Прутский поход (СИ) - Романов Герман Иванович

Стефан хохотнул, представляя в каком состоянии сейчас самодержец находится. Ему «греческий вопрос» решать предстоит, а на том поле слишком много игроков будет. И мысли оттого державные появились сразу же — теперь свой интерес блюсти нужно.

— Нет, все правильно — Дмитрий Молдовой и Валахией управляет, население практически однородное. Если будет необходимо, то ротацию проведем — он мне русинов отдаст, а я ему валахов скину. К тому же ему есть куда устремиться — в южной Трансильвании и Банате румын хватает, надо только выцарапать эти земли. А еще в союз венгров затащить — Ференц Ракоши не зря в Яссах квартирует, а жена его из Варшавы туда же отправилась. Та еще семейка, но не дернутся, пока сыновья в Вене в заложниках пребывают…

Стефан часто разговаривал сам с собой, бормотал негромко — так лучше мыслилось. Так что Кантемирам свое, а ему южных славян с их «заморочками» за глаза хватит, учитывая, что с севера нависает гетманщина, что под поляками сейчас находится, тот еще клубок «вечной смуты».

— Да еще Сечь на Дунае, будь она неладна — знал бы, что будет ныне, никогда бы казацкую вольницу туда не заселил. А теперь убирать их нужно подальше, весь вопрос в том — куда именно?!

Ответа на этот вопрос пока не имелось, однако он прекрасно понимал, что четыре тысячи вооруженных до зубов головорезов куда-то девать надобно, и срочно, иначе жди скорой смуты в собственных владениях. Казацкая вольница хороша, когда от твоих владений далеко находится. Это же вечные мятежники, и каждый мнит себя атаманом…

— Рад видеть у себя твое царское величество, — хохотнув, Петр Алексеевич прижал Стефана к груди. Они находились во флагманском салоне его детища «Гото Предистинации», и весьма символично, что «Божье Предвидение» сейчас стояло на якоре в Золотом Роге.

— И я тебя рад видеть, император, — совершенно серьезно произнес Стефан, и улыбнулся. Однако Петр Алексеевич титулование воспринял спокойно, видимо, приучил себя к нему. И правильно — если титул отобран у врага, то им необходимо воспользоваться. Но заговорил о другом, коснувшись сразу его царствования и дел церковных. Причем называть его стал не на германский манер — Штефан — как бывало раньше, а на местный, славянский, как у сербов и болгар принято.

— Вот что, Стефан — ты царствуй над всеми болгарами и сербами, над всеми — и притязания Вены на народы православные отринем. А не захочет цезарь добром поступиться, иначе действовать будем.

В голосе Петра Алексеевича дыхнуло явственной угрозой, он не шутил, какие тут могут быть шутки. Уж больно характер у царя стал скверный после смерти Екатерины, даже пить перестал вопреки обыкновению, и свой вечно «пьяный собор» распустил, и хорошо — а то кощунство какое-то, и местные народы этого понять не смогут.

— Население Буджака и Бессарабии твои полностью, раз вотчина исконная. И Добруджа тоже в твоей власти полной — никто не пикнет. А вот приданое моей племянницы в казну ныне отойдет — земли бывшей очаковской орды поселенцы украинские заселяют, а они мои подданные. Но ты в обиде от меня не будешь — царство уже получил по Дунаю, на правом берегу твое, а на левом брата Дмитрия, у тебя славяне, у него валахи и русины. Но церковь у тебя своя будет — Тырновский патриархат как триста лет упразднен, зато Печский существует, причем «всех сербов и болгар». Но последний патриарх Арсений к австрийцам под защиту сбежал, там и умер, а нового не выбрали. А посему Поместный Собор провести надобно, и все болгарские епархии, что раньше константинопольскому патриарху подчинялись, в него войдут! А митрополии валашскую и молдавскую под управление патриарха московского перейдут, а то вздумали язык славянский, что в церкви принят много столетий упразднять. Я им покажу, как своевольничать!

— Оно и правильно, а то еще азбуку заменят…

— Шкуру сдеру, и вывешу — нам с католиками не по пути! Сын Алешка пусть с греками тут справляется, а я посмотрю, как править ими будет — мутные они, и подлых много — фанариоты!

Петр словно выплюнул слово и выругался. Стефан мог только посочувствовать — те еще были иуды, коллаборационисты.

— Трапезунд на всем побережье от турок очистим, Крюйс десанты высадит, а на горах Понтийских перевалы займем, укрепим и войска подведем. Так две империи в одну сольются — и кто возразить против сего сможет?!

— Никто, Петер, признают как миленькие. И Карл в Вене ничего супротив не скажет — империя православная намного больше его. Да всей Европы больше — ведь до Тихого океана твои земли протянулись, государь. Пусть поначалу ты император ромеев и русских, а там слова и переставить можно, как случалось не раз. И тогда по титлу будешь императором Всероссийским и Ромейским — в полном своем праве!

— Алешка должен справиться, на него уповаю. А ты ему поможешь, и войска мои примешь под свое начало, как фельдмаршал. Деньги дам, скупиться не стану — ты их с толком потратишь. Мало будет — у Меньшикова миллион ефимков возьмешь — а то нахапал не по чину и роду. Крюйс тебе во всем подчиняться будет, и флот на Буге строить. Эскадры нужны добрые, а то сам знаешь, на что венецианцы посягают?!

— Везде владения свои устраивают, торговцы…

Договорить Стефан не успел, как в салон вошел побледневший князь Долгоруков, хрипло выдохнувший:

— Беда, государь — в граде чума!

Собор Святой Софии в Константинополе. Здесь приняла христианство княгиня Ольга, мать Святослава и жена князя Игоря Старого, того самого, к которому как нельзя лучше подходит поговорка про шерсть и стрижку…

— Теперь все, музыка отзвучала…

Стефан тяжело поднялся с кресла, мучила отдышка. Все же возраст давал о себе знать — семьдесят два, преклонный для данного времени, столько не живут. Пережил почти всех, с кем начинал почти сорок лет тому назад. Ведь сам попал в «прошлое» в далеком 1711 году, сейчас наступил уже 1750 год от Рождества Христова.

В памяти стали проявляться черты людей, с которыми был не только близок, связан крепкими узами. Император Петр Алексеевич умер в 1731 году, обманув собственную смерть на целых шесть лет. А может все благодаря новой жене, юной молдавской царевне Марии Кантемир, его последней любви — от судьбы ведь не уйдешь, и если суждено, то встреча неизбежна. Вдовствующая императрица сейчас проживает в Константинополе, городе своего детства, где ей все знакомо. В браке у нее родилось двое сыновей и дочь — вот только править им огромной страной не суждено.

Все дело в том, что на императорском престоле сейчас восседает Алексей Петрович, который тоже обманул судьбу, так как его в 1718 году должны были осудить на смерть и казнить по приказу отца. Но сейчас история пошла по иному пути — злосчастный Прутский поход 1711 года обернулся невероятным успехом — армия визиря Балтаджи Мехмед-паши была разгромлена на берегах реки, где молодой поручик Александр Васильевич Суворов уже никогда не одержит своей знаменитой победы. Ибо ни один неприятель туда просто-напросто не дойдет, далековато от границы.

Император Алексей I Петрович вполне бодр и энергичен, не так как его отец тороплив, вдумчив в своих действиях. А бразды правления у него примет первенец, ныне цесаревич, а потом император Петр II Алексеевич — уже взрослый правитель 35 лет от роду, полководец и фельдмаршал, правая рука отца. А еще есть второй сын — Михаил и дочь Наталья, и что интересно, все они старше своих же дядьев и тетки, поздних детей Петра Великого. Впрочем, это никого не удивляет и сомнению власть Алексея Петровича не подвергалась. Однако многие из отцовских деяний им были пересмотрены, и жаль, что тот же возведенный на болотах Санкт-Петербург никогда не будет блестящей столицей, «Северной Пальмирой». Забыли уже про его предназначение напрочь, обычный город, не очень большой — центр одного наместничества, только и всего. А Севастополя вообще нет, и никто уже про него и не вспомнит — начали было строить, да забросили тут же, даже года не минуло, так как Константинополем овладели.