Кристина Стайл - Дань с жемчужных островов

— Эй! — крикнул Конан, делая шаг вперед. — Ни один волос не упадет с головы этой женщины, пока я жив!

— Тогда сдохни! — Пират бросился к варвару.

Словно две ослепительные молнии, сверкнули в солнечных лучах скрестившиеся клинки и тут же отскочили друг от друга. Противники закружили в безмолвном смертельном танце, выбирая миг для решительного выпада. Пират прыгнул, но его меч рассек пустоту: киммериец успел увернуться, полоснув острием клинка по открытому боку противника. На задубевшей под морскими солеными ветрами коже проступила яркая красная полоса. Пират выругался и снова ринулся в атаку.

Конан дрался, как разъяренная пантера. Его душили злость, ярость, ненависть ко всему миру и обида. Не будь его противник столь ловким и опытным бойцом, его душа давно бы уже шагала по Серым Равнинам. На плече и бедре киммерийца зияли глубокие раны, но и пират, так упорно сопротивлявшийся, потерял немало крови и, похоже, начинал сдаваться. Наконец варвару удалось, невероятным образом извернувшись, всадить меч по самую рукоять в приоткрывшуюся на миг грудь нападавшего.

Уперевшись ногой в еще теплого мертвеца, Конан выдернул клинок, обтер его о штаны поверженного и выпрямился.

— Кто еще жаждет моей смерти? — грозно спросил он, окидывая всех холодным взглядом.

— Зря ты так, — послышался чей-то голос. — Ни одна баба не стоит…

— Я сказал, — рыкнул киммериец, — ни один волос не упадет с головы этой женщины! Если кто-то жаждет крови, я с удовольствием пущу ее!

С отчаянными криками на него бросились сразу двое: Атран и Бакдул. Прижавшись спиной к скале, Конан отразил первый удар, но два свежих человека против одного изрядно уставшего — это серьезно, и варвар приготовился к нелегкому бою. Окинув быстрым взглядом поле битвы, он мгновенно оценил обстановку. Его противники наступали с двух сторон, но каждый собирался драться самостоятельно, даже не оглядываясь на товарища. Амарис, что-то сказав собакам, отошла в сторону и внимательно следила за исходом поединка. Не вмешивались пока и остальные пираты, видимо, решив дождаться, чем окончится бой. Такой расклад вполне устраивал варвара, ибо ему не раз приходилось противостоять гораздо большему числу врагов.

Зажав в правой руке меч, а в левой длинный кинжал, киммериец бросился в атаку, не давая Атрану и Бакдулу опомниться. Удар — и Бакдул перекинул клинок в левую руку, ибо правая, залитая кровью, перестала ему повиноваться. Однако пират прекрасно владел обеими руками, и в левой его меч не становился менее грозным. Атран сделал резкий выпад, но напоролся на ловко подставленный кинжал и вскрикнул, когда холодная сталь, прорвав одежду, нарисовала на его животе багровую полосу. Конан усмехнулся и снова ударил, на сей раз выбив меч из рук Бакдула. Серебристый клинок, прочертив в воздухе дугу, отлетел далеко в сторону, и пирату пришлось довольствоваться широким кривым ножом, который он тут же выхватил из-за пояса.

Драка затягивалась, и киммериец уже начал чувствовать, что устает, когда один из нападавших, сделав неверный шаг, получил смертельную рану и, рухнув у ног Конана, затих. Теперь варвар остался один на один с Атраном. Мечи сверкали, выбивая снопы искр, в воздухе висел непрерывный звон, но силы противников были равны, и ни один не уступал другому ни на йоту. Снова встретились клинки, но на сей раз вместо звона послышался громкий треск, и оба меча, обломившись у самых рукояток, полетели в разные стороны. Кинув на землю обломок, варвар покрепче сжал рукоять кинжала.

Расставив руки, слегка нагнувшись вперед, Конан и Атран закружились по истоптанному, залитому кровью песку. Каждый следил за действиями соперника, выжидая, когда тот сделает неверный шаг, но ни один не нападал первым. Вдруг туранец резко нагнулся, набрал горсть песка и швырнул его в лицо Конану. Резкая боль полоснула по глазам, и на мгновение киммериец ослеп. Глухая ярость ударила ему в голову и, издав боевой клич своей далекой родины, от которого цепенели даже самые лихие вояки, варвар кинулся на врага. В синих глазах полыхнуло обжигающее пламя, тонкие губы искривились в злобном, почти зверином оскале. В этот миг он походил на саму Смерть, принявшую ненадолго человеческий облик.

Атран ожидал совсем другой реакции и замер, увидев, что Конан не валяется на песке, вопя от боли, а движется на него. Эта заминка и погубила туранца. Не успел он даже поднять руку с кинжалом, как клинок варвара вонзился ему в шею. Киммериец резко дернул рукой вправо, и почти отделившаяся от туловища голова Атрана повисла за его плечами, как капюшон. Пошатываясь от усталости, Конан побрел к морю, зачерпнул полные пригоршни воды и опустил в них лицо, чтобы вымыть из глаз песок, причинявший нестерпимую боль.

Когда он вновь обрел способность нормально видеть, к нему тихо подошла Амарис.

Ты настоящий мужчина, киммериец. — В глазах женщины горел восторг. — Это было незабываемое зрелище.

— Где остальные? — хмуро поинтересовался Конан.

— Вон там, — усмехнулась Амарис и показала рукой на скалу, по которой, цепляясь изо всех сил, быстро карабкались оставшиеся пираты. — Они начали улепетывать, когда Атран напоролся на твой клинок.

— К Нергалу под хвост этих дурней! — злобно прорычал киммериец. — Какая муха их укусила? Как будто это я сожрал несчастный парусник вместе с их приятелями.

— Они ничего не имели против тебя, — виновато опустила глаза Амарис.

— Пока я жив, ни один мерзавец не посмеет обидеть женщину! — воскликнул варвар.

— Любую? — внимательно взглянула на него Амарис.

— Любую! — отрубил Конан.

Она тяжело вздохнула и перевела разговор на другую тему:

— Ты весь в крови. Позволь мне заняться твоими ранами.

Разорвав на широкие полосы рубашки убитых пиратов, Амарис сначала омыла, а потом забинтовала плечо и бок киммерийца, наиболее пострадавшие в недавней схватке. У нее были мягкие и умелые руки и, казалось, вместе с грязью и подсохшей кровью она смывает и боль. Хлопоча возле киммерийца, она все время что-то бормотала, не то уговаривая его потерпеть немного, не то молясь Светлым Богам, не то творя излечивающие заклинания. Так или иначе, но когда Амарис закрепила последнюю полосу материи, Конану неудержимо захотелось спать и он, опустив отяжелевшую голову на колени прекрасной целительницы, мгновенно провалился в глубокий сон.

Сны, посетившие его, были светлыми и радостными. Ему привиделась родная Киммерия, где он так давно уже не был, ее суровые горы, покрытые ослепительно белыми снегами, высокие леса и быстрые реки. Родители, молодые, крепкие, красивые, радостно улыбались своему повзрослевшему сыну, но не просили остаться, а благословляли избранный им путь, и только отец слегка досадовал на то, что прервалось на Конане его чудесное ремесло и не будет больше в их роду кузнецов.