Иван Белов - Ненависть

Трава стала пышней, путь пошел под уклон и скоро группа выбралась на каменистый берег быстрого ручья с кристально чистой водой. Стрелок настороженно огляделся и первым спустился в воду. Тихон, несмотря на размеры, бесшумно соскользнул вниз. Руди чуть замешкался и потерял равновесие, травяная кочка под ногой предательски поползла. На глинистой почве остался свеженький, отлично видимый отпечаток. Уродливый здоровяк, дожидающийся на берегу, погрозил кулаком. Штольке совсем сконфузился. Сейчас, наверное, будут бить.

Рукоприкладством никто заниматься не стал, Тихон наградил осуждающим взглядом. Идущий позади парень посмотрел на Руди как смотрит отец на нашкодившего мальчишку и тщательно присыпал след опавшей хвоей.

Параноики, — Руди залез в ручей, ледяная вода наполнила кроссовки и поднялась по щиколотку. — Подумаешь, наследил немного, кого они здесь боятся, волков? Так им насрать, наследил я или порхал по воздуху огромной, порядком воняющей феей. Вновь пахнуло бензином, ушлый азиат щедро залил место спуска вонючей водой.

Часовая прогулка по ручью оказалось сущей мукой, ноги заледенели, приходилось прыгать по скользким камням, балансируя как заправский эквилибрист, остовы мертвых деревьев то и дело перегораживали русло и тянули к людям, сухие, острые ветки.

Солнце скрылось за неровной стеной древесных исполинов и на лес опустились первые, робкие сумерки. Удлинились тени, на берегу зашуршали мыши, над головой вспорхнули маленькие, серые птички. Наступило то время когда дневные твари отправились в берлоги, а ночные хищники еще не успели выйти на большую охоту. Ощутимо похолодало. Интересно, долго терры собираются болтаться по лесу. Неужели вообще не устают? Сам Штольке вымотался как раб на галерах, пот градом, ноги подкашивались, а конца неожиданному путешествию не было видно.

Спустя еще полчаса адских мучений, Стрелок вывел группу из воды. Руди увидел как он ненадолго задержался в узкой ложбине и закрутил головой, втягивая воздух носом. Тихон чуть задержался на том же месте, обернулся, приложил заскорузлый палец к губам и многозначительно указал под ноги. У Руди по позвоночнику пробежал холодок, на участке влажной земли отпечатался след огромной лапищи, отдаленно напоминающий человеческий, только с когтями сантиметров по пять. А рядом внушительных размеров куча рыхлого дерьма, с остатками непереваренной травы, кореньев и зерен.

Тихон косолапо затоптался на месте, смешно растопырив руки и тихонечко зарычал. Медведь, — смекнул Руди и опасливо огляделся. Сейчас выскочит из зарослей и поотрывает все самое важное к чертовой матери, эти зверюги по весне голодные, сожрет и не поперхнется зараза. Напарник резко дернул веревку и двинулся дальше. А здоровяк-то немой, — понял Штольке. — Бывает ведь так, в одном человеке столько недугов, и урод и языка нет, зато вон как медведя показывал, прямо артист.

От медвежьего говна группа двинулась вдоль ручья, пробираясь в уже почти полной темноте. Стрелок с азиатом ушли вперед, и через некоторое время раздался отрывистый, птичий крик. Тихон потащил Рудольфа в заросли. Деревья расступились и они оказались на крохотной, уютной полянке, надежно укрытой от постороннего взгляда. Совсем рядом тихонечко журчал ручеек. Господи, неужели привал?

Подтверждая догадку, терры принялись сбрасывать груз и разминать конечности. Рудольф просто отцепился от рюкзака и рухнул на мох. Плечи ныли, ноги гудели, спину свело как у парализованного.

Тихон, едва слышно мыкнул привлекая внимание, сложил ладони, положил на них голову как на подушку и сладенько зевнул. Отвязал от себя веревку и приковал Руди к ближайшему дереву. Предосторожность явно излишняя, в таком состоянии можно разве что ползти. Руди застонал и с трудом взгромоздил ноги на поваленное бревно. Стало немного полегче.

Бандиты расположились чуть в стороне. Костра разводить не стали. Сели кружком и принялись за еду. Немой чавкал как поросенок. Рудольф сглотнул. Так устал, что не сразу понял насколько оголодал. Желудок свела нестерпимая резь. Интересно, покормят сволочи или придется шишки жрать, объедая местных белок и дятлов?

В темноте приблизился азиат, пахло от него странно, едва уловимым ароматом мяты и еловой смолы.

— Кушать ты, — он положил что-то на мох и бесшумно удалился к своим. Надо же, и этот по-немецки говорит.

Рудольф осторожно поднял сверток из грубой, серой бумаги и пластиковую бутылку. Внутри горбушка черного хлеба толщиной в ладонь и кусок копченого сала. Ага, сжалились, — Рудольф опасливо посмотрел на еду. — А если отравлено? Эти нелюди на все способны, яду подсыпят и будут ржать наблюдая как ты катаешься по земле, выблевывая кишки. Не буду есть, подачек от вас не надо! В следующее мгновение Руди жадно вгрызся в сало и хлеб, запивая это самое вкусное на Земле блюдо, холодной водой. Хлеб, кстати, черствый, но вполне мягкий, а значит терры в тайге не так и давно, логово где-то рядом. Мозг услужливо предоставил картинку темной, сырой пещеры, с костром, лежанками из шкур, вонью и коптящимся человеческим мясом. Рудольф поперхнулся и с опаской посмотрел на остатки сала. Да ну нет, не может этого быть, вон даже свиная шкурка в наличии, — и умял без остатка.

Терры принялись расстилать коврики и спальные мешки. Никаких плохо выделанных шкур, все словно с полок спортивных магазинов, не новое, но добротное и бережно сберегаемое.

Подошли Стрелок с азиатом, лиц в темноте не видно, только остро поблескивали глаза. На колени упало шерстяное одеяло.

— Спать будешь здесь, — Стрелок присел на корточки.

— Спасибо, — не совсем впопад отозвался Рудольф.

— Руку дай, левую.

Руди послушался, не подозревая подвоха.

Стрелок включил маленький, тусклый фонарик, крепко взял Рудольфа за руку и сказал:

— Сейчас будет больно, терпи. Давай Зульфат.

Руди не успел опомниться, как проклятый азиат вооружился карманным ножом и без предупреждения вонзил лезвие прямо в ладонь. Суки! Вот и начало пыток, развлекаются сволочи.

— Терпи мала — мала, — азиат принялся копаться в мясе, высунув от усердия кончик языка, — Ага, нашел!

Запустил в рану грязные пальцы и вытащил черный прямоугольник чипа. Ну вот и все, теперь ты никто.

— Выброси гадость, — поморщился Стрелок.

Зульфат раздробил чип рукоятью, смел крошки в траву и принялся вытирать кровь клочком мха. Охренеть медицина, закачаешься.

— У волка заболи, у сороки заболи, у тибя не боли, — азиат плюнул на рану, залепил листом и удалился явно очень довольный собой.

Дикость какая, — охнул про себя Руди. — Заговоры, колдовство, иная реальность.