Джеральд Старк - Крепость мрака

Под градом быстрых вопросов отпрыск аквилонской фамилии окончательно растерялся.

Митра Милосердный, угодили из огня да в полымя. Как поступить, что сказать? Назваться полным титулом, объяснить про магический портал и попросить помощи в возвращении домой?..

Внутренний голос подсказывал: упомяни он Аквилонию или Тарантию, местные обитатели глянут с недоумением и заявят: «Такие названия нам неведомы». Рассказу же про сумасбродного одноглазого магика и Проклятие Рабиров вовсе не поверят. Сочтут еще за демонов в человеческом обличье, да и прикончат всю компанию, чтобы не рисковать понапрасну…

— Ну? — поторопило существо, раздраженно постукивая кончиком своего причудливого оружия по камням. — Язык отсох или память отшибло?

— Меня зовут… — собрался с духом Конни, но договорить не сумел. С верхней галереи, где обосновались лучники, долетел переливчатый свист и тревожный вопль:

— Эй, Цурсог! Берегитесь!..

— Аргх?.. — озадаченно рявкнула тварь по прозванию Цурсог, стремительно оборачиваясь всем телом.

Металлический лязг за стеной достиг своего пика, что-то душераздирающе взвыло, и камень под ногами содрогнулся так, что принц едва удержался на ногах. Затем еще раз. И еще — и стало ясно, отчего дверги столь спешно покинули стену.

Над порушенным гребнем плавно и торжественно вознеслась продолговатая голова размером с небольшой баркас, сплетенная из металлических полос и сверкающая под ярким солнцем. Голова покачивалась на гибкой, длинной шее, под которой торчали по меньшей мере две пары стальных шипастых лап, намертво вцепившихся в камень, и угадывалось огромное тулово, лепившееся снаружи к стене. Подобно паре многогранных стрекозиных глаз, два выпуклых колпака из стальной сетки выпирали над чудовищной башкой, и внутри этих колпаков Конни с изумлением различил пару двергов, занятых какой-то лихорадочной возней.

Со смотровой площадки спорхнул рой стрел, не причинивших гигантской многоножке видимого вреда.

Башка мотнулась вправо-влево и распахнула «пасть» — с громким лязгом откинулась круглая крышка, выставив наружу, как язык, закопченную медную трубку с раструбом на конце. Где-то в брюхе чудища родился утробный клекот и перешел в оглушительный свист.

— Харр! Саламандра пришла! — проорал Цурсог. Схватив оторопевшего Коннахара, как котенка, поперек туловища, он швырнул принца за массивный постамент катапульты и сам прыгнул следом — как оказалось, вовремя, потому, как в следующий миг у основания башни разверзлось жерло вулкана.

Поток жидкого пламени под напором рванулся из пасти металлического чудища. Ревущий факел, ярко-оранжевый по краям и ослепительно-белый в раскаленной сердцевине, мгновенно затопил часть стены, размером десять на десять шагов, пеплом развеял трупы, оказавшиеся на его пути и обуглил до черноты те, что лежали поодаль; уперся в гранитные блоки башни, хлынул внутрь по лестницам, по которым мгновением раньше скрылись собратья Цурсога, почуяв недоброе… Изнутри башни послышались вопли сгорающих заживо — даже рев огненной стихии не мог заглушить их полностью. Коннахар, которого вдавливала в гранит мощная туша Цурсога, ощутил яростный жар на своем лице, почувствовал, как потрескивают и скручиваются волосы на голове и вдохнул отвратительный сладковатый запах горящей плоти. Балкон! Балкон, где укрывались его друзья — полыхающий вихрь бился как раз под ним, испепеляя все живое, расплавляя камень и заставляя железо течь, как воду…

— Лежать! — тяжеленная лапа пригвоздила безотчетно рванувшегося к башне аквилонского принца, впечатав его в изломанные плиты. Коннахар забарахтался, пытаясь вырваться и что-то невнятно выкрикивая. — Лежи, говорю! Если твоих приятелей успели согнать вниз, значит, им повезло… а ежели нет, то так тому и быть.

Осознав, что с Цурсогом ему не справиться, Конни затих. Клокочущая над его головой огненная буря внезапно иссякла, «саламандра» втянула смертоносный язык и грузно заворочала башкой, обозревая причиненные разрушения — в точности как поступило бы разумное существо. На самом деле осматривались, конечно, управляющие чудовищем карлики, выискивая уцелевших защитников цитадели.

Разгром на стене царил полнейший. Серый цоколь башни украсился угольно-черными разводами и огромной вмятиной с оплавленными краями. От балкона и большого арбалета на треноге не осталось даже следа, лишь несколько жалких головешек торчали из тела башни там, где прежде были толстые деревянные балки. Смотровая площадка уцелела, но вершину башни заволакивали клубы удушливого черного дыма, и было неясно, удалось стрелкам вовремя покинуть опасное место или же они погибли в огне.

— Проклятые пожиратели глины, — заорал Цурсог, в ярости ударяя по станине катапульты, — они превратили нашу победу в поражение! Огонь и железо, харр! Нечестная игра! Грязные ублюдки, вот они кто! Если саламандра развернет лестницы, бастион потерян!

— Какие лестницы? — пискнул Конни из-под руки защитника крепости.

— Те самые, которые эта железная дрянь таскает на спине! А мы даже не можем подойти к ней, харр! Пусть только они рискнут подняться на стену, я покажу им! Сгорю, но пару дюжин червяков прихвачу с собой, харр!

— Цурсог, а чем стреляла катапульта?..

— Что?!.. Аргх! Ты умный! Я поглупел от злости! Не вздумай вставать, саламандра спалит тебя! Кого я буду тогда благодарить?

Зверовидный воин метнулся и исчез за станиной камнемета прежде, чем копошащиеся в сетчатых колпаках дверги заметили его прыжок, и Конни услышал стук, словно его мохнатый спаситель откинул крышку большого ящика. Голова металлической многоножки покачивалась, бдительно наблюдая за опустевшей стеной. Страшная медная трубка в пасти чудовища тоненько посвистывала, над раструбом бился маленький язычок голубого огня.

Один из двергов, управлявших диковинной осадной машиной, повернул какой-то рычаг, и на широкой плоской спине «саламандры» развернулись веревочные лестницы.

Цурсог длинным прыжком вылетел из своего укрытия. В лапах он сжимал стеклянно блестящий шар размером с крупный арбуз, оплетенный тонкой серебряной сеткой и заполненный чем-то искрящимся, розовым — совершенно не тяжелый с виду, однако уродливая физиономия Цурсога перекосилась от напряжения. Голова «саламандры» дернулась в его сторону. Послышался знакомый зловещий свист.

Воитель оказался быстрее.

— На, подавись! — гаркнул он, поднял над головой шар и с натугой метнул прямо в раззявленную «пасть».

Раздался звук, похожий на кашель великана, и морду металлического монстра охватило холодное фиолетовое пламя. Дверги, сидевшие в своих укрытиях, беззвучно завопили. Один откинул колпак и полетел вниз с высоты в тридцать локтей, второй бился в судорогах. Стальные когти «саламандры», кроша камень, соскользнули с края стены, верхняя часть гибкого туловища запрокинулась далеко назад, раскачиваясь в воздухе, точь-в-точь повторяя агонию раздавленной сороконожки. Лиловый огонь брызнул из каждого металлического сустава, пробился между пластинами панциря — и жуткое боевое творение подгорных жителей осыпалось вниз, на головы атакующих, многих раздавив и еще больше спалив своим загадочным внутренним жаром. Столб дыма и пара взлетел едва не выше крепостной стены.