Вадим Панов - Четвертый сын

— Гаруса — мать, — произнес мечник. — А у матерей нет национальности и рас.

— Кажется, теперь я понимаю, что именно заинтересовало Брюхо в этой истории, — пробормотал Охотник, отводя взгляд. — Мать, да?

— Я рожден женщиной, — продолжил Ингольф. — Пусть я проклят, но этого не забыл. Я был воином, но сражался только с воинами. Мои руки по локоть в крови, но это кровь равных. Это кровь воинов!

Не было больше проклятого мечника, бездушного и безразличного. Перед Охотником сидел рыцарь, заплативший огромную цену за нарушенное слово, но не забывший, что такое честь. Или наконец-то вспомнивший, что такое честь. Рыцарь, который больше всего на свете хотел исполнить главный долг воина: выйти на бой, чтобы защитить.

— Разреши мне поединок! Расмус не посмеет воспротивиться: ты держишь нити моего проклятия, ты в своем праве. Разреши!

— Ты хочешь победить?

— Я обязан победить.

— Орвар, — покачал головой Охотник, восхищаясь толстым уродом. — Хитрый обжора Орвар… он все предусмотрел, потребовал меч… А я все не мог понять, чего он на тебя так пялится… Теперь Грязнуля и Сапоги подумают…

— Что подумают? — не понял рыцарь.

— Не важно. — Охотник посмотрел Ингольфу в глаза. — Я ждал этого момента восемьсот лет, рыцарь. Я ждал, когда ты сам, не по принуждению, не по приказу, а по зову сердца, по велению души, по требованию совести захочешь выйти на поединок. По-настоящему захочешь. А потому не могу тебе отказать. Ты сразишься с Леннартом.

— Спасибо!

— Не спеши радоваться. — Охотник вновь стал спокойным и чуточку рассеянным. — Ты очарован Гарусой, но ты не разглядел главного: иногда, мой друг, победа и смерть шествуют рука об руку. Подумай об этом, проклятый рыцарь.

Бразар умер в тот самый миг, когда на горизонте появились заснеженные пики Мышиных гор. Когда Гаруса решила, что предсказание по каким-то причинам оказалось ложным и ее безумное предприятие может завершиться удачно. Когда она улыбнулась.

Именно в этот момент Бразар остановился, коротко выдохнул и медленно опустился на землю, аккуратно сложив в коленях ноги. Отдых у костра ночных тварей не прибавил скакуну сил, зато наполнил ложной уверенностью в себе. И холодным дыханием Отига. Покинув заброшенное кладбище, козел, несмотря на протесты Гарусы, помчал рысью, торопясь унести хозяйку от ночных тварей, а уж когда они вышли на знакомую дорогу, то и вовсе погнал без оглядки.

И не выдержал.

— Прости…

Нигири провела рукой по витым рогам, в которые когда-то вплетала магические нити, коснулась лба Бразара, отвернулась и, поудобнее перехватив меховой сверток, побрела к возвышающимся на горизонте горам. По колени проваливаясь в снег. Стискивая зубы. Чувствуя за спиной дыхание наемника.

Примерно через пятьдесят шагов Гаруса стала задыхаться, а одежда под шубой насквозь промокла — сказывалась незалеченная лихорадка. Голова кружилась, перед глазами плыли разноцветные круги, а пот, выступающий на лбу, на ветру мгновенно превращался в лед.

Она перестала видеть горы. Но знала, что они где-то впереди.

Она перестала чувствовать руки, которыми прижимала к себе меховой сверток. Но знала, что не выронила его.

Шептать не получалось — губы не слушались.

Могла лишь повторять мысленно: «Не зря… Это все не зря… Не зря…»

Тусклое солнце нехотя, словно по приговору суда, выползло на небо. Начались пустоши Рьякванда — граничащая с Мышиными горами холмистая область. Тропа змеилась меж склонов, огибая базальтовые глыбы, в обилии валяющиеся по всему Рьякванду, и за одной из них Леннарт обнаружил тарвагского козла. Черный зверь лежал на снегу, аккуратно сложив под себя ноги, так, словно устроился отдохнуть. Но бока не вздымались — мертв. Нигири осталась без скакуна.

Довольный Изгой привстал на стременах.

За этой глыбой холмы стирались, превращая Рьякванд в равнину, тянущуюся до самого горизонта, над которым возвышались пики Мышиных гор, и уходящая от павшего козла цепочка следов была видна как на ладони.

И даже…

Несмотря на тусклое солнце, снег все равно слепил глаза, и темную точку на белом полотне наемник разглядел не сразу.

Догнал!

Леннарт зловеще усмехнулся, чмокнул губами, приказывая коню двигаться дальше, но тот неожиданно уперся. Изгой опустил взгляд и вздрогнул: путь ему преграждал широкоплечий мужчина. Остроносый и рыжеволосый. Изгой никогда не видел этого лица, но узнал одежду и меч.

Перед ним стоял проклятый Ингольф.

«Так вот что потребовал нигири за остатки магии!»

Проклиная тварей, выманивших у него меч, наемник спрыгнул на землю, снял варежки и, оставшись в перчатках, взял в правую руку длинный нож, а в левую, расстегнув застежку, тяжелый плащ.

Ингольф ждал, благородно позволяя сопернику подготовиться к схватке. Стоял, не чувствуя холода, бесстрастно наблюдал за приготовлениями противника, и думал…

«Иногда победа и смерть шествуют рука об руку».

«Для меня смерть станет победой, избавлением. Но на этот бой я вышел не для себя…»

Наемник сделал шаг, и проклятый рыцарь совершил простенький выпад вперед. Легко читаемый и нарочито медлительный.

«Это тот самый бой, в котором мне позволено проиграть. Но, черт побери! Я ХОЧУ его выиграть!»

Спасти Гарусу!

Леннарт оказался сбоку от начавшегося разворачиваться воина и дважды быстро ткнул ножом, метя в печень. Тут же проворно отпрыгнул назад, избегая ответного удара. Который не последовал.

Ингольф увидел кровь на клинке противника, но боли не почувствовал.

Охотник по-прежнему за спиной.

«Хочет поиграть? Но зачем?»

Размышляя, рыцарь принялся выписывать перед наемником восьмерки, заставляя того отступать в снег.

«Что Охотник имел в виду, говоря о хитроумии Орвара? Брюхо не раскрыл приятелям, что именно купила у него нигири. Но потребовал в уплату меч. Меч! Хотя не собирался выводить на бой Ингольфа. Орвар…»

Простолюдин перешел в атаку и попытался набросить на голову рыцаря подбитый барсучьим мехом плащ. Ингольф легко уклонился от тяжеленной одежды, медленно пролетевшей на уровне его пояса, и продолжил размышления.

«Орвар обманул Расмуса! Углежог и Два Сапога подумали, что он продал Гарусе мою помощь. А на самом деле?»

Теперь наемник швырнул плащ под ноги рыцарю, задумавшийся Ингольф оступился, Леннарт тут же оказался рядом, левой блокировал меч рыцаря, зажатым в правой ножом ударил Ингольфа под мышку, затем под грудину, сбил с ног и навалился сверху.

«Меня убивает простолюдин! — На рыцаря накатило бешенство. Восемьсот лет он жаждал смерти, но умереть вот так, от руки мелкого наемника, от удара кабацкого ножа? — Лучше промучиться еще тысячу лет!»