меч, вероятно, повиновался — повиновался и в тот раз, не заботясь о том, кем была его жертва, — только покойному колдуну. А между тем… почему Актер был так уверен в себе, почему казалось, что он торжествует?

«Что он планирует? Что знает он такое, чего не знаю я?»

Конан глянул на стену справа от себя. Он знал, что эта дверь вела в комнату Зафры. Возможно, капитан собирался… — нет. Конан был уверен, что хан и Хан-Хилайим не обменялись никаким сигналом; и у них не было оснований полагать, что он и Испарана, вырвавшись с боем из подземелья, направятся к этому залу, а не к ближайшему выходу. Тем не менее, киммериец подошел на шаг ближе. К Актер-хану. К мечу на стене.

Он попытался послать свои мысли на поиски. Он не мог внимательно осмотреть комнату, потому что не осмеливался отвести глаза от вероломной кровожадной мрази, оскверняющей трон, который она занимала. Что придавало Актеру такую уверенность в себе? Почему он улыбался? Почему он был в состоянии улыбаться? Он хотел остаться здесь наедине с Конаном и Испараной не для того, чтобы спросить об атаке шанки, как он сказал; он не боялся этой атаки и не подозревал, что это был обманный маневр, результат трехстороннего плана, составленного Конаном, Баладом и Хаджименом. Конан и Испарана были нужны ему здесь по другой причине. По какой? Почему он улыбался? Это была торжествующая улыбка. Почему-и как?

Конан не знал. «Актер прав», — думал киммериец. Он молод и знает недостаточно. Его ум недостаточно изворотлив, хотя он считал себя блестящим стратегом, составляя план, который должен был опрокинуть этого пьянствующего, вероломного правителя. Актер был прав. Оружием Конана были быстрота, и сила, и меч, а не мозг.

Ему оставалось только ждать — напряженно приказывая своему телу не напрягаться, — пока он узнает, какая хитрость может быть в запасе у Актер-хана. Что он прячет за спиной… может быть, в буквальном смысле? Кинжал? Неважно. Этот человек не сможет бросить его быстрее, чем может двигаться киммериец. К тому же практически невероятно, чтобы он умел метать кинжал так же, как Испарана; и он не был в достаточной степени мужчиной, чтобы попытаться вступить в бой с рослым и мускулистым юношей, которого он так бойко называл «варваром». Терпение Конана было далеко не безграничным, далеко не таким, каким оно станет в более зрелые годы, — если он переживет нынешний день.