Игорь Вардунас - S.W.A.L.K.E.R. Конец света отменяется! (сборник)

– Наташа, Наташа!.. А где психологическая поддержка пациента?

Три секунды тянулись целый час. В горле пересохло. Я попытался напиться, но очень удачно раздавил стакан с водой пальцами «Каркасса». Пришлось глотнуть из его системы. Тьфу.

– Мы перехватываем кодопередачи из Каира, Тегерана, Эр-Рияда, и во всех одно и то же. Войска уже на границах Эфиопии и Пакистана. Похоже, что Единый Халифат наконец разобрался, чего он хочет…

Вспомнился тру-транс, который в полусознании смотрел у зоны паспортного контроля Хитроу, спутниковое пропагандистское шоу прямо из тру-центра ЕХ. Томный араб с изысканной полоской усов мурлыкал на оксфордском английском, почему пришлось прекратить биологические исследования в Федеральный Европе, крутили самые неприятные и вдобавок хорошо обработанные съемки самых неудачных экземпляров и умело снятые кадры Ярлыков с самых невыгодных ракурсов. А потом этот красавец заявил, что создание нейроприсадок, забывающих Аллаха, было работой дьявола, два канадских туриста хихикали, а аэропортовский Ярлык остановил пылесос и широко улыбался, радуясь вместе с ними…

Я пожал плечами:

– Сомневаюсь, что все так уж плохо. Там же вечно какая-то суета…

– На сей раз хуже некуда. Делегация Халифата только что вернулась в Тегеран из Гааги. Европарламент при всем том количестве сторонников ЕХ отказался подписать Договор о гуманизации научных исследований.

– Неудивительно. Девять десятых европейской, и никто не знает, сколько мировой экономики базируется на Ярлыках и других формах кондиционированного труда. Так просто они не сдадутся.

– Разумеется. Но, по нашим данным, несколько часов назад триста смертников проникли на территорию Кельнского адаптоцентра и подорвали себя в помещениях охраны и в палатах со свежеадаптированными Ярлыками. Восемь сотен трупов. Одновременно вторая группа демонтировала и вывезла все оборудование.

– Зачем? – спрашиваю я. – Для ритуального уничтожения?

– Возможно, – сухо отвечает Наталья. – А возможно, для личного употребления. Несколько часов назад Совет Безопасности выпустил меморандум. Любой поясник, не вернувшийся в течение недели, скорее всего, останется на Земле на неопределенно долгий срок. Ни шаттлы, ни катера через активизированные сети ПВО не пробьются: с одной стороны будут перехватчики, а с другой – боевые спутники. А для тебя это особенная проблема.

– То есть? – Я уже просчитал, но вежливость требует признать заботу.

– Ты же один из создателей системы адаптационных подсадок. Знаешь их милый обычай публично забивать врагов веры камнями? Сейчас они официально ограничили вес камней, чтоб процедура случайно не кончилась слишком рано…

– Сомневаюсь, что до этого дойдет. Наташенька, спасибо, что позвонила. Буду держать связь.

– Будь осторожнее, турист. И выбирайся побыстрее.

Наталья отключилась, и «Каркасс-ОН» свернул экран.

Теперь надо было выбраться из скелета в постель. Жалко, что никто из коллег, ностальгирующих по Земле, не видел этой самоубийственной схватки со штанами, рубашкой и не вовремя сбившейся простыней. Нажать кнопки одежных замков и то оказалось целым состязанием по специальной программе. Тоска по парению и легкости Пояса Радуги была острее мук притяжения. Продышавшись, я отринул эту бесполезную ностальгию, зато включил стимулятор аспирации и наклеил пластырь с мелатонином. Задремывая, я чувствовал, что легкие у меня не больше, чем у лабораторной мыши.

Утром по стеклу мягко постукивал дождь. Теплая и неожиданно удобная постель помогала слегка наслаждаться всеми болями и даже потертостями – крепления «Каркасс-ОНа» намяли мне кожу и мышцы. Однако хватило сил поднять флакон и обработать самое неприятное, и от этого тоже стало чуть веселее. После недолгого скандала с Моим Худшим Я, Мой Лучший Я набрал по памяти короткий номер, вспоминая, как дребезжит старый-престарый телефон, который теперь, наверное, достанется ликующему антиквару. Попал я, разумеется, на Фаину. Она сухо ответила, что похороны в час дня, и тут же отключилась.

Завтракать пришлось в «Каркассе» и через его подсистемы. Настоящего завтрака мой желудок не выдержал бы, но пара капсул с лиофилизированной едой, уютно разрастающейся в желудке, и пара инъекций взбодрили меня настолько, что я решил пройтись вдоль пляжа. Надежда увидеть вживую те места, где я был счастлив, примиряла даже с «Каркассом» и тем, что настройка еще не закончилась.

Все это было зря. Старой пристани для яхт не осталось (часть была под водой, часть обрушилась), пляж был застроен почти целиком и по краям изгажен какой-то пузырчатой дрянью – брать пробу не хотелось. Город тонул в мутном тумане. Гавань из понтонов натянули между уцелевшими пирсами, а сами понтоны были из омерзительного желтого люминесцентного нанопластика. Липкий дождь полз по лицу и оболочке «Каркасса». Добро пожаловать на родину! Какого черта я сюда потащился… Дождь тоже кончился как-то сразу, словно закрутили кран. Понятно, климатизаторы еще работают.

Новая гавань полностью отменяла воспоминания о старой. Вместо пестрых рыбачьих шхун и катеров стоял всего один, но огромный туристский паром-дископлан. Такого же мерзкого желтого цвета, и почему-то с огромными жеманными губами, нарисованными по сторонам от форштевня. Интересно, что у него на ахтерштевне? Пассажиры высадились, готовые развлекаться, а Ярлыки из портовой прислуги несли за ними багаж.

Я ковылял по новому причалу, стараясь не обращать внимания на осыпающиеся дома и вонь из их подвалов и подъездов. Дети, азартно вопившие на незнакомых языках, скакали на игрушечных динозаврах и носорогах по выкрошившейся мостовой, где когда-то летели яркие сверкающие машины.

Ничего не осталось, кроме самой земли и моря, но земля была цвета старого пепла, а море – застоявшегося бульона.

На сосновых холмах не было сосен – на ветру мотались пальмы. Кажется, тоже адапты или просто пластиковые. Мощные красные и бронзовые стволы, выдерживавшие все шторма, умерли под кислотными дождями, и теперь горизонт перекрывало гигантское здание из лиловых зеркал, тянувшееся во все стороны сразу, подключенное к сети, позволявшей жителям этих квартир конструировать себе любую жизнь. Любую. И прежде всего чужую. Своя им опротивела еще до рождения.

Голодные века пожрали нас. И извергли. И вновь пожрали. Похоже, что извергнут снова. Что же мы тогда такое?

– Родон! Дядя Родион!..

Голос был Катин.

– В стопе сказали, что вы пошли этой дорогой…

У нее был велосипед, выращенный из пурпурной игуаны. Странно было думать, что и здесь крутились мои разработки, – боже, ведь это был мой докторский проект по энергообмену квазибелковых моделей третьего уровня…